Как часто говорил Троцкий, "общество не может жить в состоянии постоянного кризиса". Оправившееся духом правительство Штреземана приняло ряд неотложных мер для хозяйственной стабилизации, наметило реальный бюджет и поручило центробанку (Reichsbank) обменять обесцененные марки на новые, так называемые Rentenmark, отчасти (в своем теоретическом покрытии) напоминавшие ассигнаты, выпущенные революционным правительством во время Великой Французской революции. 24 сентября кабинет Шреземана решил отказаться от политики пассивного сопротивления в Руре, было достигнуто соглашение с французским премьером Брианом, были получены некоторые финансовые и экономические гарантии из Америки. К октябрю 1923 года авторитет правительства и буржуазного режима был восстановлен.

В конце 1923 года несколько восстановилось положение не только в Германии, но и в других важнейших странах Европы и в США. В Италии, где несколько лет после войны буржуазия казалась парализованной, а революция — неминуемой, король Иммануил осенью 1922 г. привлек к власти Муссолини и его фашистов, которые с того времени начали одерживать все более решающие победы над социалистами и коммунистами. В январе 1924 г. в Великобритании пришло к власти правительство лейбористов с Рамзэем Макдональдом во главе. Во Франции в мае 1924 г. получил отставку реваншист Рэймонд Пуанкаре, инициатор жесткой политики репараций и оккупации Рура, и к власти пришло «левое» правительство Эдуарда Эррио (Herriot) с Аристидом Брианом в роли министра иностранных дел. Осенью 1925 года был заключен Пакт Локарно и политическое равновесие в Европе был на несколько лет восстановлено.

Задуманный еще осенью 1923 года и названный именем американского генерала, который управлял комитетом экспертов, придумавших его, План Дауэса был претворен в жизнь летом 1924 года. Согласно этой программе, германские репарации были упорядочены и срок платежей растянут. Гарантией платежей стало присутствие инспекторов-представителей победоносной Антанты в германских хозяйственных органах, в центробанке и т. д. Для приличия (США не вызывали в Германии такого отвращения, как представители Франции, Бельгии или Великобритании) и из-за гегемонии Америки в хозяйстве Европы американцы были назначены этими инспекторами.

Одним из побочных (но, возможно, предвиденных) результатов присутствия американских финансовых инспекторов в Германии стало повышенное доверие мировых деловых кругов к германским фирмам и банкам. Между 1924 и 1930 годами иностранные, в основном, американские кредиты волной хлынули в Германию.

Были и другие причины, привлекавшие мировой капитал: низкая заработная плата германских рабочих по сравнению с их товарищами во Франции, Англии или Америке; сравнительно большая динамичность или мобильность германского капитала и рабочих, их готовность переехать в другой город, изменить профессию. О Германии в те годы говорили, что своим динамизмом она начала напоминать Соединенные Штаты Америки.

Исторические экономисты различных направлений соглашаются, что в эти годы германская промышленность быстро и сильно развилась, технически и организационно выросла и снова заняла ведущее место в целом ряде направлений, особенно в химической, электро-технической и сталелитейной отраслях. Валовой национальный продукт Германии вырос с 12 миллиардов долларов в 1913 году до 18 миллиардов в 1928 г. (Pinson, p. 450). Между 1925 и 1929 годами производительность труда выросла в среднем на 25%, в том числе в добыче угля — на 35%, в прокате чугуна — на 41% (Dietmar Petzina в своей статье, изданной в 1990 г.). Одним из побочных результатов этого технического прогресса стал рост увольнений и сокращений рабочей силы, отразившийся в увеличении так называемой структурной, т. е. систематической, а не конъюнктурной, безработицы. Рационализация предприятий выбросила миллион рабочих на улицу, привела к дальнейшей централизации производства, и, когда подъем закончился депрессией в 1929 году, открыла дорогу к повальному банкротству мелких и средних промышленников и мелкой буржуазии.

Огромные американские капиталовложения в германскую промышленность положили начало ряду стратегических союзов между такими американскими химическими комбинатами, как Du Pont и Standard Oil и германским химическим гигантом IG Farben Industrie, между сталелитейными трестами в США и в Германии.

Следует также обратить внимание на двойственную сущность германского, да и любого другого, капитализма: противоречия между тяжелой и легкой промышленностью и их представителями в политической жизни страны. Испанский марксист Андрес Нин, убитый подручниками Сталина в 1937 году, в своей книге "Диктатуры нашего времени" обращает внимание на разницу между капиталистами, занятыми производством товаров широкого потребления и производителями средств производства. Первые заинтересованы в поддержании покупательной способности масс; структура их производства менее капиталоемка, чем в тяжелой промышленности, соотношение переменного капитала (заработной платы и текущих расходов на сырье) к постоянному более высокое. Промышленники в тяжелой промышленности менее заинтересованы в поддержании внутреннего рынка и массового потребителя; большая часть их товаров предназначена для экспорта. С другой стороны, их огромные капиталовложения и задолженности диктуют им, в случае конъюнктурного спада в рынке, принятие самых резких и радикальных мер для подавления любого сопротивления со стороны рабочих: устранение профсоюзов, примирительных камер на заводах или правительственных третейских судов, уклон от принятых в интересах общества экологических законов, сокращение заработной платы и накладных расходов в форме налогов, фондирования пенсий, страховки и других социальных программ.

Мы не можем вполне согласиться с таким абсолютным противопоставлением двух сфер капиталистического производства. В нашу эпоху империализма и гегемонии банков, — которые делают займы, предоставляют кредиты и оказывают финансовое давление на все производственные и торговые сферы, — правильнее рассматривать различные промышленные концерны и их политических представителей как специализированные инструменты общего классового буржуазного правления.

Но даже сделав это замечание мы должны указать на тесную связь главарей фашизма именно с предводителями германской тяжелой промышленности и с банкирами, которые стояли за плечами этих фабрикантов.

Период сравнительного подъема на мировом рынке и в Германии в 1924-29 гг. являлся периодом смягчения открытой классовой и политической борьбы. Известный французский историк, Даниэль Геран (Daniel Guerin) пишет:

После разрешения кризиса осенью 1923 года часто меняющиеся кабинеты министров были в основном коалиционными. В правительстве заседали социалисты-соглашатели и представители более просвещенной либеральной буржуазии, такие как Штреземан, Вильгельм Маркс и Ганс Лютер, выступающие как представители среднего класса или вообще "стоящие над классовой борьбой". Промышленники, производящие товары потребления и заинтересованные в поддержании гражданского мира и покупательной способности широких масс могли во время хозяйственного подъема ужиться с соглашателями, как Отто Вельс или Герман Мюллер, выражавшими экономические интересы пролетариата. Профсоюзы под руководством Лейпарта тоже играли большую роль в эти годы, наблюдая за порядком внутри предприятий, защищая, поскольку германский капитализм мог себе позволить, экономические и социальные интересы пролетариата. Представители тяжелой промышленности и банков предпочитали оставаться на заднем плане. В результате восстановления германского хозяйства и давления со стороны организованного пролетариата средняя заработная плата постепенно поднялась и в 1928 г. была на 6% выше, чем в 1913 г.