Богатому забедно[476] стало, пошел искать черта. Прибежал на́ реку, а мельник по берегу ходит да радуется, что укрепил свою мельницу. Спрашивает его богатый: «Где черт живет?» — «Вон, поди в бучило!» Он бросился и объявился в избе. Начали бесенки опять собираться в избу и разговаривают промеж себя: «Вот мельник укрепил-таки мельницу и терновником и шиповником; теперь не разломать!» Хромой бесенок стал говорить: «А что, братцы, не подслушивает ли кто наши речи?» Давай искать везде и нашли богатого брата в углу: «А! Дак это ты переносишь наши речи?» Взяли его задавили и бросили в омут.

№120[477]

Был-жил Макарка — такой счастливый на рыбу, что за ночь по десяти ведер налавливал. Вдруг то сделалось, что совсем перестала рыба попадать. Макарка Счастливый сейчас догадался, пошел на́ реку ночевать и лег под лодку. Пришли три черта и хвастаются; один черт говорит: «Я вот у Макарки Счастливого всю рыбу отнял, не стала к нему в сети попадать». Другой говорит: «Я вот в таком-то царстве всю воду остановил: и люди и звери без воды помирают. А можно сделать, что пойдет вода; надобно цепь сковать да на той цепи в омут опуститься и отомкнуть жилу; только надо скорей вылезать оттудова, а то человек от воды захлебнется!» Третий говорит: «А я вот в некотором царстве мучу царицу, в ночь по три платья раздираю».

Макарка выслушал эти разговоры, и только убрались черти — он вылез из-под лодки и пошел в чужую сторону, где народ без воды помирает; пришел в ту землю и говорит народу: «Хотите, я вам воду пущу?» Весь народ возрадовался, начал просить: «Сделай милость, пусти воду!» Сейчас доложили царю. Макарка Счастливый велел сковать цепь во сто сажо́н. Сковали цепь с крюком и опустили Макарку в омут; он отомкнул жилу — вода ударила, потекла, зашумела... а Макарку Счастливого назад выхватили. И скотина и люди — все бегут к воде! Царь пожаловал Макарку Счастливого, наградил его и деньгами и селами.

После того отправился Макарка в иное государство, где черт у царя жену мучит; пришел прямо во дворец и говорит царю: «Хочешь, я то сделаю, что черт перестанет царицу мучить?» Царь этому возрадовался: «Сделай милость! Что хочешь — тебе заплачу». Макарка Счастливый велел сковать себе долбню в двенадцать пуд да железную шапку, чтоб было что на голову надевать. Настала ночь; надел Макарка железную шапку, взял в руки долбню и сел возле царицыной спальни; а кругом у дворца всё солдаты стоят с ружьями да с пушками, как летит черт к царице — сейчас бьют в него и палят, а убить не могут! Прилетел черт, увидал Макарку и говорит ему: «Здорово, Макарка Счастливый!» — «Здорово, черт!» — «Пусти к царице». — «Нет, не пущу! Давай наперед стукнем один другого по разу». — «Давай!» Вот кинули жребий, кому достанется прежде бить. И досталося прежде бить черту.

Как ударил черт Макарку Счастливого — тот пошатнулся, а Макарка ударил его — черт с ног свалился, еле-еле в себя пришел и полетел назад.

На другую ночь принес черт осьмину орехов и начал Макарку Счастливого орехами занимать, только б к царице пустил.

Вот они щелкали, щелками орехи, и говорит черт Макарке: «Что ж ты меня не попотчуешь своими орехами?» А у Макарки Счастливого были в кармане чугунные орехи: «Изволь, у меня в кармане есть!» Черт эти орехи во рту валял, валял, не мог ни одного разгрызть; так и бросил и говорит опять: «Пусти к царице!» Макарка не пущает: «Давай, — говорит, — ударимся еще по разу!» — «Давай!» Ударил черт — Макарка наземь упал, а Макарка ударил — убил черта до смерти. Царь пожаловал Макарку Счастливого, отдал за него дочь свою замуж; зажил Макарка с царевою дочкою — просто чудо!

№121[478]

В некотором царстве, в некотором государстве жили-были в одной деревне два соседа — оба портные. Раз согласились они и пошли вместе в иные волости промышлять своим мастерством. Пришли в село, начали баб да мужиков обшивать и заработали по двадцати рублев на брата. Собрались и пошли в другую волость; те-другие разговоры, и заспорили: чем лучше жить, правдою или кривдою? «Дурак ты! — забранился криводушный. — Видишь: баре, купцы да торговые люди умеют кривить, так они зато в сапогах ходят; а у нас на деревне, чай, знаешь старика Абрама: весь век свой прожил правдою, а сапогов да хорошего платья сроду не нашивал!» Правдивый стоит на своем, не соглашается.

Вот и ударились они об заклад, а уговор был такой: дойти до первого села и спросить у людей, чем лучше жить? Коли скажут: правдою, то криводушный отдаст правдивому свои двадцать рублев, а коли скажут: кривдою, то наоборот — пусть правдивый расплачивается. Пришли в село и стали ходить по избам да спрашивать: «Скажите, люди божии, чем лучше жить: правдою или кривдою?» Только кого ни пытают, все в одно слово говорят: «Нашли о чем спрашивать! Кривде везде лучше, кривда в сапогах ходит, а правда в лаптях!» Отдал правдивый криводушному свои деньги, и принялись по-прежнему работать, баб, мужиков обшивать; заработали по тридцать рублев на брата и пошли в третью волость. Дорогою те же разговоры; один говорит: правда лучше; другой говорит: нет, кривда лучше!

Поспорили и ударились об заклад на тридцать рублев. Дошли до села; кого ни спросят — всяк одно твердит: «Где уж нынче правдой жить? Правда-то в лаптях ходит, а кривда в сапогах!» Проспорил правдивый криводушному весь заработок. В третий раз выработали они по пятидесяти рублев на брата и опять заспорили. Заспорили и решили на том: если кто теперь проспорит, у того и деньги взять и глаза ему выкопать. Знамое дело, правдивый проспорил; криводушный взял у него пятьдесят рублев, выкопал ему глаза, оставил одного на дороге, а сам ушел домой. «Видно, и в самом деле нет на свете правды! — сказал слепой. — Кривда меня перемогла; как мне быть невидущему?» Побрел ощупью и попал на тропинку; эта тропинка привела его до станка[479]. Тут нащупал он толстое дерево, влез на самую верхушку и просидел до позднего вечера.

Как стемнело, пришел на то место старец, принес вязанку дров, сбросил с плеч и сказал: «Господи благослови!» Немного погодя пришел другой старец, а там и третий; сбросили с плеч по вязанке дров и также промолвили: «Господи благослови!» Потом развели они огонь, сели возле костра и стали разговаривать. Один говорит: «У нашего царя третий год дочь больна; кто ее вылечит, за того царь отдаст ее замуж». Другой говорит: «Царевну просто вылечить; она заболела в самый троицын день. Подал ей за обедней поп просвиру, она стала есть и уронила под пол крошку, ту крошку подхватила лягушка и съела; от того вся беда приключилася. Теперь коли в троицын день взять бычью кожу, помазать ее медом да положить под церковный пол, лягушка сейчас всползет на кожу, полижет меду, станет гадовать[480] и выронит просвирную крошку. Тогда только взять эту крошку, обмыть в воде да скормить царевне — царевна и поздоровеет».

На другое утро стали старцы росой умываться и говорят между собой: «Какая сегодня славная роса! Стоит ею раз-другой помочить глаза — так и слепота пропадет!» После того старцы ушли, а слепой швец[481] спустился с дерева, умылся росою — и в ту ж минуту стал видеть лучше прежнего, словно никогда и глаз не терял. Прославил он господа бога и пошел в тот город, где жила больная царевна. На троицын день явился он к царю, потребовал себе бычью кожу да меду, сделал все, как сказывал старец, и вылечил царевну. Царь обрадовался и выдал за него свою дочь.