С перевала Утомительного вода сбегала между кочками в виде бесчисленных струй. Мы следовали за ними в направлении к северо-западу. Это смущало меня. Ведь если ошибиться только на один или два градуса, можно попасть в бассейн реки Аделами, впадающей в Хуту.

Скоро наши опасения рассеялись: вода все больше и больше забирала к западу. Мы сначала спускались по ровному и пологому склону, потом мало-помалу стали обрисовываться края долины. Около полудня наш маленький отряд дошел до того места, где наша речка приняла с правой стороны еще такую же речку и круто повернула на юго-запад.

В истоках реки Тутто были ущелья, а с этой стороны — весьма пологий скат; там был снег и ранняя весна, а здесь — теплое лето. Этот переход от одного времени года к другому всем нам показался очень резким. Мох на земле и на деревьях, низкая температура и обилие влаги создавали полнейшую формацию лесной тундры. От соприкосновения с болотами влага воздуха конденсировалась и превращалась в туман. Было холодно и сыро... Часов в 10 утра туман начал клубиться, кое-где проглянуло синее небо, и живительные солнечные лучи озарили мокрую землю.

Первые насекомые, приветствовавшие нас после перехода через перевал, были комары. Потому ли, что мы здесь впервые встретились с ними в этом году, или потому, что маленькие крылатые кровопийцы были голодны, но только укусы их показались нам очень чувствительными. Пришлось прикрыть лица сетками и надеть на руки перчатки, а туземцы завязали головы платками, которые предусмотрительно захватили с собой из Советской Гавани.

После перевала вместо ели и пихты на сцену сразу выступила лиственница, которая вскоре сделалась господствующей породой. В долине подлеском ее явилась кустарниковая береза Миддендорфа с угловатыми ветками, красновато-бурой шелушащейся корой и мелкими листочками, а по склонам гор — багульник подбелый с ветвями, стелющимися по земле. Красивая темно-зеленая кожистая листва его сначала понравилась нам, но потом мы не раз вспоминали мхи елово-пихтового леса и часто проклинали оба этих кустарника. Они весьма затрудняли наше движение, в особенности когда приходилось идти косогорами. Нога скользит по веткам, которые лежат все в одном направлении и непременно сверху вниз по склону горы; люди часто падают и затрачивают много сил, чтобы пройти несколько десятков шагов. Чем круче такой склон, тем неувереннее шаг, тем больше шансов сорваться под обрыв и разбиться насмерть.

Километров через десять еще какой-то ручей подошел с севера. Теперь долина вполне определилась: ближайшие сопки имели остроконечные вершины, а за ними вдали виднелись высокие горы. Перед нами встал вопрос: куда мы попали? По мнению орочей, это была река Иоли, которую избегают все туземцы. Дурной славой пользуется она. Один человек пропал здесь без вести, другой заболел и по возвращении назад скоро умер, третий сошел с ума, у тунгусов пали олени, рыба дохнет сама в воде, в болотах водятся большие змеи и т. д. Даже копинские орочи, хорошо знавшие все притоки своей реки, на предложение начертить схематический план Иоли, как бы сговорившись, в один голос заявляли, что не бывали на ней и ничего сказать про нее не могут.

К полудню мы спустились далеко вниз. Туман, державшийся на перевале, превратился в большие кучевые облака, число и размеры которых постоянно увеличивались. Они двигались большими плотными массами и имели снежно-белые закругленные края. Сильно парило...

— Будет Агды, — говорили орочи, поглядывая на запад.

И действительно, оттуда надвигалась черная туча и слышались отдаленные удары грома. Кругом все замерло, ветер стих. В нагретом, наэлектризованном воздухе витало едва уловимое беспокойство и чувствовалось какое-то напряжение, которое вот-вот должно было разразиться сильной грозой.

Мы принялись спешно ставить палатки. Орочи побежали в лес за древесным корьем; оба моих спутника носили дрова, развязывали котомки и старались спрятать вещи от дождя.

В виде страшного лохматого чудовища летела туча над землей, протянув вперед свои лапы и стараясь как бы охватить весь небосклон. От рева его содрогалась земля, и из пасти вылетали длинные языки пламени. Вдруг на земле сразу сделалось сумрачно — чудовище поглотило солнце. Несколько крупных капель упало на землю, деревья сердито зашумели и все разом качнулись в одну сторону. Вслед за тем хлынул ливень вместе с градом. Молнии прорезывали темные тучи огненными стрелами, сильные удары грома сотрясали воздух, отчего дождь шел еще сильнее. Эхо вторило им в горах и широкими раскатами перекидывалось через все небо от одного облака к другому.

Мы забились в палатки и, прижавшись друг к другу, прислушивались к ветру, который налетал порывами и ломал деревья в лесу. Один раз молния ударила где-то по соседству с нашим биваком. Я почувствовал острую боль в ушах и до самого вечера не мог восстановить свой слух.

К вечеру гроза начала стихать, дождь превратился в изморось. Орочи развели большой огонь и сушили свои одежды, от которых клубами поднимался пар. Я взял ружье и пошел немного пройтись по берегу речки, которая здесь описывала дугу. Справа от нее стеной стоял хвойно-смешанный лес, а слева была большая песчаная отмель. После грозы воздух сделался удивительно прозрачен. Небо почти очистилось от туч, последние остатки которых уходили за перевал. Вечерняя заря погасла совсем. Величественная громада гор, отдаленные вспышки молнии, глухие удары грома и ночной мрак, надвинувшийся на землю, создавали мрачную картину, но полную величественной красоты. Случайно я поднял глаза и вверху в беспредельной высоте совершенно потемневшего неба увидел мелкие серебристые облака. Сначала они были едва заметны, но вскоре сделались явственно видимыми и как будто сами издавали свет настолько сильный, что местонахождение их можно было определить даже сквозь тучки, проходившие низко над землей. Такие серебристо-белые облака бывают видны только в чистом воздухе после дождя. Водяной пар не мог подняться в столь высокие слои атмосферы. Может быть, это была тонкая пыль или какой-нибудь другой газ, более легкий, чем воздух, газ, который долго светился и после полуночи медленно погас. Я повернул назад. Гроза ушла уже далеко, и грома не было слышно. Во всей природе водворилось спокойствие, и только зарницы напоминали о недавней буре.

За ночь мы все хорошо отдохнули и назавтра продолжали наш путь вниз по реке Иоли.

От затяжных дождей вода стояла в ней высокая, и это принуждало нас все время держаться левого края долины. Опять пришлось карабкаться через многочисленные непропуски.

Большими препятствиями для передвижений являлись грузы, которые мы несли на себе, и заросли багульника, вытеснившего другие кустарники.

После полудня случилось как-то, что мы разделились: Н. Е. Кабанов, А. И. Кардаков и три ороча пошли сопками, а я и Геонка спустились в долину. Здесь оказалось идти еще хуже, чем косогором. Кустарниковая береза Миддендорфа росла вперемежку со спиреей иволистной, имеющей листья, как у тальника, и с высокими травами.

Наибольшие трудности выпадают всегда на долю идущего впереди. Поэтому мы чередовались. Когда была моя очередь пробираться сквозь заросли, я случайно вышел на тропу, протоптанную медведями. Она шла как раз в том направлении, которое нам было нужно. Тропа скоро вывела нас на песчаную отмель, поросшую ивняками и заваленную колодником.

Как-то случилось так, что Геонка немного отстал, а я вышел вперед. Подойдя к бурелому, я сел, не снимая котомки В это время я увидел небольшого зверька длиной около 60 сантиметров, буро-желтого цвета, с пушистым хвостом и с небольшими стоячими ушами. Я тотчас узнал в нем колонка. Зверек сидел на земле около большой валежины, поджав под себя лапки, и что-то держал во рту. Он так был занят своим делом, что не замечал меня, и это дало мне возможность рассмотреть его как следует. Колонок что-то прижимал передними лапками, кого-то сердито кусал и шевелил своим хвостиком. В это время я сделал неосторожное движение и напугал его. Он издал звук, похожий на короткое хрипение, прыгнул на валежину, ловко пробежал по тонкому прутику и скрылся в траве. Тогда я встал со своего места и увидел около колодины довольно большую гадюку с характерным для нее пестрым ромбоидальным рисунком на спине. У змеи была перекушена шея. Она лежала с открытым ртом и медленно извивалась.