Неужели она до такой степени хитрая плутовка, что я не только не разглядел ее гнилое нутро, но даже после смертельно опасных перипетий никак не могу поверить в очевидное? Или Лана настолько гениальная актриса, что не мне с ней тягаться?
Ну, нет уж! Так дело не пойдет. Возможно, я и отступил бы, повинуясь благоразумию, но мне просто не оставили иного выхода, как сражаться до конца. Ибо кто-то очень ушлый поставил на кон мою жизнь. А я к этому подарку судьбы всегда относился очень бережно.
Я почувствовал, как к горлу подступила дурнота, верный признак ярости. Все, сентименты закончились, господа хорошие.
Обычно я человек покладистый и без особой нужды ситуацию не обостряю. Но меня загнали в угол и пора показать зубы. А они, несмотря на долгое бездействие, все еще остры и крепки. И если мне придется уйти на серые равнины, то только в хорошей компании.
Уж я постараюсь прихватить с собой как можно больше этих мафиозных тварей, от которых простому человеку давно нет никакого житья…
С этой нехорошей мыслью я и приступил к подготовительным работам по претворению своего плана в жизнь.
Он, конечно, был не ахти, но если нет лошади, то сгодится и старый ишак.
Я сел возле зеркала и стал гримироваться.
В свое время, в самом начале моей военной карьеры, искусство грима таким же, как я, оболтусам преподавала худенькая невзрачная женщина в годах. Этот курс будущим спецам по диверсиям в тылу противника казался совершенно лишним. На ее лекциях мы откровенно скучали, досматривали предутренние сны и травили байки.
Действительно, на кой ляд громиле под два метра ростом изображать из себя дряхлого старика? Наше дело простое: получил задание, десантировался, выследил "объект", вошел с ним в визуальный контакт, грохнул или взорвал – и в отрыв. Если тебя засекут, можешь косить хоть под младенца, все равно толку мало.
Наше отношение к искусству грима изменилось лишь во время практических занятий. Нам была поставлена задача: вычислить в толпе прохожих опасного вражеского агента, готового в любой момент применить оружие, и провести задержание. Или ликвидацию. То есть, действовать по обстоятельствам.
"Пьесу" – так курсанты спецшколы называли постановочные мероприятия – разыграли на оживленном проспекте среднестатистического города N. Актерами были горожане, хотя они об этом и не подозревали. Но среди них должен был находиться и наш объект, как нам сказали, смесь змеи с тигром.
Ха-ха-ха! Какие проблемы. Вычислим и прижмем к ногтю. Такой была наша реакция. Реакция самоуверенных тупоголовых болванов.
Нас выпускали на маршрут группами – по три человека. При этом нам указали даже сторону проспекта, где должен был дефилировать "вражеский" агент.
Мы облажались, как последние фраера. Когда к нам, мило улыбаясь, подошла стройная высокая девушка с копной русых волос на голове, молниеносно достала откуда-то детский пистолет, и сказала: "Пуф, пуф, пуф!
Вы покойники, милые мальчики", у нас на время отнялись языки.
А когда мы, наконец, поняли, КТО перед нами, то лично у меня челюсть отвисла до пупа. Это была наша худосочная старая мымра, преподающая нам методологию изменения личности при помощи грима и прочих ухищрений!
Как она смогла замаскироваться под молодую деваху, мы так и не смогли понять. Вернее, понять смогли, а вот поверить – нет. Такая метаморфоза с женщиной преклонных лет не отличающейся ни привлекательностью, ни физическими данными, казалась нам явлением сверхъестественным.
Но как бы там ни было, а с этого времени на ее лекциях мы мух не ловили…
Первым делом я нанес "бомжовский" загар – изгваздал лицо и руки темной краской. Внимательно осмотрев себя, я остался доволен; создавалось впечатление, что последний раз мне приходилось мыться еще во времена развитого социализма.
Затем я приклеил широкие кустистые брови – точь-в-точь как у одного из наших генсеков, творца Великого Застоя. Ну и, для полноты картины, я засунул в рот две специальные капроновые подкладки, после чего моя физиономия превратилась в гнусную похмельную рожу алкоголика.
Длинный пиджак, похожий на укороченную шинель, оказался не на два, как я просил Дейзика, а на целых четыре размера больше. Но это было еще лучше, потому что, во-первых, он был из толстого сукна, а значит теплый, и во-вторых, под ним можно было спрятать даже переносной зенитный комплекс.
Мой, так сказать, "наряд", дополнили широкие брюки клеш, которые мне пришлось подвязать бечевкой – чтобы не спадали, и грубые рабочие ботинки или коцы, как их метко назвали зэки.
А затем, как финальный аккорд, я водрузил на голову засаленную кепку – первый криминальный опыт Дейзика. Она была для меня великовата и закрывала уши. Похоже, компьютерный талант слабо разбирался в размерах одежды, но все равно я остался доволен – главное, что нигде не жало.
Когда после всех этих манипуляций я взглянул на себя в зеркало, то едва не шарахнулся в сторону: на меня смотрело огородное пугало с шальными глазами. Мать честная! Уж не переборщил ли я?
Но затем, присмотревшись, успокоился. Нормально, подумал я, сойдет. У нас нынче клоунов развелось – пруд пруди. То сережек натыкают куда ни попадя, то волосы выкрасят во все цвета радуги, то на бритой голове половой орган вытатуируют.
Так что среди этих придурков я не буду выглядеть белой вороной и вряд ли привлеку чье-нибудь пристальное внимание. С единственным добавлением: уж больно свежим выглядел мой наряд (американцы – большие любители гигиены, и свой гребаный секонд-хенд перед отправкой в недоразвитые страны обязательно подвергают химчистке), а потому придется вываляться в пыли.
Ну, за этим дело не станет…
Я посмотрел на часы. Пора, дружище Иво, пора. Труба зовет. Волк в овечьей шкуре идет на ночную охоту.
Берегитесь, шакалы, серый брат голодный и злой.
Глава 12
Первым делом я постарался освоиться в новой роли. Это оказалось непросто. Когда от тебя шарахаются, словно от прокаженного, на душе появляется очень нехорошее чувство. В принципе милые, добрые люди вдруг в одночасье стали моими недоброжелателями, даже врагами.
Слегка горбясь и приволакивая ногу, я плелся между домами с пакетом в руках, куда для объема положил три пластиковых баллона из-под пива. Я держал курс на одно очень укромное местечко, где у меня был тайник.
Когда я перебрался в город, то захватил с собой лишь старый потертый "дипломат" с кое-какими полезными вещицами. Все остальное, в том числе и свою "дачу" – обычный деревенский дом с различными цивилизованными наворотами внутри – я оставил под присмотром моего друга Зосимы. До худших времен.
В то, что моя жизнь может измениться к лучшему, мне почему-то не очень верилось. Когда человек бит судьбой, и не раз, он поневоле становится пессимистом. Поэтому на всякий случай неплохо иметь надежный тыл, укромное убежище, где можно залечь в ожидании перемен.
Дом в лесной глуши я как раз и считал своим последним козырем в игре, где ставкой вполне могла быть моя жизнь. Увы, после ухода из армии я так и не научился смотреть на мир через розовые очки…
"Дипломат" в квартире я не оставил. Это было бы большой глупостью. Во-первых, его содержимое никак не вязалось с образом мирного пенсионера, а во-вторых, сказалась привычка диверсанта-ликвидатора всегда и везде создавать своего рода мини-базы с запасным снаряжением и сухпайком.
Конечно, продуктов в моем тайнике не было. Чай не заграница, в случае чего можно и с частных огородов подкормиться.
Или попросить у людей кусок хлеба; у нас народ добрый и отзывчивый, еще не до конца развращен демократией, предполагающей полное обособление граждан по принципу "Мой дом – моя крепость"; а дальше – хоть трава не расти.
Да, да, именно демократия с ее хвалеными принципам свободы и вседозволенности больше разъединяет людей, чем объединяет. Верно говорится – благими намерениями вымощена дорога в ад…