l Заявление Ю.Лужкова в защиту С.Лисовского и других телепредпринимателей канала ОРТ связано с участием представителей столичных властей в этих структурах,— сообщает наш источник из мэрии Москвы. Вместе с тем атака Ю.Лужкова на ФСБ и другие силовые институты государства продолжает его политический дрейф в сторону Березовского, недавно также потребовавшего “усечения функций” ФСБ. Как считают аналитики СБД, на изменение линии мэра особо повлияли кампании вокруг “антисемитизма” и “чугунного Феликса”...

l По информации из Кремля, на банкете в честь пятой годовщины ельцинской конституции состоялась беседа Примакова с "архитектором перестройки" и главным "куратором" демсил А.Н.Яковлевым, где премьер пытался убедить собеседника смягчить давление на правительство "поскольку все делают одно дело", а дестабилизация “приведет к власти патриотов"...

АГЕНТУРНЫЕ ДОНЕСЕНИЯ СЛУЖБЫ БЕЗОПАСНОСТИ “ДЕНЬ”

Клининговая компания осуществит мытье окон любой сложности.

Еще Владимир Максимов в газете "Завтра" сказал: "При всем моем теперешнем скептическом отношении к Солженицыну.., единственное, что можно сейчас утверждать: приручить его властям не удастся...". Буквально то же самое предрек и я недавно на встрече с патриотическими идеологами, уверявшими, что юбилей Солженицына ельцинские власти раскрутят на полную катушку для борьбы с оппозицией. "Вот увидите, Александр Исаевич покажет свой норов, преподнесет Ельцину сюрприз, чтоб неповадно было...". Так и случилось. "От верховной власти, доведшей Россию до нынешнего гибельного состояния, я принять награду не могу, — сказал Солженицын на юбилейном вечере в театре на Таганке, объясняя свой отказ от ордена Андрея Первозванного, которым его пробовал наградить в день восьмидесятилетия ельцинский режим, — при нынешних обстоятельствах, когда люди голодают без зарплаты, я ордена принять не могу...". Это не только звонкая пощечина Ельцину, но и пример-предупреждение всем последующим кавалерам так не ко времени возвращенного Ельциным знаменитого русского ордена. Это и укор академику Дмитрию Лихачеву, и мастеру оружейных дел Михаилу Калашникову, так поспешно получившим высший орден России в то время, когда сама Россия движется к гибели. Это и повод для осмысления тем непримиримым патриотам, которые готовы отлучить от судеб России любого, хоть раз оступившегося русского политика, ученого, мыслителя, художника. Как бы не пробросаться?! Так и Пушкина можно в сатанинских забавах уличить, так и Толстого, великого путаника, можно и от Церкви, и от самой России отлучить. Не случайно многие говорят о поразительном сходстве Льва Толстого и Александра Солженицына и в великих свершениях, и в великих заблуждениях. Пусть не волнуются Игорь Золотусский и Юрий Кублановский, я не озабочен тем, чтобы впихнуть Солженицына в некую патриотическую обойму, пользуясь удобным поводом. Александр Исаевич сам выбрал позицию осознанного одиночества. Его творческий путь, путь письменного слова — от "Матренина двора" до глав о Парвусе и Богрове из "Красного колеса", от "Захар-калита" до "Россия в обвале" — путь русского писателя-почвенника, путь, близкий Василию Белову и Борису Можаеву, Владимиру Солоухину и Валентину Распутину. Его политический путь часто сближает его с крайними либералами и писателями космополитического круга. От Льва Копелева до Василия Аксенова. Очевидно, он мог бы стать объединителем двух разбегающихся галактик русской словесности, но и эту роль от себя Солженицын отринул. Как человек, в человеческой близости он — в одном окружении, как писатель, в своих авторских позициях — он становится совсем в другой ряд духовных соратников. Когда-то он проговаривался, что ближе всех ему по позициям Игорь Ростиславович Шафаревич. Позже это утверждение он никогда не оспаривал. Вот и своим мужественным отказом от ордена Андрея Первозванного он на этот раз оказался близок Юрию Бондареву, также отказавшемуся несколько лет назад от ордена из рук Ельцина в канун своего юбилея, близок генералу армии Валентину Варенникову, отказавшемуся от объявленной ельцинским режимом амнистии участникам августовских событий 1991 года. По крайней мере, вовлечь в свои разрушительные игры русский писатель, наделенный мощным инстинктом государственника и убежденный в необходимости русского созидательного национализма, никому не позволил. Пусть тешатся либералы своим личным знакомством, книги Солженицына им откровенно чужды. Нынешняя "верховная власть" им объявлена гибельной...

Подумалось, восьмидесятилетием Александра Исаевича Солженицына начинается эпилог ХХ столетия. Договариваются последние мысли, определяется финальная расстановка всех героев.

Конечно же, Александр Солженицын — русский писатель в самом классическом варианте. В том самом варианте, который отрицается всей либеральной прессой нынешнего времени. Он — герой литературоцентричной страны, литературоцентричной эпохи. Он — эпик, подобно Льву Толстому и Федору Достоевскому, Ивану Гончарову и Николаю Лескову, Максиму Горькому и Ивану Тургеневу, Алексею Толстому и Михаилу Шолохову, Леониду Леонову и Дмитрию Мережковскому... Русские писатели были разных взглядов, разного уровня дарования, но они никогда не выпадали из главной традиции русской литературы. По сути, и все лидеры самого ортодоксального соцреализма тоже не нарушали эту традицию — от Александра Фадеева до Георгия Маркова. Как зеркальное отражение, существовала и развивалась литература русской эмиграции, все в той же традиции. Менялся язык эпохи, менялись реалии, но русский традиционализм, русское морализаторство определяли творчество всех крупнейших писателей...

Он — ищет в литературе решения на все вопросы. Так создавал Федор Достоевский свой «Дневник писателя». Так возникала толстовская проповедь «Не могу молчать!» Так, казалось бы, самый аполитичный и бесчувственный Антон Чехов ехал на свой «Остров Сахалин». Так создавалась вся публицистика русской литературы по любую сторону баррикады. Василий Белов писал свой «Лад», Валентин Распутин боролся за Байкал, Александр Солженицын призывал «жить не по лжи»...

На Руси писатель всегда пророк, и пусть кто-то считает Солженицына запутавшимся пророком, кто-то отвергает его пророчества — само русло его творчества вполне совпадает с руслом могучей реки русской словесности.

Не скрываю, для меня загадкой является такое мощное неприятие явления Солженицына многими патриотическими лидерами, в том числе признанными русскими писателями. Я неоднократно сам спорил с теми или иными взглядами Солженицына, вот и на титульном листе последней книги «Россия в обвале» Александр Исаевич не случайно написал «Владимиру Григорьевичу Бондаренко (впрочем, предвидя и разногласия)». Такова участь критика, не стесняясь авторитетов, определять и силу писательского слова, и его слабости.

Но, скажем, подобно Петру Проскурину, отрицать само его слово, отрицать писательский дар — значит, откровенно кривить душой. Не случайно же из-за боязни солженицынского слова отменили его передачу по телевидению в преддверии ельцинских выборов 1996 года. Почему долгое время все прощали и готовы простить ныне Виктору Астафьеву? Почему на патриотических съездах поет свои песни Иосиф Кобзон? Почему не предъявляли никаких претензий брежневской придворной свите, подготовившей развал великой Державы? Почему долгое время ходил в героях Александр Руцкой, последовательно предававший все и вся? Почему так благоволили и благоволят к Владимиру Максимову и Александру Зиновьеву, не менее ожесточенным противникам советской власти, к тому же добровольно уехавшим в эмиграцию? И лишь к единственному высланному за рубеж насильно, критиковавшему того же Максимова за отсутствие русского патриотизма в «Континенте», спорившему с Сахаровым и достаточно жестко с русских державных позиций, осудившему беспощадно всю нашу «образованшину» и «наших плюралистов» никогда никаких снисхождений?