— Так вы Касымхан?! — Глаза девушки округлились, она прикрыла ладошкой рот, испугавшись вылетевшего вдруг имени.

— Да. Я жив. И теперь мне очень нужна твоя помощь, Айжан.

Они вышли в тамбур, и Чадьяров объяснил девушке, что от нее требовалось. Ночью она должна находиться во втором по ходу поезда тамбуре третьего вагона, есть яблоко или смотреть в окно. Но с двадцати минут первого и до часу ночи постараться запомнить всех проходящих в начало поезда и вернувшихся обратно. Особенно иностранцев. После этого в половине второго они встретятся в переходе международного вагона.

— Я сделаю все что нужно, — дрожащим от волнения голосом сказала Айжан, затем добавила чуть слышно: — Я постараюсь.

Чадьяров взял ее за плечи, внимательно посмотрел в глаза:

— Это очень важно, Айжан. Очень...

Ночью Исида и Шнайдер встретились на переходе между вагонами.

— Двадцать девять минут первого, — сказал Исида.

— Идите. Я останусь между третьим и четвертым вагонами, вы пойдете дальше один...

Немец закурил. Сквозь стекло двери он видел тамбур третьего вагона. Там, накрывшись шинелью и положив голову на деревянный чемоданчик, спал человек. У окна стояла девушка и грызла яблоко.

Поезд раскачивался, громыхал на стыках. За окном было темно, и только изредка пролетали назад слабые точки фонарей.

Наконец появился Исида.

— Ну? — нетерпеливо спросил Шнайдер.

— Там никого нет. Пусто.

Спавший под шинелью человек поднял голову, сонными глазами посмотрел вокруг, пробормотал что-то недовольно и повернулся на другой бок. Девушка продолжала грызть яблоко и смотреть в окно.

— Который час? — спросил Шнайдер.

— Двенадцать пятьдесят, — ответил Исида.

Они постояли в нерешительности. Все происходившее было крайне странно и неприятно.

— Что будем делать? — спросил Исида.

Шнайдер не ответил, выбросил окурок. Он еще не понимал, что происходит, но инстинкт самосохранения предупреждал его об опасности.

А Чадьяров лег рано. Он лежал на своей полке и в который раз раскладывал в голове пасьянс из того, что ему было известно, но логику операции он пока нащупать не мог. Чадьяров верил Айжан, и волнение за нее и за ход придуманного им маневра не давало покоя.

После двенадцати он каждую минуту поглядывал на часы и с трудом дождался того времени, когда нужно было идти самому. В двадцать пять минут второго Чадьяров тихо спустился вниз, нашарил в темноте тапочки.

— Ты куда? — повернулась к нему Александра Тимофеевна.

— На репетицию, — огрызнулся он. — У нас тут хор организовался... мужской. Сейчас спевка...

Александра Тимофеевна, не желая больше слушать болтовню Фана, отвернулась.

Чадьяров вышел в коридор — тихо. В тамбуре следующего вагона его уже ждала Айжан.

— Были? — сразу спросил Чадьяров.

— Да. Двое, — волнуясь, сказала девушка. — Один — японец, высокий, другой — блондин такой, с бородой...

Чадьяров рассмеялся, схватил Айжан за плечи и расцеловал в обе щеки:

— Спасибо тебе, сестренка.

— Я могу вам еще помочь? — спросила девушка.

— Нет, все. Дальше я один. Ты и не знаешь, сколько сделала, как мне помогла... — Он пожал ей руку, еще раз поблагодарил: — Спасибо тебе. Будь счастлива.

21 мая 1927 года в Токио, в просторном кабинете генерала Койсо кроме самого хозяина сидели три полковника. Одним из них был Сугимори.

— Господа, мы собрались здесь по чрезвычайно важному делу. Завтрашний день может стать поворотным для страны! — так начал свою речь генерал Койсо. Он указал рукой в сторону Сугимори: — У полковника Сугимори есть достоверная информация о том, что завтра, двадцать второго мая, на территории Советского Союза будет убит направляющийся в Москву господин Сайто. Его убьет советский офицер, который выдает себя за китайского подданного. Он попытается бежать, но, я надеюсь, ему это не удастся... — Койсо посмотрел в сторону Сугимори.

— Можете не сомневаться, — подтвердил полковник, — бежать ему не удастся.

— Я надеюсь, посольство Японии обратится с нотой к комиссару иностранных дел, если у  н и х  не хватит смелости выступить от имени императора и объявить о разрыве дипломатических отношений с Советской Россией. Нашим миролюбивым политикам не останется ничего иного, кроме как принять сам факт. Но в стране это может вызвать беспорядки, особенно среди трусов, которые не хотят воевать за Японию. — Койсо замолчал, как бы недоумевая, что же делать в таком случае, огорченно вздохнул и продолжил: — Не исключено, что нам придется вмешаться и для поддержания порядка взять на себя всю полноту власти в стране. Надеюсь, мы сумеем распорядиться властью достойно... А теперь я полагаю нелишним, чтобы господин Сугимори посвятил нас в детали операции, которая должна произойти завтра.

Полковник Сугимори встал, поклонился генералу и разложил перед собой газеты, фотографии.

Операция заключалась в следующем. Господин Сайто направляется из Владивостока в Москву Транссибирским экспрессом. В Харбине его охранника подменяет некто Исида, сотрудник аппарата Сугимори. Рядом с купе дипломата из Японии едут с туристическими целями двое китайских подданных, муж и жена. Она — кадровый сотрудник японской разведки под кличкой Ракушка. Он только что завербован, ничего об операции не знает, ни в какие подробности не посвящен, кличка Официант.

Завтра, 22 мая, в 14 часов 20 минут, господин Сайто будет убит во время отдыха Ракушкой выстрелами через стену. За пять секунд она должна будет сделать как минимум три выстрела; пистолет у нее именной, подаренный командиру за доблесть, и командир этот — Официант.

Охранник дипломата, Исида, который будет стоять за минуту до начала операции в коридоре, услышав выстрелы, ворвется в купе и расстреляет Официанта.

На все остальное отпущено не более 15 секунд. Официанту вложат в руки как бы принадлежащее ему оружие, а в подкладке его костюма уже давно зашит документ, который изобличит его как агента Коминтерна. Биография этого человека подтвердит принадлежность его к советской разведке: он казах из Синьцзяна, некоторое время служил в Красной Армии, ныне китайский подданный.

Но операция начнется лишь после того, как журналист Карл Шнайдер, подданный Австрии, получит телеграмму о выходе его статьи из печати. Он же первый окажется на месте происшествия и проявит естественную для его профессии оперативность.

Таким образом, получится: Советы пытались организовать убийство видного японского деятеля китайским подданным, они хотели столкнуть великую Японию с Китаем, но благодаря бдительности Исиды — охранника господина Сайто — и оперативности Карла Шнайдера коварный замысел Москвы разоблачен...

Когда Сугимори закончил, генерал Койсо спросил:

— Как вы узнаете об успехе операции, Сугимори-сан?

— Если операция закончится благополучно, Шнайдер пошлет телеграмму на имя крупнейшего токийского издателя Кавамото с известием, что очередной материал готов. Эта телеграмма — сигнал для бума в прессе.

— Простите, Сугимори-сан, — подал голос один из полковников. — А вы не боитесь, что господин Кавамото вновь поступит с нами так же, как поступил однажды?

— Думаю, что нет. Я ему все объяснил. — Сугимори сделал паузу и добавил: — Как следует объяснил.

— Приказ Шнайдеру начать операцию означает, что мы готовы к последующим событиям. Я считаю, медлить нечего, — сказал генерал Койсо. Он поднялся, встали остальные. — Итак, — обратился Койсо к Сугимори, — можете давать телеграмму журналисту.

Сугимори почтительно склонил голову.

На следующий день, ранним утром 22 мая, экспресс подходил к маленькой станции; одинокая фигура дежурного маячила у края перрона.

Было тепло и пасмурно. Дежурный вглядывался в номера вагонов и, найдя седьмой, побежал рядом. Когда поезд остановился, он вошел в вагон и громко сказал:

— Господин Карл Шнайдер! Вам телеграмма!

Из седьмого купе высунулась взлохмаченная голова Шнайдера.

— Да-да! Спасибо! — сказал он торопливо, взял телеграмму и расписался.