- Что это там горит? - майор кивнул вдаль. - Летели, видели.

- Вещественные доказательства. Автоцистерна с люизитом. Думаю, для страховки хотели закачать в убежище, если что не сработает.

Солдаты выбили дверь бункера и нырнули вниз. Разберутся.

- Сначала глаза, - врач закапал из флакона с пипеткой-насадкой. - Пусть как следует промоет.

Петров дернул головой. Жжение только усилилось.

- Все, все, Виктор Платонович, больше не буду, - пена из другого баллончика облепила руки, лицо, врач водил у шеи. Кондитером ему работать, торты к юбилеям украшать.

Петров расставил руки в стороны, глядя, как падают наземь ошметки медовой пены.

- Смените одежду, - скомандовал врач.

- Она защитная, пропитанная от газа, - но сменил. Долго ли умеючи? Пять минут с помощью врача, включая белье.

Люди поднимались на поверхность и, ослепленные солнцем, сбивались в беспомощную толпу, рыхлую, аморфную. Дети ожили быстрее других, настороженно-любопытно поглядывали на странно не злых солдат.

- Сейчас мы для них - захватчики, чужаки, - вернувшийся майор озабоченно смотрел на часы. - К полудню автоколонна подоспеет. А пока - накормим людей. Желудок, он лучше всего убеждает, кто друг, а кто враг.

Из выгруженных ящиков рослый старшина доставал пакеты и раздавал робевшим людям. Дети и тут побойчее - бережно снята золоченая фольга, надкушена первая шоколадка. Приспособятся.

- Пайки, чай, гуманитарные? Бундесвер?

- Что? - майор озадаченно взглянул на Петрова, потом рассмеялся. - Действительно, импорт. Дали маху. Ничего, пусть привыкают.

Учительница поднялась из ложбинки, отряхнулась машинально от пыли и, отрешенно глядя перед собой, неуверенно приблизилась к остальным.

- Нина Ивановна! Нина Ивановна, вам сюда! - позвал Петров. Не узнала, конечно - в пене, в новой одежде, но - подчинилась. Горе побежденным.

- Позвольте представить - майор Российской армии, командир отряда Глушков - учитель...

- Власовцы, - перебила учительница, закусив губу. Держит марку.

- Зачем же сразу ярлыки навешивать, Нина Ивановна? Непедагогично и давно осуждено. Вашего звания, правда, не знаю, думаю, не ниже. Или сохранили на "Делянке" и спецзвания?

- Не понимаю, - устало отозвалась учительница. Срослась, сроднилась с ролью.

Майор настороженно смотрел на Петрова.

- Глаза вас выдают. Глаза. Вы ведь из зачинателей "Делянки", еще бериевского призыва, не так ли?

- О чем вы?

- Любой окулист скажет, что у вас искусственный хрусталик в глазу, федоровский.

- Что? - майор подобрался, напрягся.

- Катаракта развилась. Возраст, радиация, пришлось отлучиться от подопечных, оперироваться. Сейчас незаметно, а ночью, при лампе нет-нет, а и сверкнет глазами, дух захватывает.

Учительница дернулась, но майор успел:

- Ампула в воротнике? А мы ее ножичком срежем, чик - и нет!

Хватит, пора и честь знать.

Петров сел в тень вертолета, стараясь не слышать, как рвется из рук дюжих спецназовцев учительница. Забыв про шоколад, жались к взрослым ребятишки, а те, стараясь не смотреть в сторону вертолета, давясь, глотали вдруг ставшие поперек куски. Ничего, скоро запросите головой выдать - и Нину Ивановну, и других... Хотя... Кто знает.

Подошел врач, бросил пустой шприц в землю, и тот закачался на толстой игле.

- Пять кубиков реланиума. Едва угомонилось. Как вы?

- Терпимо, - пробормотал Петров.

- Ничего, до свадьбы заживет, - врач запнулся, побледнел. - Извините, глупость сморозил.

Петров не шевелился.

Замереть, не думать, не чувствовать. И тогда, есть надежда, придет, наконец, чистый, спокойный сон.