Дмитрий Медоев, полномочный представитель Южной Осетии в России, в интервью «Комсомольской правде» 8 августа назвал действия Тбилиси «тактикой выжженной земли. Пять населенных пунктов Южной Осетии, которые находились на границе с Грузией, полностью стерты с лица земли. В настоящее время их утюжат гусеницами танков».
История № 1. Чистое поле – выжженная земляЯна Амелина, корреспондент ИА «Росбалт»: «Через пять дней после начала грузинской агрессии мы приехали в села Хетагурово и Тбет, которые накануне были освобождены российскими военными. Эти села находятся в начале Зарской объездной дороги, которая проходит в стороне от Транскавказской магистрали и грузинских анклавов. Хетагурово находится примерно в 10 километрах в сторону от Зарской дороги. Основной удар в первый день грузинской агрессии получили именно эти два села, потому что грузины стремились перерезать Зарскую дорогу, чтобы не давать людям пути к отступлению. В селе Хетагурово из шестисот человек, которые там жили до начала агрессии, осталось человек пятнадцать. Это довольно большое село, 350 домов, так вот оно полностью уничтожено тяжелой артиллерией. Там нет практически ни одного не только целого, но хотя бы мало-мальски пригодного для проживания дома. Все дома разрушены, оставались обломки стен. Это выглядело так, как в школьных учебниках изображались разрушения во время фашистской агрессии в Великой Отечественной войне. И примерно то же впечатление произвели рассказы людей, которые оставались в селе. Это были исключительно старики и старухи. Они говорили, что все началось внезапно. Бежать там особенно некуда, у домов практически нет подвалов либо подвалы такие, что люди в них спускаться боялись. В село, по рассказам людей, вошло пять грузинских танков, они ездили туда-сюда и неприцельно били во все стороны, пока не разрушили все село. Следом шли автоматчики, врывались в дома и кричали, совсем как фашисты – только не «где партизаны», а – «где боевики». Как сказал один старик, у грузин почему-то было представление, что в этом селе находятся крупные силы юго-осетинской армии, ополченцев. По словам местных жителей, в селе вообще не было вооруженных людей и никто не открывал ответного огня. Все свидетели в основном сошлись на том, что стреляли неприцельно, то есть просто в кого попадут.
В Тбете из 150 человек осталось пять человек. Это небольшое село было тоже практически полностью разрушено, и жители рассказали примерно то же самое: грузины вошли в село внезапно, стреляли направо и налево. Один осетин рассказал, что они сидели в подвале дома, который был покапитальнее, они забрались в самый далекий уголок подвала и страшно боялись, что грузины – они слышали грузинскую речь – сейчас бросят в подвал гранату или расстреляют их из автоматов. Потому что они слышали выстрелы, взрывы, и было понятно, что убивают людей».
«Вместе с 73-летним мужем, маленькими внуками и невесткой мы спрятались в подвал двухэтажного корпуса, где помимо нас тоже прятались люди. Военные, заметив передвижения, тоже побежали к этому корпусу, окружили его и начали стрелять. Потом пустили по дому „Град“. Стекла бьются, потолок подвала дрожит. Практически все село сгорело» («Новая газета»).
«На перекрестке улиц Исаака и Героев грузинские танкисты выстрелили по легковушке, полной женщин и детей. От выстрела двух женщин с грудными детьми выбросило из машины, и они выжили. Очевидцы смогли помочь раненым. А вот вытащить из машины отца и еще двух детей уже не смогли. Танк подъехал к машине, танкисты облили ее бензином и подожгли» («Российская газета»).
Главный врач Клинической больницы Владикавказа Казбек Гусов рассказал, что к ним поступили 94 мирных жителя, раненных в Цхинвале, большинство – с минно-взрывными и огнестрельными ранениями («Новая газета»).
«На второй день обстрела мы услышали гул моторов, высыпали все на улицу, думали – российские танки идут нас выручать. Бабушки плачут от радости, дети ликуют. И вдруг в нашу сторону разворачивается башня танка и грузины дают залп. Несколько человек остались лежать на земле, остальные кинулись в подвалы» («Московский комсомолец»).
Эллина, 53-летняя жительница Цхинвала, рассказывает: «Град» бил, от домов одни воронки оставались. О зверствах грузинских войск должен узнать весь мир.
Эти нелюди знали, что мы прячемся от бомбежек в подвалах. Так они специально рвали гранатами трубы, мы три дня по пояс в воде стояли. А потом, чтобы «не мелочиться», взяли и прорвали дамбу у села Кехви, целые районы затопило. Старики от поднимающейся воды выбирались на улицу, их тут же убивали.
Грузинские военные поджигали гаражи, цинично расстреливали на кладбище надгробья. Также они уничтожили часовню и мемориальное кладбище защитников Цхинвала 1992 года. Танк несколько раз проехался по могилам и сровнял их с землей».
С пожилой сестрой Эллина решила выбираться из города, когда в соседних домах боевики стали подвалы забрасывать гранатами. «Однажды грузины стояли совсем рядом, мы видели из подвала их желтые натовские ботинки. Они ругали нас, осетин, последними словами, что их землю захватили. Как только они ушли, мы выбрались и бросились в лес, там у соседа была старая машина „копейка“ спрятана. Неслись на всех парах, только молились, чтобы наша каракатица не сломалась. А потом попали под обстрел. Удалось прорваться, так на дороге эти нелюди натянули металлический трос. В темноте и пыли мы его не заметили, у машины всю крышу снесло» («Московский комсомолец», 13 августа 2008 г.).
Ирина Гаглоева рассказывала 9 августа корреспонденту газеты «Коммерсант»: «От взрывов дрожат стены и стекла в окнах жилых домов, в центре города горят здания, все жители попрятались в подвалах своих домов.
Грузинская артиллерия ведет массированный обстрел Цхинвала. Огонь из «Градов», а также орудий и минометов ведется с горийского направления. Большинство снарядов разрываются в центре города».
Евгений Поддубный, корреспондент ТВЦ: «Один эпизод, который как-то выбил меня из колеи. Мы шли по улице, и нам навстречу идет мужчина, очень спокойный с виду мужчина, осетин, лет пятидесяти, наверное. Он говорит – пойдем. И берет за руки и ведет в свой дом. Мы не поняли, пошли. Он заводит нас в спальню, открывает одеяла на кровати, а там его жена и дочь – без голов обе. Вот я… не было слов, чтобы ему что-то сказать. Он спрашивал: как мне жить дальше?»
Вот как описывает грузинских военных, пришедших на улицы мирного города, российский журналист Артем Драбкин, работавший в зоне конфликта: «Часть из них выглядели как страйкболисты. Навороченное снаряжение, бронежилеты, американское оружие». Другие очевидцы подтверждают, что среди грузинских войск были не только спецназовцы, обученные и вооруженные американскими коммандос, но и иностранные наемники – с африканскими и азиатскими чертами лица. Некоторые из них, как араб – пилот захваченного грузинского истребителя, не говорили по-грузински, и приходилось допрашивать их по-английски.
Грузинские военные и ополченцы действовали с невероятной жестокостью, нарушая принятые правила ведения войны. Мирных жителей и миротворцев на захваченных постах убивали выстрелами в упор, их подвергали надругательствам. Жительница Южной Осетии Виолетта рассказала корреспонденту газеты «Известия», что грузинские солдаты пили в нескольких шагах от подвала, а затем принялись горланить песни, выкрикивая периодически слово «победа!». Наряду с грузинской до нас доносилась и английская речь. Оккупанты догадывались, что жильцы дома в подвале и дрожат от страха. Один из пьяных солдат громко предложил: «Может, бросим им туда гранату?» А его сослуживец в ответ сказал: «Лучше давай дом завалим. Пусть медленно подыхают». Так и сделали. Два танка поставили перед фасадом дома, а еще два – с флангов и открыли огонь из пушек по первому этажу, где находилась зубная поликлиника с колоннами. Но конструкции оказались крепкими, не рухнули».
С этой военной машиной стоимостью в миллиарды долларов столкнулись юго-осетинские добровольцы, которым в штабах резервистов выдавали только камуфляжную форму, по одному автомату и четыре рожка патронов на каждого. После 2004 года такие штабы создавались повсеместно, и в августе 2008-го именно они обеспечили то, что отрядами добровольцев руководили профессиональные командиры подразделений и батальонов. В штабах добровольческим бригадам раздавали рации для связи подразделений, чтобы они могли узнавать обстановку и получать команды. Штабы резервистов в первые дни войны координировали общие действия подразделений, что позволило вести боевые действия более-менее организованно и хоть немного снизить количество жертв среди добровольцев. Но, в общем, именно мужество отдельных добровольческих бригад спасло город в первые дни.