Правильно ли она поступила? Элис будет задавать себе этот вопрос всю оставшуюся жизнь. Она любила своего нового мужа, относилась к нему с большой нежностью и, лежа рядом с ним ночью, благодарила звезды. Она перестала работать, так как теперь была богата. Но боль накатывала на нее каждый раз, когда она заглядывала в глаза дочери. Элис видела в Уилле совсем разбитого человека и ругала себя за все его бессонные ночи. Ведь она знала его, как никто другой.

Прогуливаясь по большому пустому дому, Элис не могла не думать о ярости Уилла, о гневе в его глазах, когда он ударил Джулиана. Он копил это в себе долгое время, ожидая подходящего момента. Она винила в этом себя, как и в том, что Сьюзан меняет имена. А Уилл – она знала это – винил себя в том, что случилось с Фрэдом.

Ноги не мерзли в тапочках, обшитых овечьей шерстью, пока Элис бродила по темным залам, как измученный бессонницей полуночник. Сьюзан сейчас у Уилла, и можно заглянуть в ее ящики, чтобы посмотреть, какая одежда ей необходима. Приближалось Рождество, и Джулиан хотел купить девочке что-нибудь особенное.

Подойдя к комнате Сьюзан, она остановилась. В коридоре стояли прислоненные к стенной панели из орехового дерева две картины Гейнсборо, которые ей подарил Джулиан. Элис смотрела на них, на эти две красивые картины в больших позолоченных рамках. Маленькая девочка, две маленькие собачки. Она вспомнила, что Джулиан сказал в машине по дороге на аукцион об Уилле, который не мог себе позволить такие приобретения.

Элис понимала, что дочь несчастлива, и это тяжким грузом лежало на ее плечах. Она села, прислонившись спиной к стене. Холодный воздух скользил по полу. Обняв себя руками, она опустила голову. Мысли о Сьюзан подавляли ее, а она хотела быть именно той уверенной в себе женщиной, которую полюбил Джулиан. Иначе все будет потеряно: новый брак, уважение своей дочери.

Сидя в каменном замке Джулиана, Элис прошептала лишь одно слово: «Помогите».

Открыв магазин в субботу утром, Сара сразу же услышала звон колокольчика над дверью. В окно лился свежий желтовато-белый солнечный свет. На пороге стояли Уилл Берк и его дочь, держа в руках два белых пакета.

– Мы приходили вчера вечером, но у вас было уже закрыто, – сказала девочка.

– Я хотела пойти в кино в Уилсонию, поэтому и закрыла немного раньше.

– Мы принесли тебе завтрак, – сказал Уилл.

Зеленая охотничья куртка очень шла ему. Уши его покраснели от холода, солнечный свет играл в уголках серо-синих глаз.

– Вы, должно быть, прочитали мои мысли, – улыбнулась Сара. – Я умираю от голода.

– В самом деле?

– Да, Сноу. У меня даже урчит в животе.

Сьюзан театрально вздохнула, прикрыв рот рукой в варежке. Она выглядела бледной с темными кругами под глазами.

– Как вы узнали, что я поменяла имя?

– Ты же сказала, что зимой изменишь свое имя на «Сноу». А теперь посмотри на улицу.

Снег уже покрыл улицы, крыши домов, ели, статую генерала Джеймсона Кромвеля.

Сняв с шеи шотландский шарф, девочка провела им по кровати, заправленной узорчатым покрывалом.

– Присаживайтесь, – сказала Сара, расчищая место на столе для пирожков, кофе и сока.

Пирожки не входили в список здорового питания, они были слишком сладкими и пережаренными, но сейчас никакая сила не могла удержать ее от того, чтобы попробовать хоть один из них Гости наблюдали, как она остановила свой выбор на французском пирожке и наслаждалась каждым его кусочком. У нее был девиз: «Если вы решаете что-либо сделать, то делайте это с любовью». Не всегда такое решение дается с легкостью, но оно того стоит.

– Я слышала, вы отправляетесь в Мэн? – спросила Сьюзан, ставя на стол маленькую белую коробочку.

– Да.

– Прогноз погоды на ближайшие пять дней вполне благоприятен: будет холодно, но ясно, – сказал Уилл. – Сильного ветра не предвидится.

– А зачем в Мэн?

– Чтобы повидаться с сыном.

– У вас есть сын? – Сьюзан чуть не уронила пирожок.

– Да. Майк. Он ненамного старше тебя.

– Он с вами не живет? Как же так вышло? Он живет с отцом?

– Сноу… – начал Уилл.

– Все в порядке, – перебила его Сара. – Я люблю говорить о нем. Он человек строгих правил и убеждений, яркая индивидуальность. Год назад он бросил школу и уехал домой на остров Элк, чтобы помогать моему отцу на ферме.

– Вы выросли на ферме? – спросила Сьюзан.

– Да. – Сара указала на груду стеганых одеял, сложенных в углу: – Они все сделаны на нашей ферме. Около девятнадцати лет назад я открыла свой первый магазин в Бостоне, так как ферма практически погибала. Моя мама заболела, когда я была еще маленькой, а когда мне исполнилось четырнадцать, она умерла. Отец очень переживал ее смерть и ничем не мог заниматься. Он нашел покупателя гусей из Томастона и покупателя земли из Кэмдена. Но меня это не устраивало, поэтому я бросила колледж, чтобы заняться бизнесом и поддержать ферму.

– Яблоко от яблони недалеко падает, – улыбнулся Уилл.

– Да, и в этом некого винить, кроме самого себя. Ты это хотел сказать?

– Нет, я хотел сказать, что твой отец счастливый человек.

– И вы спасли ферму? – спросила Сьюзан.

– Да, она все еще работает, – ответила Сара, вспоминая полуразрушенные дома, измученных старых гусей, тетю Бэсс со своей древней швейной машинкой с ножным приводом. – Отец и тетя Бэсс делают десять стеганых одеял в год, и я плачу им за них. И еще они продают гусей.

– Ваш отец, должно быть, вас сильно любит! И он наверняка на седьмом небе от счастья, что Майк живет с ним, – сказала девочка.

Она откусила от пирожка два кусочка и, разместив их за щеками, закрыла глаза, наслаждаясь осознанием чувства благодарности, которое мог бы испытывать пожилой отец.

– Я не знаю, что он чувствует…

– Так спросите его!

Звучало-то это совсем просто. Но Сару и ее отца разделяли годы страданий и непонимания: разногласия по поводу лечения матери, ее смерть, тот факт, что дочь уехала с острова.

Сара попыталась улыбнуться.

– В чем проблема? – забеспокоилась Сьюзан.

– Помнишь, я говорила насчет строгих убеждений Майка? У него это от деда. И большинство его убеждений совпадает с моими.

– Да, непросто вам, – сказал Уилл, как будто все поняв.

– Да уж.

– Но это не причина, чтобы не спросить, – настаивала Сьюзан. – Он ведь тоже человек. Если бы я отказалась от тебя, папа, то не знаю, где бы мы были. Даже думать не могу об этом.

– Отцам это нелегко дается, – вздохнула Сара.

И вдруг вспомнила Зика. Когда она сообщила ему о своей беременности, он не захотел ее больше видеть, а отец просто взбесился.

– Они не стараются относиться ко всему легко, – возразила Сьюзан.

– Ты считаешь, я что-то не так делаю? – спросил ее Уилл.

– Мне кажется, ты зря оставил военно-морские силы и утащил нас с мамой к черту на кулички в эти нелепые доки, – сказала Сьюзан, гневно сверкнув глазами. Испугавшись, что могла обидеть Сару, она дотронулась до ее руки: – Простите, они хороши для некоторых людей, но нам нужен океан.

– Я тебя прекрасно понимаю. Мой сын раньше говорил то же самое, и он был прав. Из-за меня мы переехали из Бостона в эти, как ты их назвала, нелепые доки. Майк называл это место серединой неизвестности.

– Если бы у меня была семейная ферма, куда можно было бы убежать, я бы так и сделала.

– Не надо, не убегай! – Голос Уилла дрогнул.

Сара поняла, что он чувствовал: страх, что его ребенок вдруг исчезнет.

– Почему бы и нет?! – воскликнула Сьюзан. – Вон Майк уехал к деду, и Сара летит к ним на День благодарения. Вся семья в сборе – так и должно быть!

– Но в действительности все будет несколько иначе, – сказала Сара. – Моего отца не интересует ничего, кроме приливов и отливов и фаз луны. Он не любит праздники с той поры, когда умерла моя мать.

– Тогда почему они позвали вас?

– Сын попросил ее приехать, – вмешался Уилл.