- Вчера в Базеле, - сказала она, - на очередном заседании проходящей здесь Всемирной конференции психологов с докладом выступил известный советский ученый, доктор психологических наук, действительный член Академии наук СССР Александр Николаевич Быков...

Лицо Бодровой исчезло с экрана, а вместо него появились кадры телерепортажа, да такие, что Андреево зрительное восприятие подавило все остальные виды его психической деятельности: во внушительных размеров зале бесновалась толпа. Потом показали счастливо-растерянное лицо профессора Быкова. Его несли на руках. Камера съехала вбок, затем вверх. Под потолок взлетали подбрасываемые головные уборы, трости, зонты. Пролетел академик, которого качали.

Нонна Бодрова тем временем перечисляла почетные титулы и звания, которыми вчера же, сходу был награжден Быков. Затем кадры кинохроники иссякли, лицо Бодровой вновь овладело экраном, и в Андрееве сознание опять прорвался ее звучный голос:

- Как сообщает агентство Франс Пресс, сегодня известный швейцарский психолог Жан Бурже обратился к автору нашумевшего бестселлера "Дни и мошки", лауреату Гонкуровской премии 1975 года, писателю Полю Вуалю с предложением о литературной обработке его фундаментального труда "Эпистемологические аспекты исследования реципрокных функций". Поль Вуалю, по сообщению того же агентства, обещал дать ответ в конце недели, после консультации со своим литературным агентом. Сумма предложенного гонорара неизвестна.

И Бодрова перешла к очередным сообщениям, а в это время раздался телефонный звонок.

Андрей снял трубку, некоторое время молча слушал, потом недоуменно повернулся к Вале, зажав микрофон ладонью:

- Тут какой-то псих, - сказал он, - доктор биологических наук Буревич... Предлагает триста рублей за обработку его монографии. Послать его на фиг?

- Дай сюда! - стремительно кинулась к нему Валя и отняла трубку - Алло, сказала она, - доктор Буревич? С вами говорит литературный агент Андрея Петровича Званцева. Изложите ваше дело... Андрей Петрович сейчас очень занят... К тому же предлагаемые вами условия несерьезны. Пятьсот? Хорошо, позвоните на той неделе, в четверг, после четырех. Посмотрим, что можно будет сделать... Всего хорошего.

Началось стремительное слияние литературы и науки. У Андрея появились последователи, но работы хватало всем.

Вслед за психологией и биологией процесс литературизации научных публикаций проник и в другие науки, сперва гуманитарные, а затем и в технические.

Тиражи специальных научных изданий головокружительно росли, еще более головокружительно падали тиражи журналов литературных - писатели уходили в науку.

Немалое число диссертаций "резалось" за "недостаточно литературно-художественное мироощущение". Диссертанты хватались за голову и бежали записываться в очередь к Званцеву либо к его коллегам, в зависимости от литературных пристрастий ученых советов своих научных учреждений.

Издательство "Русский язык" в порядке эксперимента приступило к выпуску многотомного французско-русского словаря на двадцать тысяч слов в виде эпического романа под названием "Сага о глаголах".

Из естественных наук первой пала химия.

Одержимый белой завистью к литературе и верой в с в о й вид искусства, живописец Платон Коврижкин нанес первый удар, выставив в зале на Кузнецком мосту тетраптих "Гомологические ряды при щелочно-кислых реакциях". И прорвало!

Поповская борода Платона Коврижкина замелькала со страниц периодических изданий и экранов кинохроники. Автору монографии, кандидату химических наук В. Гулейко досрочно была присуждена докторская степень. Отвечая на вопросы иностранных корреспондентов, Платон Коврижкин заявил "А ваши, абстракционисты, даже курсовую не смогут".

Корреспонденты одобрительно усмехались.

Химические НИИ для годового отчета вскладчину абонировали Центральный выставочный зал (бывший Манеж), а когда выяснилось, что площадей его стендов совершенно недостает, то и Пушкинский музей вместе с Третьяковкой.

Ленинградские химики подбирались к Эрмитажу.

Очередь физики подошла, когда знаменитый итальянский кинорежиссер Доменико Пьямбини снял многометражную ленту "Жизнь нейтрино". Роль нейтрино исполняла Моника Витти, роль пи-мезона - Джан-Мария Волонте.

Переворот в физике и кинопромышленности был столь же полным, сколь и стремительным. Несколько голливудских продюсеров, не сумевших разобраться в Единой теории поля, покончили с собой.

"Ученые записки" Физического отделения АН СССР объединились с журналом "Советский экран". Литературно-художественные журналы срочно последовали этому примеру, объединившись с прочими "Записками" и "Вестниками".

Разгоралась дискуссия: "Роль Пьямбини в научно-техническом прогрессе". Желая внести в вопрос ясность, Пьямбини выпустил одноактную пьесу "Что такое неореализм?"

Пьеса аншлагом прошла по сценам крупнейших театров мира.

Наконец не устояла и "королева наук" - математика.

Молодой композитор Сергей Ланской, имевший, кроме консерваторского, еще и мехматовский диплом, выступил в зале имени Чайковского с симфонией "Новое введение в теорию функций комплексного переменного".

Не обошлось без происшествия. Во время исполнения первой части

сидевший в третьем ряду партера профессор математики Холмов не выдержал и воскликнул

- Неверно! Данное уравнение вовсе не следует из предыдущего!

Но Сергей Ланской остался невозмутим. Он еще энергичнее взмахнул дирижерской палочкой, грянули литавры, и профессор Холмов, подавленно пробормотав: "Действительно, верно... Ах, я, старый дурак! ", полез за валидолом.

В Литературном институте сперва было открыто отделение научной беллетристики, затем институт преобразовали в "Институт научной литературы имени Горького-Лобачевского" За Литературным потянулись и остальные вузы.

На скамейках бульваров студентки млели над томиками стихов "Гистология клетки".

Сменный инженер ТЭЦ No 3 Кочетков Николай Сидорович, работавший над рацпредложением по улучшению режима работы турбины, третий месяц не мог получить в библиотеке необходимый ему "Справочник по металловедению". Написанный бойкими братьями-детективами, "Справочник" шел нарасхват. На библиотечных полках пылились одни неходовые "Три мушкетера" да Сименон.

Отчаявшись, Николай Сидорович пытался выудить необходимые сведения из своей памяти, но в голове вертелись только звонкие куски оратории "Сопротивление материалов".

Меломан Федя Плюшкин, возвращаясь из Большого театра, где они с женой смотрели балет по астрофизике "Вспышка Сверхновой", говорил:

- Ты обратила внимание, Лялечка, какое у Павловой было восхитительное туше в момент жесткого гамма-излучения?

Валентина и Андрей Званцевы ехали в своем автомобиле провести уик-энд на Селигере. Ориентируясь по записанному на портативный японский магнитофон "Атласу автомобильных дорог", Андрей уверенно вел машину и одновременно пересказывал жене содержание найденной утром в почтовом ящике юмористической "Памятки о пользовании газовой колонкой".

Валя рассеянно слушала, любуясь пейзажами. Когда Андрей дошел до слов "И взрывом в воздух, как Христос, ты будешь вознесен", машина вдруг заскрежетала и резко остановилась.

- Что там еще? - недовольно спросила Валя. Она чуть не стукнулась носом в щиток.

- Черт его знает! - ответил Андрей, вытирая с рассеченной губы кровь, и полез из машины.

Поверхностный осмотр ничего не дал. Экспедиция под дно также мало прибавила к пониманию причин аварии.

- Будем куковать, - сказал Андрей, отряхивая брюки, но тут, на счастье, показался самосвал, и после недолгих переговоров водитель его согласился отбуксировать пострадавших к неподалеку расположенной станции техобслуживания.

Андрею пришлось стучать и звать, пока наконец не открылось в стене окошечко и в нем не возник человек в промасленной кепке.

- Что привело тебя сюда, достойный муж, и вас, прекраснейшая дама? осведомился он.