— Ты что же думаешь, убийцы такие дураки, что станут признаваться каждому встречному? — сказал следователь в конце концов. Но все же кое-какие меры принял. А именно — послал с девушкой опера-стажера на поиски бритоголового, который вроде бы учится в ПТУ рядом с домом Ларисы. Он и правда там учился. И опер его даже допросил. Парень, назвавшийся Максимом Игруновым, расхохотался сыщику в лицо и заявил.

— А вы слушайте ее больше. Она, как ее Леха копыта откинул, совсем с ума спрыгнула. Все время на людей кидается, орет: «Вот он, убийца». А заодно Максим как бы между прочим сообщил оперу, кто у него папа. Генерал Игрунов, командир Белокаменской мотострелковой дивизии, большой друг губернатора области и всего милицейского начальства. И хоть Максим вопреки воле отца не пошел в Суворовское училище, а стал учиться в «путяге», где обретались все его друзья, а в дальнейшем собирался вообще закосить армию, генерал все равно не оставил бы сына без покровительства. На следующий день Ларисе окончательно дали понять, что убийца ее жениха — во всяком случае, один из убийц — останется безнаказанным.

— Что, помогли тебе твои менты? — ехидно спросил Макс Игрунов, снова подкараулив ее у подъезда. Было это еще при свете дня, и во дворе находилось довольно много людей, так что бритоголовый ограничился тем, что схватил девушку за грудь и попытался поцеловать. Она укусила его за руку пониже плеча и убежала домой. Вслед ей несся крик.

— Ничего, я к тебе ночью приду! Жди! Ночью Лариса не спала. Она забаррикадировала двери и закрыла все окна, хотя жила на седьмом этаже. Она изнывала от зноя — май в этом году в Белокаменске был удивительно жарким — и одновременно дрожала от страха. несколько раз она порывалась то ли повеситься, то ли вскрыть вены. Но, представив, как ее найдут мертвую, окровавленную или задушенную, с вывалившимся языком — да еще не дай Бог, не сразу, а через несколько дней — она отказывалась от этой мысли и начинала придумывать такую смерть, которая не оставит никаких следов. Яд? Но труп найдут все равно. Ах если бы можно было сделать так, чтобы тело исчезла и никто никогда больше не вспомнил о ней — Ларисе Бабушкиной, которая не нужна никому, кроме Алексея, который ждет ее на том свете. Утром она вышла из дома босиком, надев самое старое платье, в котором ходила еще в детдоме. По дороге она бросила в почтовый ящик письмо с таким адресом: «Белокаменск, мотострелковая дивизия, генералу Игрунову». В письме говорилось: «Моего жениха Алексея Черкизова убил Максим Игрунов, у которого отец генерал. Он и меня грозится убить, если я не стану с ним жить. Милиция с ним заодно. Так я лучше сама умру, все равно я никому не нужна и жить мне не хочется. Хоронить меня не надо, все равно на могилку никто не придет. Лучше пусть меня вообще не найдут, и пускай рыбы съедят меня до костей, чем если люди станут смотреть на то, что останется. а если что останется, сожгите это в печке и выбросьте на помойку. А все, что есть у меня дома, отдайте бедным». На самом деле это письмо выглядело несколько иначе. Оно изобиловало орфографическими ошибками — всякими там «нехочется», «всеравно» и «вобще». Но смысл от этого не менялся. Сначала Лариса думала оставить записку на столе. Потом решила послать в милицию.

А когда дело дошло до адреса, девушка почему-то еще раз изменила решение и письмо отправилось к Игрунову. На почте не вполне обычный адрес никого не удивил. В городе — вернее, около него, — была только одна мотострелковая дивизия. А Лариса тем временем пешком шла через лесопарк к озеру. Там, не очень далеко от берега, лежал на дне затонувший катер. Его пару лет назад нашел Алексей, очень классный ныряльщик. А потом Леха в этом безлюдном месте, не слишком удобном в качестве пляжа, приучал подругу загорать и купаться голышом и нырять на большую глубину с открытыми глазами. А теперь он умер, и Лариса тоже решила умереть, похоронив себя внутри затонувшего катера. Надо только спуститься в машинное отделение и привязаться прочной капроновой веревкой к какой-нибудь железяке. Сверкающая гладь озера уже показалась между деревьями, когда за спиной Ларисы, совсем близко, раздался выстрел.

Парень в куртке с заклепками и закрытом мотоциклетном шлеме выстрелил раньше, чем Бес успел выхватить свой ствол. Бес не знал, что мотоциклист не должен был этого делать. Бес был только намечен для уничтожения, но еще не приговорен. В данный момент «Трибунал» вел его активную разработку, выясняя подробности его преступной деятельности. Впрочем, такие доказательства, которые нужны для обычного суда, «Трибуналу» не требовались. «Трибунальщики» хотели только проследить, с кем контактирует Бес и чем он сейчас занимается — это позволило бы лучше понять общий характер деятельности группировки Корня. Но когда на глазах боевиков «Трибунала» совершается серьезное преступление, лидеры разрешают этим боевикам принимать любые меры, вплоть до расстрела преступников на месте. Именно так мотоциклист и поступил. Хватило одного выстрела в грудь, чтобы Корень успокоился навсегда — не понадобился даже контрольный в голову. Отморозки в тридцати метрах от этого места сразу встрепенулись, бросили избивать Юрика Гарина и бросились почему-то в разные стороны. Один явно решил убежать, тогда как двое других безрассудно ринулись на звук стрельбы. Один из них размахивал «пушкой», переделанной из газового пистолета, но это ему не помогло. Этих двоих мотоциклист убил сразу, а за третьим погнался, стреляя на бегу, но так и не догнал, и пулей не задел. На место, где остались три трупа, он возвращаться не стал, а просто сунул пистолет в карман, бегом домчался до дороги, оседлал мотоцикл и уехал, по пути разговаривая с кем-то по рации. А Лариса, услышав выстрелы, остановилась, как вкопанная. Сзади за деревьями кого-то убивали. Когда убивали ее Алексея, никто не пришел ему на помощь. Все боялись. А ей бояться нечего. Ей уже все равно и смерть не страшна. Лучше погибнуть, защищая от смерти другого, чем самой наложить на себя руки. И Лариса ринулась, бросилась, метнулась, не разбирая дороги — на звук последнего выстрела, и могла бы пробежать мимо места, где лежали три покойника и один живой человек — но услышала стон этого живого и повернула. Гарин оказался не только жив, но даже в сознании. После первых ударов по физиономии он, правда, был оглушен, но потом его почему-то пинали ногами не по голове, а по корпусу, круша ребра. Возможно, отморозки из садистских побуждений откладывали действия, способные привести к быстрой смерти, на конец экзекуции. А тут им самим досталась быстрая смерть. Гарин же от боли в груди и в спине пришел в себя и, не без труда открыв глаза, увидел над собой девушку в стареньком платьице и с босыми ногами, обожженными крапивой.

— А ну-ка пойдем отсюда, — бормотала она. — Нечего нам тут делать. И удивительно — окровавленный, с разбитым носом, выбитыми зубами, явными признаками сотрясения мозга и сломанными ребрами, Гарин оказался способен идти.

Несмотря на беспробудное пьянство, он был крепок телом, а били его не так уж долго. Лариса решила отвести его к озеру — смыть кровь. Неясно было только, передумала она уже кончать жизнь самоубийством или нет. Во всяком случае, она обратила внимание на пистолет, выпавший из руки Беса, подобрала его и донесла до озера, где долго размышляла, вертя его в руках. Но в конце концов не сделала ничего непоправимого и просто выбросила оружие в воду. Она широко размахнулась, и тяжелый пистолет ушел по дуге далеко от берега.

— Ты кто? — хрипло спросил Гарин, когда холодная вода привела его из полумертвого состояния в полуживое.

— Я — Лариса, — ответила она. — А за что это они тебя?. Лариса сразу поняла, что Гарин — не убийца, а жертва. Ведь последние выстрелы раздавались далеко в стороне от того места, где она нашла Юрика. Да и весь вид Гарина ясно говорил о том, что он жертва, а вовсе не преступник. Однако ответить внятно на вопрос девушки Гарин не смог.

— Хрен его знает, — пробормотал он, с трудом шевеля разбитыми губами, и видно было, что каждое слово отдается болью во всем его теле. Он еще попытался наградить отморозков несколькими эпитетами на исконно русском языке, но из-за этой боли прервался на полуслове. Лариса не стала расспрашивать дальше. Только позже, когда вела его к себе домой, поинтересовалась.