Чувствуя, что еще немного – и его начнет мутить от омерзения, Эйден почел за благо перевести разговор на другую тему. Вынашивать ребенка! Это отвратительно. Так же, как и уотсоновское «дети мои».

– Эйден, тебе когда-нибудь, возможно, тоже захочется иметь ребенка. Ты...

– Не продолжай, не надо. Единственное, что бы я хотел, – так это внести свой вклад в генный пул.

– Забудь об этом.

– Пери, как ты можешь спокойно рассуждать о вынашивании? Ты что, и в самом деле рассчитываешь завести ребенка?

– Это несложно, – проговорила она загадочным тоном. – Это куда проще, чем тебе кажется, Эйден.

– Ты и в самом деле изменилась. Пери. Когда ты была в сиб-группе, тебе и в голову не могли бы прийти подобные мысли.

– По здесь не сиб-группа, Эйден.

– Да, здесь не сиб-группа.

– Я слышу горечь в твоем голосе. Меня это удивляет.

– Почему?

– В сиб-группе ты делал все, чтоб никто не догадался о твоих эмоциях. Разве что с Мартой, возможно, позволял себе расслабиться. Со мной тогда ты был, как со всеми, очень сдержан.

– Ты сама говорила, мы больше не в сиб-группе.

Тогда Эйден здорово разозлился и даже подумывал было бросить все и уйти со станции. По вскоре злость прошла. Ему было хорошо с Пери.

Теперь, когда он стоял, заключив ее в свои объятия, он ощущал смутное чувство вины, но не понимал, чем оно вызвано.

Последующие несколько дней можно было бы назвать безмятежными, если бы не странное чувство безнадежности, охватившее их обоих. Особенно Пери. Она, как могла, пыталась заглушить его, но все же оно прорывалось наружу. Каждый раз, когда они занимались сексом. Пери вела себя так, будто их вот-вот оторвут друг от друга. Ей не пришлось долго ждать. Когда над лесом раздался рев тяжелого армейского флайера, они сразу поняли, что это значит, и в последний раз прильнули друг к другу.

"Как сообщила мне Сокольничий Джоанна, Эйден поначалу был весьма несговорчив, – писал командир Сокольничих Тер Рошах.– В своем рапорте она указала, что вынуждена была поднять на Токасе настоящую шумиху, чтобы выйти на Эйдена.

Отчиталась она передо мной с глазу на глаз, чтобы не оставлять ненужных бумаг. Все ее прежние донесения я уничтожил, едва узнал, что Эйден в ее руках.

Помимо ее донесений, мной была получена жалоба от представителя касты ученых, который именует себя Уотсоном (наверное, одно из их ублюдочных лабораторных имен). Этот Уотсон обижался на обращение с ним Сокольничего Джоанны, нанесшей ему тяжкие увечья, и требовал ее наказания. Естественно, жалобу постигнет участь всех подобных кляуз представителей низших каст – она будет проигнорирована. Уотсон, если у него есть голова на плечах, должен это понимать, ученым не следует проявлять чрезмерную щепетильность. Им стоило бы побыть один день в шкуре воина, чтобы понять почем фунт лиха.

Могу представить себе, что там происходило. Джоанна метелила этого Уотсона до тех пор, пока он не признался, что укрывает у себя Эйдена.

Уотсон является руководителем нашей Пери. Жаль, что не довелось видеть ее физиономию, когда в лабораторию, где она работала, как танк ворвался – кто бы вы думали? – ее недавний офицер-инструктор. Собственной, так сказать, персоной.

По словам Джоанны, Пери заявила ей в лицо, что Эйдена здесь больше нет. Мне доводилось слышать, что у сибов иногда могут восстанавливаться прежние связи. Похоже, мы имели дело именно с таким случаем. А вот я, например, как-то не припомню, чтобы мне хотелось вновь увидеться с кем-нибудь из моей группы.

Но Пери – это что! Вот на Эйдена бы посмотреть, когда он помчался в сторону леса, а там на опушке его поджидал... Да, да, техник по прозвищу Кочевник, начальник Эйдена. И не просто поджидал, а с автоматом в руках. Мне рассказывали, что Эйден, и глазом не моргнув, будто не замечая, что его противник вооружен, бросился на Кочевника. У того, к счастью, хватило мозгов не нажимать на курок, а треснуть нашего героя прикладом по голове. Кочевник утверждает, что пришлось ударить не один, а два или три раза, прежде чем Эйден отключился. Но даже в отключке тот не отпускал лодыжек противника, не давая Кочевнику подняться. Следы от пальцев Эйдена у того остались до сих пор, он мне их демонстрировал. Все-таки этот парень настоящий воин.

Сейчас Эйден содержится в подземном складе, где мы храним боеприпасы. Я не хочу рисковать. Вдруг кто-нибудь его узнает? По моему плану никто не должен даже догадываться, кто он такой. Особенно те, с кем ему предстоит служить.

Полностью в мой план не посвящен никто. Даже Джоанна. Эйден тем более. Для Джоанны гибель подразделения вольнорожденных должна выглядеть как несчастный случай. Даже если она что-то и заподозрит, ей все равно ни за что не докопаться до истины. Так что личина, которую я подготовил для Эйдена, надежна. Я знаю, парень согласен на все, чтобы стать воином. Я прочел это в его глазах, когда в первый раз спустился в склад навестить его.

Вольнорожденные погибнут на минном поле. Это решено. После того как все кончится, я заявлю, что Сокольничий Эрика была проинформирована о минах, но, по всей видимости, не удосужилась довести это до сведения кадетов. Далее будет заявлено, что, оказавшись на минном поде, вольнорожденные поддались панике, в результате чего из группы уцелел лишь один человек.

Прядя навестить Эйдена, я первым дедом устроил ему образцовый разнос за то, что он покинул свой трудовой пост, и прочее и прочее. Я старался изо всех сил. Меня можно было ставить в пример – именно так надо проводить воспитательную работу среди несознательных представителей низших каст. Но только парень и ухом не повел, пока я перед ним распинался.

– Вряд ли бы вы стали гоняться за беглым техпомом по всему Шаровому Скоплению, не имея на то серьезных причин, – сказал он мне, когда я выдохся.

Я положил руку-протез ему на плечо. Он было дернулся, но потом замер, видимо, все еще чтил во мне командира.

– Я собираюсь вернуть тебя в кадеты. Пройдешь обучение с другой группой.

– Почему?

Мне понравилось, как он это сказал. С вызовом. Настоящий прирожденный воин. Даже его упрямая подозрительность говорила об этом.

– Я так решил. Это все, что тебе нужно знать. Или ты не хочешь быть воином?

– Больше всего на свете, – яростно прошептал он. Единственный раз за все время нашей беседы он позволил обуревавшим его чувствам на миг проявиться. И если до этого я все еще сомневался, тот ли это человек и стоит ли ради него затевать такой сыр-бор, то теперь мои сомнения исчезли. Я сделал правильный выбор.

– Тогда выполняй все, что я тебе прикажу, и не скули, – грозно произнес я.

– Но как я смогу войти в сиб-группу? Они никогда не примут чужака.

– Может, и так, только тебе не об этом надо беспокоиться. Ты должен будешь слепо довериться мне. Твоя новая группа примет тебя. И все, что мне хотелось бы узнать от тебя на данный момент: согласен ли ты следовать моим приказаниям? Когда мы с тобой в следующий раз увидимся, ты должен быть готов возобновить тренировки – тренировки завершающего этапа. Причем, невзирая на то, какими бы обстоятельствами ни сопровождалось твое возвращение к занятиям. Ты согласен?

– Вы же знаете мой ответ, разве нет?

– Да, я знаю.

– Вы должны были знать его еще до того, как пришли сюда. Да, я согласен. От меня требуется что-нибудь еще?

– Нет.

Он кивнул. Я ушел удовлетворенным. Завтра подразделение вольнорожденных отправится на занятие. Они будут отрабатывать передвижение по пересеченной местности. У меня уже все подготовлено. Заряды установлены. Я собственноручно уничтожу это подразделение. В таком деле нельзя никому доверять".