Понятно, что он в числе нескольких других лучших наших писателей той поры (к тому же он был автором ненавистного партократии "Нового мира", что послужило дополнительным отягчающим обстоятельством) оказался на самом острие атак ортодоксально-карательной критики. Впрочем, ортодоксальная всегда была и карательной, за ее приговорами непременно следовали крутые "оргмеры".

Прочитав "Мертвым не больно", я написал Василю письмо, в котором хвалил повесть, но заметил, что скорее всего наша идейно выдержанная, бдительная критика будет долбать ее. У меня для этого невеселого предположения были основания: исподволь, шаг за шагом началась сусловско-брежневская "ресталинизация". И прежде всего это касалось войны: учинили показательный разгром книги Александра Некрича "1941, 22 июня" автора исключили из партии, выгнали из института, наказали издателей, разного рода взыскания были наложены на тех, кто на обсуждении защищал эту книгу. Цензурой был запрещен набранный в трех изданиях доклад Константина Симонова "Уроки истории и долг писателя", в котором он пытался разобраться в причинах наших тяжелых поражений в первый период войны.

Вскоре я получил в ответ письмо Василя. Он писал: "Конечно, мне приятно получить твое письмо с такой высокой оценкой моей повести. По правде сказать, я уже начал сомневаться в ее достоинстве, потому что в русском языке эта история звучит несколько в иной тональности, чем в оригинале (замечу здесь, что, кажется, тогда Быков понял, что его переводят не лучшим образом, и стал сам переводить свои вещи, хотя тяготился этим и жаловался, что автоперевод отнимает у него много сил и дается ему с трудом. - Л. Л.)... Что касается печатных откликов, то я, конечно, не очень на них рассчитываю, готов принять и хулу. Теперь мне ничего не страшно, т.к. мое дело сделано, я высказался. А моим единомышленникам и заступникам - сердечное спасибо, я всегда помню, что каждое правдивое слово в литературе, навлекая гнев ортодоксов, открывает и друзей, чья поддержка в конце концов неизменно важнее озлобления ничтожеств".

Да, я предвидел нападки на "Мертвым не больно" лизоблюдной, угодливо служащей "верхам" критики, но, признаюсь, не мог себе представить, какая вокруг повести и Быкова начнется вакханалия. Видно, по приказу идеологических кормчих "Правда" напечатала "установочную" (это означало, что газеты, журналы и издательства должны ориентироваться на нее) статью, которая камня на камне не оставляла от повести "Мертвым не больно". Вот ее вывод: "Повесть "Мертвым не больно" - неудача автора. Об этом надо сказать прямо и бескомпромиссно. Эта неудача - следствие серьезных идейно-эстетических просчетов писателя". Что такое "идейно-эстетические просчеты", о которых говорится в "Правде", какие последствия этот приговор влек за собой для обвиняемого, тем, кто жил в то время, объяснять не надо. Автором этой зубодробительной статьи был тогда никому не известный аспирант Академии общественных наук при ЦК КПСС Владимир Севрук (позже он станет хорошо, но не с хорошей стороны известен в литературно-журнальном мире). Его старания были замечены и оценены, он был приглашен работать в ЦК, быстро, как на дрожжах, там рос, стал большим начальником в отделе пропаганды, одним из самых злобных тамошних церберов. Я называю его, потому что долгие годы, где только мог и как только мог, он преследовал, травил Быкова. А тогда его статья в "Правде" послужила сигналом для разгрома и вскоре после "Мертвым не больно" напечатанного "Круглянского моста", который растаптывали все - от "Учительской газеты" до "Литературки". По его указанию - он курировал не только газеты и журналы, но и цензуру - все, что предлагал Быков для публикации, рассматривалось в Главлите через лупу. Благодаря его неустанной деятельности в этом направлении только через одиннадцать лет после журнальной публикации появилось книжное издание "Круглянского моста", через восемнадцать - повести "Атака с ходу", через двадцать три - повести "Мертвым не больно" (две последние вещи - только в "перестроечное" время).

Он пристально следил и за тем, что пишут о Быкове. Разыгралась одна история, которая коснулась и меня. На выходе была моя книга о Быкове, она уже была подписана цензурой к печати, как вдруг меня вызвал тогдашний директор "Художественной литературы" и в присутствии главного редактора издательства, заведующего отделом и редактора книги заявил, что я должен снять из книги главу, где речь идет о "Мертвым не больно". Иначе книгу не выпустят. Такого рода вивисекция после визы Главлита - даже по тем не "вегетарианским" временам все-таки была историей из ряда вон выходящей. Я отказался: "Пусть не выходит!" Возвратившись к себе в журнал, я узнал, что этому происшествию предшествовало. Вот что выяснилось. В послесловии к сборнику Быкова, выходившему в библиотеке "Дружбы народов", Валентин Оскоцкий положительно писал о "Мертвым не больно". Это обнаружил смотревший в оба за Быковым Севрук. Книга была остановлена, приказано было сделать из нее "выдирку" крамольных страниц (чрезвычайная и весьма дорогостоящая, вручную проделываемая типографская операция). Видно, после этого Севрук приказал устроить массовую облаву, и наткнулись на мою подписанную в печать книгу - последовало распоряжение руководству "Художественной литературы" и здесь проделать то же самое. Я пошел к моему бывшему главному редактору, он стал одним из секретарей писательского правления и курировал критику. В эту историю он не захотел вмешиваться, но дал мне совет, оказавшийся дельным: обратиться в отдел культуры к Беляеву, который был заместителем заведующего этим отделом и занимался делами литературы. Не питая никаких надежд, я позвонил Беляеву. К моему удивлению, он меня на следующий день принял. Выслушав, сказал: "Мы ничего об этом не знаем, с нами это не согласовывалось". Я понял, что к Севруку он не испытывает приязни. Спросил меня: "Вы можете сократить из этой главы страницу?" Я понял, что это на тот случай, - вдруг возникнет между отделами конфликт, - можно будет тогда сказать: мы с автором поработали. "Попытаюсь", - сказал я. "А я, - сказал он, прощаясь, - постараюсь вам помочь...". И свое обещание, за что я ему благодарен, выполнил.