— Пошли! — Она берет его за руку и ведет к костру, который успел уже кто-то разложить.
У Василя голова идет кругом, все перед глазами мельтешит, кажется призрачным. Школьная фельдшерица (она одновременно и делопроизводитель), довольно плотная и неповоротливая женщина, стоя у костра, проверяет качество перевязок. «Раненых» много, но больше таких, у которых рана на руке. Правда, у одного повязка на лбу — даже глаза забинтованы. Ранение же шеи у одного Василя.
Вслед за первыми запылали в разных направлениях и другие костры. Лес наполнился громкими возгласами, смехом. Фельдшерица, как и осоавиахимовский инструктор, записывает фамилии в блокнотик. Как только записала Надю, та подпрыгнула козочкой и побежала к другому костру.
Василь не знает, что делать дальше. Развязал узел, снял повязку и почему-то спрятал бинт в карман. Дождь покрапал и перестал. Тучи постепенно разошлись, и на темном небе кое-где засверкали яркие звезды. Все же хорошо, что ливень прошел стороной.
Наконец Василь решил подойти к костру, где Надя что-то возбужденно рассказывала подружкам. Но теперь она как будто и не замечала его. Постояв минуту-другую, поглазев на ребят, таскавших, сухие сучья к костру, Василь отошел в сторону. Однако вскоре и он носился по лесу, собирая хворост для огромного жаркого костра.
Удивительная, незабываемая ночь!.. Ходили в поле, накопали картошки, потом пекли в горячей золе; пока на востоке не заалела заря, пели песни…
Домой возвращались группами, без строя. Василь даже не заметил, когда и с кем ушла из лесу Надя.
Веселый, радостный от переполнявшего его чувства красоты жизни и ее ярких перспектив, которые только-только начали перед ним раскрываться, Василь забрался в хлев на сено. Он вроде бы спал и в то же время не спал, словно опасался ненароком вспугнуть эту свою радость. Надя его поцеловала… Он и теперь еще чувствует жар ее губ, запах волос, трепетное биение сердца.
Василь слышит, как мать доит корову, как выводит ее со двора, как приносит толченку кабану — все голоса, звуки раннего утра, сливаются в его душе в бесконечно красивый, звенящий в ушах напав.
Наконец Василь засыпает с той же песней без слов. Во сне он видит безбрежный простор колосящихся хлебов, тихо переливающихся под ветром. Просыпается Василь оттого, что мать тормошит его за плечо.
— Встань, сынок. Милиционер чего-то пришел… В первую минуту Василь даже растерялся: какой милиционер, что ему нужно?
Действительно, на улице, привязанная к штакетнику, стоит серая лошадь под седлом, возле нее похаживает высокий и плечистый, со скуластым лицом командир в милицейской шинели, со «шпалой» в петлицах.
— Давайте-ка присядем, молодой человек! — говорит капитан. — Вы писали в редакцию?
Так вот оно что!..
Письмо Василя редакция, наверное, переслала в милицию, и этот человек приехал его проверять. Василю даже обидно стало — надо было ему писать…
Капитан тем временем вынимает из кожаной сумки лист бумаги, на котором крупными красными буквами напечатано название газеты, куда обращался Василь. Ниже, под красными буквами, машинописный текст.
Сразу отлегло от сердца.
— Расскажите, как было дело, — просит офицер. — Моя фамилия Добрынин. Я — начальник районного отдела НКВД.
Василь, теперь уже совершенно спокойный, рассказывает о случившееся во всех подробностях.
— Ну что же, примем меры, — говорит Добрынин, внимательно выслушав Василя, затем встает и протягивает ему руку. — Милиционер Сидорчик получит по заслугам.
Весь месяц Василь носил обиду в душе, все не мог забыть, как перед местечковой толпой рябой Сидорчик держал его за ворот. Теперь ему даже жаль милиционера.
И еще одна радость в этот теплый солнечный день словно лето опять вернулось. Колченогий, шустрый почтальон Екимчик принес извещение на бандероль из Москвы. Василь сразу догадался: пришла немецкая библиотечка! Не мешкая, побежал к Степану, — тот раньше Василя получил такую же бумажку, и не удивительно: почтальон Екимчик приходится Степану родным дедом.
Перед уроками (старшеклассники занимаются во вторую смену) друзья отправились на почту. Заплатили по три рубля тридцать копеек и получили по свертку. Тут же разорвали твердую оберточную бумагу и вытащили книги. Их было несколько: светлый, в красивом ледериновом переплете томик стихов Гёте и несколько меньших по формату книжек — сказки братьев Гримм, сборники рассказов.
Василь удивился — в конце каждого рассказа шел перевод. При этом переводилось каждое слово, выражение, независимо от того, встречалось то или иное слово раньше или нет! Странно: как для первоклассников.
Степан помрачнел.
— По учебнику для шестого класса будем заниматься, — сказал он. — А эти книжки можно просто так читать.
На почте тем временем появился и Екимчик. Любознательный старии сразу заметил, что книжки немецкие. Немецкий язык он немного знает. В прошлую войну попал в плен, был в Германии. Когда они подучатся, интересно будет побеседовать с дедом по-немецки.
— Зачем вам эти книжки? — поинтересовался Екимчик.
— По программе нужно, — сухо ответил Степан.
Занятия немецким языком едва не прервались.
Рано поутру к Василю прибежал возбужденный Степан и протянул газету. На последней странице — объявление,
— Читай!
Объявление в самом деве необычное. В Минске открываются специальные школы — с восьмого по десятый классы. Выпускники их в дальнейшем смогут поступить в артиллерийские или авиационные училища. В школы принимаются только отличники. Учеба бесплатная, содержание — за государственный счет. Документы оформляют в военкоматах.
Василь тоже загорелся. Учиться в Минске на всем готовом, не платить за учебу — разве придумаешь что-нибудь лучшее?
— Пошли к Ивану!
Иван воспринял новость более спокойно. Сразу прикинул: таких школ в Минске откроют две-три, не больше. А сколько отличников наберется по всей Белоруссии?
Стали подсчитывать. У них в школе на «отлично» учится человек десять. Правда, не все поедут. Изя Цукерман — отец его заведует аптекой — откажется. Пойдет учиться в институт, даже если стипендии не дадут — отец поможет. Вите Левашову, у которого отец работает директором леспромхоза, — специальная школа тоже не нужна. А еще есть девчата, их вообще в школы не принимают.
Решили подавать заявления. Степан с Иваном в артиллерийскую школу, Василь — в авиационную. Он и сам удивился: почему в авиационную? О том, что будет военным, не думал, совершенно не представлял себя командиром. Видно, в его решении главную роль сыграло стремление к чему-то необычному. Такое стремление всегда живет в юных душах. И уж если выбирать военную школу, то только авиационную. Три года учебы, а там видно будет.
Военком — стройный, подтянутый и совсем седой майор — о спецшколах ничего не знает.
— Придите, ребята, денька через три. Сделаю запрос.
Прошло три дня, а военком по-прежнему разводит руками:
— Разнарядку не прислали. Думаю, что городских хватает для таких школ… Учитесь здесь…
Может, и лучше, что так получилось. Все-таки решение принято поспешно: школа необычная, отъезд… К таким вещам надо готовиться заранее.
О том, что Василь собрался уехать в Минек, даже Надя не знает. Но именно она, о которой сейчас он только и думает, наносит самый страшный удар. После этого удара ему и на свете жить не хочется,
Они вместе идут домой из школы. Рядом шагают еще несколько парней и девушек. Василь шутит, смеется. По всему видно, настроение у него хорошее.
Вдруг Надя останавливается и хлопает его по спине:
— Почему горбишься? Смотри, как лопатки торчат. Ходишь, словно старый дед…
Веселое настроение как рукой снимает. На реплику Нади, кажется, никто и внимания не обратил, но для Василя она прозвучала суровым приговором. Он сразу почувствовал себя лишним и каким-то ничтожным. Выходит, она все время играла в кошки-мышки. А сейчас открыто смеется над ним. Он ей совсем не нравится. Даже наоборот…