Медленно поднялся занавес, зазвучала музыка, и Дилан потеряла всякую связь с окружающим миром. Остались лишь она, Майкл и этот волшебный круг света, вырывающий их тела из мрака. Они гармонично двигались, извивались, как змеи, сплетались друг с другом в эротическом экстазе и вновь разбегались по сцене, исполняя головокружительные па. Потрясенные зрители вскрикивали от восторга. Но Дилан их не слышала.

Лишь когда их вызвали на поклон и они утонули в грохоте аплодисментов, Дилан начала наконец выходить из транса, в который постоянно ввергали ее «Любовные экзерсисы».

Майкл взял ее за руку, и она, дрожа, задыхаясь, обливаясь потом, впервые посмотрела в зал, чтобы с поклоном принять овации.

Обычно она никого не выделяла из публики. Но в этот вечер ее взгляд, блуждая по лицам, вдруг споткнулся о темные глаза, в которых читалось истинное потрясение.

Он сидел в первом ряду, подавшись к сцене, и пристально глядел на нее. Бледное лицо резко выделялось на фоне темного зала. Князь Тьмы, подумала она, дрожа мелкой дрожью, как всегда после танца. Прежде она с ним не встречалась, но теперь инстинктивно почувствовала, что знала его всегда, всю жизнь видела во сне.

Майклу передался ее озноб, и он быстро, искоса глянул на нее. Потом повернулся, поднес ее руку к губам и, приблизившись, шепнул:

– Что с тобой?

– Так, почудилось, – соврала она, и сама поразилась такому ответу.

Они с Майклом знали друг о друге все, Дилан не привыкла от него таиться. Но сейчас она не смогла бы ему ничего объяснить, поскольку сама не понимала, что с ней.

Поклонники, как обычно, засыпали их цветами. Солисты с благодарностью принимали букеты, посылая воздушные поцелуи публике. Это был заведенный ритуал, часть представления, и Дилан выполняла его так же старательно, как фигуры танца.

Но сегодня все было иначе. Она, как ни старалась, не могла оторваться от тех глаз.

Что же это, думала Дилан, пока они с Майклом убегали со сцены, взмахивая руками, точно крыльями, под бурный рокот аплодисментов…

– Ты потрясающе танцевала, – заверил ее репетитор.

– Спасибо, – рассеянно улыбнулась она.

– Блестяще! – восхитился директор труппы. – С каждым разом все лучше и лучше!

Пройдя через толпу, они добрались до тихого темного коридора и затворились каждый в своей гримерной.

В квадратной белой комнатке с ее фамилией на двери Дилан села перед зеркалом и уставилась на бледный неземной лик. Грим для нового балета был разработан великолепным художником, который долго обучал Дилан накладывать его перед спектаклем.

Сквозь белую маску проступила испарина, ярко накрашенные губы дрожали, а синие глаза под густо подведенными бровями казались черными из-за расширенных зрачков.

– Ты часом не заболела? – раздался из дверного проема голос Майкла.

Ей всегда хотелось помолчать после спектакля. Вот и теперь она только покачала головой и выдавила улыбку.

– Точно?

Она кивнула.

– Тогда встретимся через двадцать минут.

Майкл придирчиво оглядел партнершу. Он привык опекать ее во всем, как ребенка, но сегодня решил не допытываться и вышел.

Она закрыла глаза и просто сидела, отдыхая. Как хорошо остаться одной! Все-таки тяжело танцевать в луче света, когда на тебя смотрят сотни глаз, даже теперь, после стольких лет. Конечно, она любила танец и реакцию публики, но все еще ужасно боялась сделать ошибку, споткнуться, сбиться с ноги. После такого напряжения она всегда долго и с усилием выходила из транса.

Она начала медленно снимать грим. Кожа под ним раскраснелась и горела, пришлось протереть ее очищающим тоником. Дилан никогда не пользовалась услугами гримеров и костюмеров. Ее нынешний костюм представлял собой простое трико телесного цвета. Из зала казалось, что она танцует обнаженной – так задумал Майкл.

Дилан аккуратно, словно змея кожу, стянула с себя трико и бросила его в плетеную корзину. С утра костюмерша выстирает и высушит его в машине, чтобы вечером ей надеть чистое.

Влезать в тугое трико было не так-то просто, поэтому Дилан всегда посыпала его изнутри тальком. Раздевшись наконец, она прошла в ванную и встала под прохладный, расслабляющий душ. Спустя минут пятнадцать через силу вышла из-под него, растерлась полотенцем и надела белое чистое белье.

Новый балет отнимал все силы, изматывал и духовно, и физически. Каждый вечер Дилан чувствовала себя, как выжатый лимон. А теперь еще знобило, словно при гриппе. И откуда оно взялось, это неуютное ощущение? Все из-за тех глаз, подумала она и снова представила их: какие-то дикие, беспокойные, блестящие, как у волка. Глаза хищного зверя перед прыжком.

«А ну, хватит мелодрамы!» – одернула себя Дилан и, хмыкнув по поводу буйства собственной фантазии, вернулась в гримерную. Ну, очередной поклонник, что такого? Майкл именно этого и добивался: чтобы публика завороженно глядела на сцену.

Майкл – блестящий балетмейстер, а «Любовные экзерсисы», по общему признанию, его лучшая постановка. Дилан должна благодарить судьбу за то, что познакомилась с ним еще в балетной школе и стала его постоянной партнершей. Для публики они теперь единое целое. Их уже не воспринимают по отдельности, а только вместе – Адамс и Каросси. Но она – просто солистка, притом без особых амбиций, а Майкл мечтает о лаврах первого в мире балетмейстера. Он хочет танцевать только собственные творения.

А танцы его невероятно сложны в исполнении. Каждый день часов по восемь разминайся, потом репетируй, чтобы тело к вечеру стало гибким и упругим, как струна. Хлеб у танцовщиков вообще тяжелый, так хоть был бы репертуар чуть-чуть попроще.

Дверь в коридор осталась не заперта. В театре есть неписаное правило: если дверь закрыта, надо сперва постучать, подождать разрешения, а уж потом входить. Поэтому ей и в голову не пришло запереться.

Услышав, что кто-то открывает дверь, она крикнула: «Я не одета!» – и, глянув в зеркало, почувствовала, как сердце уходит в пятки.

Он стоял в дверях. Глаза, как два лазерных луча, скользили по ее стройному полуобнаженному телу.

У Дилан перехватило дыхание, но она умудрилась взять себя в руки и довольно твердо произнести: