шарлатаны вершат свои шарлатанцы и шарлатаинства.

может, только это удерживает ее.

27 августа 2014, Одесса

я был тоже юн здесь. тогда люты

были нравы панкующей школоты.

я был так бессмертен, что вряд ли ты

веришь в это, настолько теперь я жалок.

я писал здесь песни, и из любой

кухни подпевали мне вразнобой;

я царил и ссорил между собой

непокорных маленьких парижанок.

я ел жизнь руками, глазел вокруг.

полбутылки виски в кармане брюк.

я был даровит — мне сходило с рук.

мне пришло особое приглашенье.

лишь тогда и можно быть циркачом,

когда ангел стоит за тобой с мечом —

он потом исчезнет, и ты ни в чем

не найдешь себе утешенья.

я жил в доме с мозаикой — кварц, агат.

я мог год путешествовать наугад.

но пока писалось, я был богат,

как открывший землю.

(проговорив-то

вслух это тебе, я только больной урод,

чемодан несвежих чужих острот,

улыбнешься девушке — полный рот

черного толченого шрифта).

двадцать лет в Булони или Шайо

люди раскупали мое вранье.

я не знал, что истрачивал не свое.

что разменивал божью милость.

а теперь стал равен себе — клошар.

юность отбирается, как и дар —

много лет ты лжешь себе, что не стар.

лжешь, что ничего не переменилось.

22 октября 2014, Париж

Молодость-девица,

взбалмошная царица

всего, что делается

и не повторится.

чаянье, нетерпение,

сладостная пытка —

всё было от кипения,

от переизбытка.

божественное топливо,

биение, напряжение —

дай тем, кем мы были растоптаны,

сил вынести поражение,

кем мы были отвергнуты —

не пожалеть об этом,

а нам разве только верности

нашим былым обетам,

так как срока давности —

радуга над плечами —

нет только у благодарности

и печали.

2014 год

засыпай, мой сын, и скорее плыви, плыви

словно в маленькой джонке из золотой травы

вдоль коричневой Ганги в синий фонтан Треви

принеси людям весть с холодной изнанки смерти,

с видимого края любви

засыпай, моя радость, и убегай, теки

словно лунное масло, в долины и родники,

в голубые лиманы, на дальние маяки

погружая в питерские сугробы, в пески Гокарны

сразу обе руки

засыпай легко, мое сердце, и мчи, и мчи

сквозь базары Стамбула, их свечи и калачи,

суматоху вокзалов в Маргао и Урумчи, —

прокричи всем, давайте праздновать, я вернулся,

бриджабаси и москвичи

8 января 2015 года

начинаешь скулить, как пес, безъязыкий нечеловек:

там вокруг историю взрывом отшвыривает назад,

а здесь ветер идет сквозь лес, обдувая, как пену, снег,

так, что легких не хватит это пересказать

через толщу смерти, через тугой реактивный гул

того будущего, что прет, как кислотный дождь:

говори все как есть, говори через не могу

говори словно точно знаешь, на что идешь

никогда не поймешь, что прав, не почувствуешь, как богат

разве только четверостишие, в такт ходьбе

пробормочет старик, покидающий снегопад,

и печально разулыбается сам себе

3 февраля 2015

сойди и погляди, непогрешим,

на нас, не соблюдающих режим,

неловких, не умеющих молиться,

поумиляйся, что у нас за лица,

когда мы грезим, что мы совершим

мы купим бар у моря. мы споем

по телеку о городе своем

мы женимся на девушке с квартирой

кури и ничего не комментируй

уже недолго, через час подъем

как горизонт погаснет там, вдали,

ничком, с ноздрями, полными земли

мы все домой вернемся, пустомели

мы ничего предвидеть не умели

мы всё могли

20 февраля 2015

словно гибкое дерево, по утрам

солнце через окна врастает в храм;

стелется туман вдоль низин,

глубоко вздыхает Эчмиадзин,

набирая воздух в колокола.

моя девочка, как спала?

через главные площади, вдоль мостов

над Севаном-озером, сквозь Ростов,

где твой дед сидит с удочкой, не шумя —

не мелькнет ли чья-нибудь чешуя —

над Москвой, где услышу я,

а старушка Темза, поймав с высот,

на руке тебе принесет:

этот нежный, южный, нездешний звон

прилетит на Мэрилебон,

где дороги будут ему тесны, —

звону новой, первой твоей весны —

и споет тебе из-за стен и рам:

«ты красавица, Мариам!»

06.04.2015

вы, торговцы святым с колес,

устроители тайных месс,

продавцы ритуальных слез,

сочинители черных пьес;

мы, стареющие, увы,

власти этой степи большой,

боги топлива и жратвы,

постановщики войн и шоу,

вот такую вот шваль, как вы,

ненавидящие душой;

значит, мы вас собрали здесь,

так сказать, разместить заказ:

мы из вас выбиваем спесь,

вы садитесь бессмертить нас:

и шизофазию наших речей,

и мутации наших лиц —

все запечатлейте до мелочей,

все запомните до крупиц.

чтобы без посторонних глаз,

очень тихо, ведь сдаст любой, —

рассказать сыновьям о нас,

вдохновить их своей борьбой

за влияние на умы

вас распнет потом большинство:

мы нормальные силы тьмы.

нам забвенье страшней всего.

так что, мастера хорошо приврать,

даровитые дураки:

открываем-ка все тетрадь,

пишем с красной строки.

9 апреля 2015

да-да, родная, если и делить

хлеб языка великого, то вот с кем

гляди, тебя опять пинает Бродским

коммуникационный инвалид

скорей на улицу, где ждет тебя «хёндай

солярис» бежевый с водителем Исланом

ныряй в большой волоколамский слалом

и наблюдай

ты видела: чиновники, менты

едва заговоришь, уходят в плечи.

ничто не отделяет, кроме речи,

от темноты

легко быть ломким умницей с судьбой

средь узких дев с лирической хворобой,

а ты давай-ка без страховки пробуй

пребыть собой

отстаивай, завинчивай в умы

свои кавычки, суффиксы, артикли