Всем хорошо знакома фраза Христа: «Что ты смотришь на соринку в глазу другого, когда в твоем — бревно!». Она звучит как наставительная и риторическая, кажется, что она лишь агитационный маневр. Но Алексей Алексеевич Ухтомский обосновывает объективность этого тезиса с присущей ему остротой научного взора, используя открытый им нейрофизиологический принцип доминанты. Согласно принципу доминанты если у вас возбужден какой-то центр в мозгу, то и во внешней среде вы будете видеть то, что для этого центра актуально.

«Для высших центральных аппаратов, — пишет А. А. Ухтомский, — последствие будет в том, что человек, предубежденный (на основании самочувствия), что его окружают обжоры, эгоисты и подлецы, успешно найдет подтверждение этому своему убеждению и тогда, когда ему повстречается сам Сократ или Спиноза. Обманщик подозревает во всем обман, и вор везде кажется грязным, завистнику и тайному стяжателю чудятся и в других стяжатели, эгоист, именно потому, что он эгоист, объявляет всех принципиально эгоистами».

И эти осуждения, по словам А. А. Ухтомского, являются «вместе с тем и тайными, очень тонкими, тем более ядовитыми самооправданиями». Успокаиваясь подобным образом и не замечая действия своей же собственной доминанты, эти люди слепнут, «застилаются их глаза на реальность, и тогда наступает настоящая трагедия: люди не узнают Сократа, объявляют его вредным чудаком, заставляют его поскорей умереть!

Труд, вера, борьба, теперь еще и цинизм. Впрочем, цинизм, на первый взгляд, не более, чем просто другая сторона медали. Если борцы, трудоголики и верующие исповедуют какие-то идеи или, по крайней мере, производят впечатление такого рода проповедников, то циники — явление обратного порядка. Циник не знает ценностей, он отрекается от них, дезавуирует и дискредитирует их. Однако подобный взгляд на циников страдает непозволительным упрощенчеством, которое свойственно всякой обороне, а от циников действительно хочется обороняться, уж больно они холодны. Что же стоит за этой холодностью? Почему ценности, которые другим кажутся непререкаемыми, циниками разрушаются? Действительно ли за цинизмом кроется желание все уничтожить? На самом деле циники отнюдь не уничтожители, они — отъявленные созидатели.

Чтобы пояснить эту мысль, придется рассказать, как мы с вами стали «личностями». С момента рождения и до определенного времени (как правило, до трех лет) ребенок не понимает, что он есть некая самостоятельная субстанция, противопоставленная миру, он ощущает свое неразрывное единство с миром и ничуть подобным положением дел не смущается.

Возможно, вам приходилось быть свидетелем странной тяги маленьких детей называть себя в третьем лице. «Маша пошла в туалет», — говорит Маша и улыбается. То, что слово «Маша» с ней как-то связано, Маша понимает, однако то, что она — «Маша», ей пока непонятно. В три года это осознание произойдет, и тогда Маша превратится из ангелочка с вьющимися кудрями в бестию, летящую на крыльях ночи. Характер ребенка испортится, она начнет капризничать и привередничать — надо и не надо, она будет всему противиться и выглядеть (в свои-то годы!) как заклятая скандалистка. Иногда это очень пугает родителей, хотя пугаться здесь нечего — ребенок переживает один из первых «кризисных периодов» своего развития.

Почему ребенок, едва осознав собственную индивидуальность и противопоставленность миру, начинает воевать с кем ни попадя? Ответ прост: чтобы чувствовать собственную индивидуальность, мы должны не отождествляться с кем-то, а противопоставлять себя ему. Только сказав «Нет!», мы ощущаем собственное «Я», а соглашательство, напротив, лишает нас этого самоощущения.

Поскольку перед ребенком в этот период стоит именно такая задача — научиться ощущать собственное «Я», — он и впадает в так называемый «негативизм». Под последним понимают не вздорность, а постоянное сопротивление всякому внешнему влиянию. Вот почему, даже желая чего-то, ребенок, переживающий свой «кризис трех лет», готов сказать: «Нет!». Поступая так, он ощущает себя личностью. Постепенно, по мере взросления, этот негативизм канет в Лету, но до тех пор малыш будет бороться против всего, что исходит извне, от других людей. Эта борьба, это «Нет!» нам в наши три года были необходимы, поскольку в противном случае собственную индивидуальность мы бы никогда не ощутили.

Таковы в общих чертах задачи слова «Нет!», любого отрицания, любого отвержения и негативизма. Меняется ли что с возрастом? В каком-то смысле, конечно, меняется, но по сути все остается по-прежнему: когда мы отрицаем что-либо, мы заинтересованы не столько в том, чтобы что-то отвергнуть, но в том, чтобы сказать «Да!» самим себе.

Вот почему циники, отрицающие всеобщие ценности, попирающие устои и девальвирующие общие принципы, на самом деле не столько борются с «общественной моралью» или «устоявшимися мнениями», сколько пытаются ощутить самих себя, почувствовать себя как факт действительности, выделить себя из общей массы, доказать, и в первую очередь самим себе, свою же собственную индивидуальность, особенность, инаковость.

Именно поэтому я позволю себе утверждать, что циник не разрушитель, он созидатель, он пытается созидать самого себя через отрицание всего, чему он себя противопоставляет. Оскверняя ценности и устои, подвергая их остракизму и осмеянию, он не столько заботится о ложности или истине каких-то положений, сколько о том, чтобы быть, чтобы ощущать самого себя, чтобы не потерять то, что он ощутил когда-то, в свои три года: он не элемент массы, он — это он! Впрочем, тут есть существенная трудность, поскольку, отрицая все и вся, он не создает ничего, что бы можно было назвать им.

Циники кажутся похожими на трудоголиков, верующих и борцов, на самом же деле если для последних персонажей вся их деятельность — это способ занять собственные силы, оттеснить на второй план жизненные проблемы, отрешиться таким образом от подлинной реальности, окунувшись в мир виртуальной игры, то циники, напротив, представляют собой самых отъявленных реалистов. Это народ, не бегущий с родной земли, но требующий ему ее вернуть, требующий и готовый сражаться за это.

Впрочем, постепенно это благое начинание обретает формы отчаянного невротического поведения, цинизм выливается в стиль жизни, истинные цели ретушируются, поступки человека превращаются в театральное действо. Он обзаводится массой сценических, театральных поз, декораций, костюмов и проч. Почему это происходит? Потому что с самого начала тактика, избранная циниками, была неверной, и до невроза и здесь, что называется, рукой подать.

Герой пушкинских «Маленьких трагедий» задается вопросом о совместимости гения и злодейства. Вопрос этот риторический, поскольку все определяется обстоятельствами. Резерфорд, Кюри, Эйнштейн, Бор, Гейзенберг, Сахаров — люди безусловно гениальные, и спорить по этому поводу бессмысленно, но именно благодаря им стали возможны взрывы в Хиросиме и Нагасаки, гонка вооружений и чернобыльская авария. В этом пушкинском вопросе скрыта и еще одна крайне существенная проблема.