Эта мысль-мечта В. Одоевского получит своеобразное выражение в некоторых важных мотивах его незавершенного романа "Иордан Бруно и Петр Аретино...". Замысел этого романа относится еще к 1825 г. В. Одоевский работал над ним около 10 лет и так его и не закончил. Между тем мысль произведения, насколько об этом можно судить по сохранившимся рукописным отрывкам, обещала быть философски глубокой и значительной.

В центре романа должна была находиться личность итальянского ученого Джордано Бруно, философа и поэта, "мученика новой науки". Герой задуман как трагически одинокая, возвышенная, романтическая личность. В нем живет сильное гуманистическое начало, которое не находит ни в ком отклика. Его споры с богословами и учеными всегда во имя и во славу человека, против всякого рода посягательств на его жизнь и достоинство.

Бруно не могут понять ни папа, ни кардиналы, ни друг, ни жена. Он принужден быть всегда один со своей истиной. Сжигают его сочинения, угрожают сжечь его самого, но ничто не может заставить его отказаться от того, что он считает правдой. Бруно погибает как мученик идеи, поборник истины, как подлинный герой.

Но есть для В. Одоевского нечто не менее высокое, чем героизм, не менее значительное, чем верность идее. Это тоже истина, но не та, за которую погиб Бруно, а которая освещала всю его жизнь. В рукописях романа имеется сцена, которая, по-видимому, должна была стать ключевой и в композиционном, и в идейном отношении: "Дня через два после казни два старика с молодою женщиною собирали хладный пепел Бруно в плакали... "Что вы плачете над Еретиком?" сказал кто-то из проходящих. "Если бы ты знал его, ты бы не сказал это - он был истинно добрый человек - хороший муж ..."". {См.: Сакулин, ч. 2, с. 11.}

Традиционная романтическая антитеза выглядит в незавершенном романе В. Одоевского не только как "мудрец - непосвященные", "герой - толпа", но и как "добрый человек - и недобрый, враждебный ему мир".

Особое место в творчестве В. Одоевского занимают две его сатирические повести на современном материале - "Княжна Мими" и "Княжна Зизи". Написанные в 30-е годы (в 1834 я в 1839 гг.). повести эти в свое время пользовались широкой известностью. Высокую оценку им дал Белинский. "Княжну Мими" он назвал "одною из лучших русских повестей". {Белинский В. Г. Сочинения князя В. Ф. Одоевского. с. 313.}

Повести посвящены изображению светской жизни. В отличие от предшествующих произведений В. Одоевского на ту же тему - от аполога "Старики, или Остров Панхаи" или некоторых из "пестрых сказок", - повести лишены элементов фантастики и аллегории. Они богаты точными деталями - как психологическими, так и бытовыми. Может быть, по этой именно причине повести "Княжна Мими" и "Княжна Зизи" иногда называют "реалистическими".

Основываясь на особой писательской манере В. Одоевского в этих повестях, Е. Хин приходит к выводу, что "в творчестве Владимира Одоевского во второй половине 30-х годов наблюдается отход от романтических позиций" (Повести, с. 27). С этим трудно согласиться. Вопрос о романтизме или реализме литературного произведения отнюдь не простой, и его нельзя решать без учета всей системы воззрений писателя, вне контекста всего его литературного творчества. "Княжна Мими" и "Княжна Зизи" никак не выпадают из романтической системы В. Одоевского и, при всем их своеобразии, органически в нее укладываются. В этих повестях, в каждой по-своему, на современном материале освещается и раскрывается знакомая нам и соответствующая романтическому мироощущению В. Одоевского антитеза: добрый человек - и недобрый, враждебный ему мир. Что же касается беспощадно правдивого изображения жизни, которое характерно для этих произведений, то само по себе оно еще не является показателем реализма. Беспощадно правдивое, критическое отношение к действительности может быть органически присуще не только реалистическому, но и романтическому искусству. {См.: Обломиевский Д. Д. Французский романтизм. М., 1947, с. 5.}

На своем литературном пути В. Одоевский менял писательскую манеру, но он никогда не изменял своей романтической вере. Его сатирические повести из светской жизни стоят в одном литературном ряду с другими его литературными произведениями. Существует внутренняя преемственная связь не только между повестями 30-х годов и ранними беллетристическими и философскими опытами В. Одоевского, но и между этими повестями и романом "Русские ночи". В свое время недаром Белинский, сравнивая повесть "Княжна Мими" с новеллами "Бригадир", "Бал" и "Насмешка мертвеца", вошедшими в "Русские ночи", отмечал в них одинаковое "направление таланта автора". {См.: Белинский В. Г. Сочинения князя В. Ф. Одоевского, с. 312.}

* * *

Роман "Русские ночи" - самое значительное произведение В. Одоевского, вобравшее в себя многие его замыслы, синтезировавшее его воззрения на жизнь, выразившее в цельном и концентрированном виде его любимые философские идеи. Это итоговое произведение в точном смысле этого слова. Роман вышел в свет в 1844 г. В следующем, 1845 г. старый друг В. Одоевского Кюхельбекер писал ему: "В твоих Русских Ночах мыслей множество, много глубины, много отрадного и великого, много совершенно истинного и нового, и притом так резко и красноречиво высказанного... Словом, ты тут написал книгу, которую мы смело можем противопоставить самым дельным европейским". {Цит. по кн.: Сакулин, ч. 2, с. 440.}

"Русские ночи" состоят из частей, писавшихся в разное время преимущественно в течение 30-х годов. За исключением отрывка "Последнее самоубийство", все части еще прежде, чем они сложились в цельную композицию, стали романом, были известны читателям в качестве самостоятельных произведений. Так, вошедшая в состав "Русских ночей" новелла "Последний квартет Бетховена" была опубликована как самостоятельное произведение еще в 1831 г. в альманахе "Северные цветы". Тогда она заслужила одобрительную оценку Пушкина, которая по мысли отчасти близка более позднему высказыванию Кюхельбекера о романе в целом. 21 февраля 1831 г. A. И. Кошелев писал В. Одоевскому: "Пушкин весьма доволен твоим Квартетом Бетховена. Он говорит, что это не только лучшая из твоих печатных пьес (что бы немного значило), но что едва когда-либо читали на русском языке статью столь замечательную и по мыслям, и по слогу... Он находит, что ты в этой пьесе доказал истину весьма для России радостную; а именно, что возникают у нас писатели, которые обещают стать наряду с прочими европейцами, выражающими мысли нашего века". {Русская старина, 1904, январь-февраль-март, т. 117, с. 206.}