8. Кочиева Назират Сарбеговна – 1936.

9. Битиев Владимир Ектиевич – 1936.

10. Гаглоев Василий Георгиевич – 1939.

11. Цебоев Георгий Харитонович – 1942.

12. Алборова-Кочиева Ирина Ильинична – 1947.

13. Джиоева-Бестаева Земфира Вазноевна – 1947.

14. Качмазов Виталий Сергеевич – 1949.

15. Кабисов Виктор Димитриевич – 1949.

16. Чибиров Руслан Анатольевич – 1950.

17. Цебоева Наталья Георгиевна – 1950.

18. Гассиева Хадизат Захаровна – 1951.

19. Дзеранова Евгения Васильевна – 1951.

20. Сиукаева Земфира Викторовна – 1953.

21. Чочиев Ермак Елиозович – 1957.

22. Джиоев Андрей Маликоевич – 1960.

23. Кокоева Светлана Зауровна –1962.

24. Тедеев Маирбек Рубенович – 1962.

25. Джиоев Станислав Иванович – 1962.

26. Гаглоева Ирина Гавриловна – 1963.

27. Каиров Сергей Таймуразович – 1963.

28. Кочиева Валентина Романовна – 1964.

29. Бязров Альберт Иванович – 1967.

30. Кокоев Леонид Ильич – 1971.

31. Бязырова Людмила Матвеевна – 1972.

32. Кабисов Батрадз Хазбиевич – 01.09.1981.

33. Кокоев Василий Александрович.

Утро 20 мая ничего из ряда вон выходящего не предвещало. Обычная для блокадного города картина: мгновенно раскупающийся хлеб в магазинах, парни с оружием, беженцы в ожидании любого транспорта. Серое, ветреное, ничем не примечательное утро. И только говорят, что накануне плакала икона Богородицы в храме… Бесаева Арина Тенгизовна, 23 года:

– Погрузились в кузов грузовой машины, крытый брезентом. Нас было много, сорок, может быть, пятьдесят человек. Ехали стоя, поскольку сесть было невозможно из-за тесноты. Чуть дальше села Зар машина остановилась, и мы ждали, пока рассосется пробка. Поехали. Стали подниматься все выше в гору. Был туман, сквозь брезент, конечно, ничего не было видно, да и в голову бы никому не пришло выглядывать, нет ли на дороге грузинских боевиков. Все ведь до этого дня были уверены, что это наша дорога и она совершенно безопасна. Автоматные очереди ударили одновременно с двух сторон и, кажется, спереди тоже. Я подумала, что раз машина стоит, значит, водитель, наверное, убит. Прежде чем я успела это сообразить, на меня начали падать окровавленные люди. Никто не кричал, просто не успевали. В какое-то мгновение я подумала, что я, наверное, уже мертва, и не могла вспомнить, куда я ранена. Лежала под трупами и соображала. По звукам стрельбы я определила, что стрелявших было много, наверное, больше 20 человек. Обстрел продолжался минут десять, затем сразу стало очень тихо. Где-то слева плакала девочка, женский голос приглушенно умолял ее замолчать. Снаружи сильный мужской голос крикнул по-грузински: «А ну выходите!» – и пустил еще одну очередь по машине. Затем кто-то крикнул: «Быстрей, уходим!» – и я услышала звуки быстро удалявшихся шагов. Под трупами завозились раненые. Мы стали потихоньку выползать из машины. Я увидела мужчину, убегавшего в сторону от грузовика. Он был в сапогах, с автоматом на плече, из-под камуфлированной куртки был виден белый свитер. Плиева Марина Борисовна, Наниева Любовь Владимировна:

– Парень, который вытаскивал нас из-под трупов, был совершенно цел, даже не поцарапан, это просто чудо какое-то. Он вытащил своего младшего брата, помог спуститься нам, и мы быстро пошли, вернее, побежали прочь от страшной машины. Страх подгонял нас, мы не чувствовали своих ран. А с грузовика еще спустился, почти вывалился мужчина. Невозможно было разглядеть, куда он ранен, он был весь в крови. Сделал шаг, сразу упал и больше не поднимался. Мы пробежали мимо простреленного «Виллиса», к которому привалился совсем молодой парень, раненный в живот. Он крикнул нам, чтобы мы прислали кого-нибудь на помощь, потому что в машине были еще живые. Видимо, на этот крик он потратил все оставшиеся силы и упал ничком. Господи, кажется, в машине плакал ребенок! Гаглоев Емзар Иосифович, 21 год:

– Я увидел их за несколько секунд до начала стрельбы. В камуфляже, с автоматами наперевес. Конечно, я решил, что это наши, раз они стояли так открыто. Первая очередь ударила по нашему «Виллису» спереди. Ира погибла мгновенно. Я успел кинуть Астемирчика на пол, и в ту же секунду несколько автоматов прошили машину с боков. Мои раны – в живот и плечо – не были смертельны. Я держал ребенка, прижимая его всем телом к полу. Астик не плакал, а кричал, заглушая стрельбу, что ему холодно, что ужасно мерзнут ноги, что он хочет к маме и еще всякую чепуху. У меня не было сил зажать ему рот, и пока он кричал, автоматы били и били в машину. Вдруг Астемир замолчал, сразу стихла стрельба, я потерял сознание. Очнулся от того, что ребенок теребил меня за волосы и что-то говорил. Из его бормотания я понял, что он согрелся, что ноги теперь совсем теплые и что мама, наверное, умерла. А сквозь штанишки сочилась и текла по ножкам теплая кровь. Пока я пытался выбраться из машины, он ползал по окровавленным пассажирам, слушал их хрипы, прикладывая ухо, и время от времени сообщал мне: дядя Жора жив, он дышит, а дядя Вася уже умер. Несколько раз попросил меня не умирать, не оставлять его одного.

Наконец я вывалился из машины и, цепляясь за двери, привстал. Надо было доползти до «бардачка» – кажется, дядя что-то говорил о гранате, которую прихватил с собой. Я добирался туда целую тысячу лет, несколько раз теряя сознание.

Придя в себя, я услышал шум подъезжавшей машины, она ехала со стороны Джавы, я поднял руку, крикнул: «Помогите!» Машина остановилась, сидевшие в ней двое мужчин переговаривались по-осетински и нерешительно поглядывали на меня. Астик плакал. Я показывал рукой на «Виллис» и объяснял, что там есть живые, что их надо спасти. Наверное, я все же был очень похож на труп, потому что тут произошло нечто совершенно непонятное: машина развернулась и быстро уехала обратно в сторону Джавы. Я смотрел ей вслед, и цифры номера прыгали у меня в глазах. Серая «Волга» старого образца. Лучше бы я умер. В следующий раз я очнулся от шума БТРа и испугался, что грузины вернулись. Ребята подбежали ко мне, подняли на руки и понесли. Родные лица, родная осетинская речь. С чувством безопасности пришли безразличие, усталость и отвращение. Я думал о том, что больше не хочу жить» («Вестник Южной Осетии», № 7, 1992 г.).

10 июня 1992 года А. Галазов и С. Хетагуров встретились в Казбеги с Э. Шеварднадзе и Т. Китовани, ставшим его министром обороны. А. Галазов связывал с Шеварднадзе определенные надежды по «разрешению конфликта», как теперь принято было называть войну. Расстрел беженцев 20 мая Э. Шеварднадзе расценил как «войну против собственного народа, желание во что бы то ни стало развязать массовое кровопролитие, чтобы на гребне хаоса и анархии утвердить антинародный фашистский режим». В заявлении от имени Госсовета его председатель утверждал, что он не приемлет чуждый грузинскому народу фашизм, что грузинский народ смоет со своего имени это черное пятно. Немногим позже, выступая на многотысячном митинге в г. Гори, Э. Шеварднадзе признал, что «Грузия была не права в отношении осетин», и от имени всего грузинского народа попросил прощения у осетин за пролитую кровь и причиненные страдания. Среди прочих решений, принятых на встрече в Казбеги, было и решение о том, чтобы «разработать комплекс мер по возвращению беженцев в места постоянного проживания до наступления холодов».

В тот же день, во время переговоров с грузинской стороной, во Владикавказе было совершено нападение на воинские склады в с. Михайловском, захвачены 12 самоходных орудий на вокзале г. Владикавказа. В это же время беженцами было совершено нападение на военный городок с целью захвата жилого дома, предназначенного для военнослужащих. Был арестован председатель Совмина Южной Осетии О. Тезиев, в багажнике машины которого было найдено несколько автоматов и боеприпасы с разграбленного воинского склада. Он, правда, был освобожден в тот же день. После событий 10 июня ситуация в Южной Осетии стала еще больше накаляться. В войне открыто принимали участие добровольцы из Северной Осетии во главе с Бибо Дзуццевым. Формировались новые отряды добровольцев, которые требовали у властей оружие. Общественное напряжение в Северной Осетии с каждым днем нарастало и, учитывая ингушский фактор, грозило перерасти в борьбу осетинского народа на два фронта.