-Я та самая юродивая дева, которую ты видел потухшим светильником в городе Гамбурге... Явился здешний аптекарь Пфейфер и, вступив со мной в брак, увлек меня в Глупов...Здесь я познакомилась с мудрой Аксиньюшкой...
Я избавлю читателей от страниц о юродиво- мистических увлечениях и знати и смердов, чтобы осталось место для эпизодов реалистических. Развращение нравов дошло до того, что глуповцы посягнули проникнуть аж в тайну построения миров и рукоплескали учителю каллиграфии, который проповедывал с кафедры, что мир не мог быть сотворен за шесть дней.
ЗРИТЕЛЬНЫЙ РЯД. Это взрывало основы, на которых стоял Глупов. Пока Грустилов колебался, обыватели все решили за него. Они ворвались на квартиру учителя каллиграфии Линкина, произвели в ней обыск и нашли в ней книгу "Средства для истребления блох, клопов и других насекомых..." С торжеством вытолкали они Линкина на улицу и повели его на градоначальнический двор... Линкин начал объяснять, что эта книга не заключает в себе ничего против религии, ничего против властей...
-Плохо ты, верно, читал! - дерзко кричали они градоначальнику и подняли такой гвадт, что Грустилов испугался и рассудил, что благоразумие повелевает уступить требованиям общественного мнения...
Едва градоначальник разинул рот... как толпа загудела:
- Что ты с ним балы-то точишь! Он в бога не верит!
Тогда Грустлов в ужасе разорвал на себе вицмундир.
-Точно ли ты в бога не веришь? - подскочил он к Линкину и по важности обвинения, не выждав ответа, слегка ударил его. В виде задатка, по щеке...
- Никогда я о сем не объявлял,- уклонился Линкин от прямого ответа.
- Свидетели есть! Свидетели! - гремела толпа.
Если прежде у Грустилова были кой-какие сомнения насчет предстоящего ему образа действий, то с этой минуты они исчезли... Он приказал отвести Линкина в часть. Вечером того же дня он назначил главного"свидетеля" дурака Парамошу инспектором глуповских училищ, а другому юродивому Яшеньке предоставил кафедру философии, которую нарочно для него создал в уездном училище...
В одну из ночей кавалеры и дамы собрались на "духовный вечер". Среди них был и "штаб-офицер", который зорко следил за всем, что на подобных сборищах происходило.. и потому только он один знал, отчего за стеной вдруг начался шум.
У выхода стоял Угрюм-Бурчеев, и вперял в толпу цепеняющий взор.
Но что это был за взор!.. О, господи, что это был за взор! Он был ужасен.
Но сам сознавал это лишь в слабой степени и с какой-то суровой скромностью как бы оговаривался: " Идет некто за мною, который будет еще ужаснее меня..."
Сам летописец, вообще довольно благосклонный к градоначальникам, не может скрыть смутного чувства страха, приступая к описанию Угрюм-Бурчеева ...
В городском архиве до сих пор сохранился портрет Угрюм-Бурчеева. Это мужчина среднего роста с каким-то деревянным лицом, видно, никогда не освещавшимся улыбкой. Густо остриженные под гребенку волосы покрывают конический череп и плотно, как ермолка,обрамляют узкий и покатый лоб. Губы тонкие, опушенные подстриженною щетиной усов. Одет он в военного покроя сюртук, застегнутый на все пуговицы, и держит в правой руке сочиненный Бородавкиным " Устав о неуклонном сечении".
Портрет этот производит впечатление очень тяжелое. Перед глазами зрителя восстает чистейштй тип идиота, принявшего какое-то мрачное решение и давшего себе клятву привести его в исполнение...
Еще до прибытия в Глупов он уже составил в своей голове целый систематический бред, в котором до последней мелочи было урегулировано будущее города и его жителей.
Присутственные места в его городе да называются штабами... Школ нет, и грамотности не полагается; наука чисел преподается на пальцах. Нет ни прошедшего, ни будущего, а потому летоисчисление отменяется... Праздники от будней отличаются только усиленным упражнением в маршировке. Город Глупов переименовывается в НЕПРЕКЛОНСК. Во главе - комендант. Возле него-шпион.
Управившись с Грустиловым и разогнав безумное скопище, Угрюм-Бурчеев немедленно приступил к осуществлению своего бреда. Обошел весь город. Наткнувшись на какую-нибудь неправильность...на кривизну улиц он выходил из оцепенения и молча делал жест вперед, как бы проектируя прямую линию.
И вдруг... Излучистая полоса полоса жидкой стали сверкнула ему в глаза, сверкнула и не только не исчезла, но даже не замерла под его взглядом..
- Кто тут?- спросил он в ужасе.
Но река продолжала свой говор, и в этом говоре слышалось что-то искушающее, почти зловешее.
- Зачем?- спросил он, указывая глазами на реку.
Квартальные не поняли. -Река-с... навоз-с, - лепетали они.
-Зачем?- повторил он испуганно и вдруг, как бы боясь углубиться в дальнейшие распросы, круто повернул налево кругом и пошел назад.
Судорожным шагом возвращался он домой и бормотал себе под нос:
- Уйму я ее, уйму!
Дома через минуту он уже решил дело по существу. Два одинаково великих подвига предстояло ему: разрушить город и устранить реку...
И тут я, автор сценария о Щедрине- нашем современнике, почувствовал, что мне не хочется продолжать повествование об Идиоте, прозорливо описанном великим русским писателем. Вырисовывать его образ во всей красе сейчас и здесь, на русском сайте, ни к чему. Причины, надеюсь, очевидны: то, что Угрюм-Бурчеев хотел "унять реку", слыхали не только образованные люди, но даже те, кто книги Салтыкова-Щедрина никогда и в руках не держали. Но самое главное не это.
ГОЛОС ЗА КАДРОМ.: - Главное- это то, что мы с вами, господа, сознавая это или нет, жили в эпоху Угрюм-Бурчеева, под его самодержавной властью, о которой и мечтать не могли никакие султаны и короли.
( НА ЭКРАНЕ в то же время: вышки ГУЛАГа и другие документальные кадры ...)
- ...О будущих революционных потрясениях Щедрин высказался лаконично. Образом КУЧЕРА . Мчит кучер в желанном простому человеку направлении. Хлещет всех оказавшихся на пути хлыстом, дико оря: "УПАДИ! Мчит в противоположном направлении, врезает кого-никого хлыстом и орет: "УПАДИ!
Наш Угрюм-Бурчеев с кавказским акцентом то же пытался остановить реку навозом и рухлядью; в ученой литературе они назывались "социализмом в одной отдельно взятой стране". Унимая реку, он уложил в мать-сыру землю - пулей, бесхлебьем и непосильным трудом - половину. жителей подвластной ему страны.
Угрюм- Бурчеев - по кличке "деревенский дурачек" или "кукурузник", справедливо уличил предшественника в кровавом злодействе и разрушил ГУЛАГ. Затем он явно хотел володеть и княжить, как лучше... По его взволнованному приказу, ему тут же доставили "Требование будапештского рабочего Совета". Он скользнул безучастным взглядом по требованиям венграми свободы совести , печати, собраний, откинул их, как несущественные. Блажь! Подсказка Вашингтона! Задержал взгляд на пункте четвертом. Квартиры!
- Сколько квадратных метров жилья приходится на человека в восставшем Будапеште? - спросил он свою службу? Ему ответили - девять!
- А в Москве?
- Два с половиной! - честно ответила служба
Господи, как он испугался! И начал панически-скоростную стройку "хрущеб..." Чтоб унять нетерпеливых, заодно обвесил все стены российских городов транспарантами "Все дороги ведут к коммунизму"...
Но недовольство граждан почему-то не убывало, и тогда - деревенские дурачки - народец хи-итрый- чтобы пресечь опасные слухи о том, что Россия под началом дурачка увязла в бездорожье, распорядился поставить на всех перекрестках фанерные щиты с тщательно прорисованной ленинской кепкой. Кепка подтверждала: "Правильной дорогой идете, товарищи!"
Но иные даже в этом сомневались, и тогда он отдал приказ расстреливать и своих, и чужих. Так же, как затем и следующий , "тихий" Угрюм-Бурчеев, закидавший навозом "пражскую весну" и заливший кровью Афганистан.. Но "деревенский дурак" был куда амбициознее "тихого" и потому стал предельно опасным. Расстрел венгерской революции и своих новочеркасских рабочих он считал недостаточным для высокого предназначения вождя мирового коммунистического движения.