— Вот скука-то, даже подраться не с кем! — пожаловался Рори, проснувшись с утра и потягиваясь. — Полгода всё никак не подвернётся настоящего дела!

При этих словах в щит, стоявший у него в изголовье, со свистом вонзилось несколько стрел.

— Э! — подскочил Рори и огляделся. Он сгоряча принял было это за шутку Нэнквисса, но когда с десяток каких-то одноглазых тварей, с виду пострашнее смерти, вооружённых чем попало, вылетел на него из-за ближайших деревьев, Рори как-то сразу вдруг понял, что Нэнквисс тут ни при чём.

— Это фоморы! — ахнул Файтви.

С этими словами он упал и крепко заснул. Нэнквисс, завидев врага, занялся своей боевой раскраской. Когда фоморы были уже в десятке шагов, Нэнквисс как раз успел развести сок ягод до нужного цвета, а Файтви-ап-Родри спал как убитый, поэтому один только Рори схватился за свой меч и приготовился защищаться.

Следующие четверть часа Рори, обливаясь потом, в одиночку отбивался от фоморов. И нету саги с описанием этой схватки, ибо настолько яростными и блистательными были атаки Рори, и настолько опасным и быстрым — сверкание его меча, что никакой язык и ничьё перо не в состоянии грамотно описать его боевые приёмы, за исключением удара с разворота в три четверти ногой в зубы. В тот день Рори раз и навсегда доказал, что воины Финна Мак Кумалла умеют быстро поворачиваться не только когда ухлёстывают за девушками.

Тем временем Нэнквисс во всём следовал обычаю. Он покрыл своё лицо красной краской и затем провёл поверх неё белые полосы, стоя на одной ноге и обернувшись лицом к востоку. Потом он подумал и добавил чёрные крапинки.

— Ну, скоро ты там? — окликнул его Рори, улучив мгновенье и тяжело переводя дыхание.

— Сейчас, сейчас, — спокойно сказал Нэнквисс, обводя чёрной краской глаза, затем втыкая в волосы орлиное перо и укрепляя его, чтобы получше сидело. После этого он не спеша расправил бахрому по всей одежде, сверху донизу. А потом он взял томагавк и раскидал всех не сходя с места, так что когда Файтви проснулся, кругом было так чисто, словно метлой подмели.

И всё бы ничего, но, на беду, Файтви попался на глаза единственный фомор, который не успел унести ноги и корчился в отдалении на земле с обломком меча Рори в ране.

— А это ещё что такое? — спросил Файтви у своих спутников, с трудом переводивших дух после сражения.

— Сейчас добьём, — пообещал Рори и направился к фомору, поигрывая мечом с обломанным концом клинка и загадочно улыбаясь.

У фоморов, как известно, только один глаз, на лбу, и в этом глазу при виде Рори отразилось сожаление о том, что он, фомор, всё-таки как-нибудь не уполз.

— Отойди, не видишь, — он тебя боится? — раздражённо сказал Файтви, усаживаясь на корточки возле фомора.

— И правильно делает, — сказал Рори, несколько сбитый с толку.

— Фоморы — это же совсем маленький народ. Вымирающий. Может быть, эти даже последние. Ты хоть понимаешь, что обломал свой меч об одного из последних фоморов, а, Рори? — скорбно спросил Файтви.

— Какая мне разница, об кого, если факт, что он теперь обломан? — пожал плечами Рори.

Файтви сплюнул и некоторое время молчал, прощупывая пальцами участок вокруг раны. Фомор жалко моргал своим единственным глазом, уставившись на Файтви, но терпел.

— Пора исчезать отсюда, — торопил Рори. — А то они сейчас вернутся и ещё не так нам насажают. Слышь, Файтви? — он потряс Файтви за плечо. — Хорошенького понемножку. Я тебе потом ещё парочку поймаю.

— Так, — сказал Файтви.

— Вот что, Нэнквисс, ты не смывай свою краску! — заметил Рори, видя, что Нэнквисс собирается уже сполоснуть лицо. — А то, если что, будешь её потом опять три часа размазывать!

Тем временем Файтви уже развязывал свою сумку.

— Как сказал Гиппократ, жизнь коротка, учёба много дольше, случай мимолётен, эксперимент рискован, судить трудно, — сказал Файтви, закатывая рукава.

— Ты что это собираешься делать? — с подозрением спросил Рори.

— Извлекать обломок меча, конечно, — не задумываясь отвечал Файтви, прокаливая на огне свои медицинские инструменты.

— Да ладно, — польщённо сказал Рори. — Оставь. Обойдусь я без этого обломка. Мне любой кузнец и так перекуёт. Э, — тут только до него начал доходить смысл сказанного. — Ты станешь с ним возиться? Да если мы останемся здесь хоть три минуты, мы покойники!

Но Файтви и ухом не вёл.

— Твой Гиппократ, — сказал Рори в приступе отчаяния, — уже давно улепётывал бы отсюда сломя голову. Если бы он хоть раз в жизни издалека увидел фомора, у него бы его клятва поперёк горла застряла!..

— Подай-ка мне вон тот флакон, — сосредоточенно сказал Файтви и принялся за дело, не выказывая ни малейшей спешки.

— Н* тебе твой обломок меча, — сказал он наконец, подавая Рори зажатый в щипцах кусочек металла. — И чтобы в этом фоморе я его больше не видел!

И он начал зашивать разрез, приговаривая что-то утешительное для фомора.

— Ну что? — с гордостью сказал он, кончив накладывать шов. — Как? Это операция очень высокого класса. Узнай кто-нибудь, что я сумел провести её в таких условиях, и у меня от пациентов отбою не будет.

— Он хочет сказать, — пояснил Рори, — что если они сейчас вернутся с подмогой, нам от них будет уже не отбиться. И это верно, как никогда.

— Меня-то беспокоит другое, — сказал Файтви, с сожалением оглядываясь кругом. — Я вот всё думаю: а вдруг вы ещё кому-нибудь из них что-нибудь повредили?..

Рори так и взвыл.

— Ладно, ладно. Вот теперь я готов бежать, — сказал Файтви, вытирая ланцет о штанину.

— Теперь ты полезешь на дерево, быстро-быстро, — сказал Нэнквисс, подавая Файтви его сумку, — потому что бежать уже некуда.

Действительно, едва они все трое успели забраться на ближайший дуб, фоморы в большом количестве заполонили всю поляну, так что теперь в самом деле только и оставалось, что пересидеть на дереве. Тогда они устроились повыше, в развилках ветвей, и повели мирный разговор.

— Как это тебя угораздило вляпаться в это дерьмо? — спросил Рори у Файтви.

— Где? — обеспокоенно спросил Файтви, оглядывая себя.

— Я имею в виду, как это ты заделался врачом? — пояснил Рори, свешиваясь и глядя вниз на фоморов, снующих по поляне и принюхивающихся.

И поскольку любимцы Файтви рыскали по поляне ещё добрых полчаса, то, чтобы как-то скоротать время, валлиец и в самом деле рассказал, как это вышло, раскачиваясь вместе с веткой, на которой сидел.

Файтви-ап-Родри пришёл поступать в школу в Кармартене, ибо он хотел учиться там, только там и больше нигде. Но прежде чем он протолкался через городской рынок, чтобы позвонить в замысловатый медный колокольчик у дверей школы, которые обычно выходили куда им вздумается и в тот день как раз выходили на рыночную площадь, ему случилось трижды задержаться на этом пути. Первый раз, когда на него налетел горшечник со своей тележкой с криком: «Куда прёшь? Глаза, что ль, дома оставил?», на что Файтви рассеянно отвечал с сильным северным акцентом: «Спасибо, и вам того же, ваша милость». Второй раз он остановился на минутку возле астролога, который за умеренную плату предсказывал какую хочешь судьбу. Бегло оглядев Файтви с ног до головы и подбрасывая на ладони монетку, астролог, особо не чинясь, предсказал, что Файтви суждено стать могущественным друидом. В третий же раз Файтви углядел какие-то ножки в чулочках и повёл за ними глазами, да, на свою беду, ещё и поднял взгляд. После этого не надо было и астролога, чтобы предсказать его судьбу. Файтви ухнул в этот омут немедленно, с головой, и дальше болезнь его протекала в самой острой форме. Пока Гвен, дочь аптекаря, сновала между лотками туда и сюда, Файтви держался в двух шагах и отчаянно размышлял, с чего начать разговор. Он прикинул, что у него есть ровно пять минут на то, чтобы покорить её сердце, всего пять минут и не больше, потому что больше её мамаша никак не проторчит возле вон того лотка с овощами. Файтви успел уже бросить взгляд на эти овощи и убедился, что они все как есть несвежие, и стоит только мамаше протолкаться к лотку сквозь толпу, как она мигом почует тухлятину и повернёт назад.