Он пошел вперед, не рискуя задерживаться на остановке — вдруг кондуктор спохватится и вернется. Уж очень не хотелось тратить деньги.

Клод Леон услыхал, как на левом фланге трубным голосом пропел будильник, и проснулся, чтобы прислушаться внимательней. Осуществив задуманное, он снова заснул — случайно — и окончательно проснулся только через пять минут — тоже непреднамеренно. Он посмотрел на фосфоресцирующий циферблат, сделал для себя вывод, что уже пора, и скинул простыню. Любовно прижимаясь, она вновь скользнула вверх по его ногам и обвилась вокруг тела. В комнате было темно, светлый треугольник окна еще не проступил. Клод ласково погладил простыню; она перестала ерзать и выпустила его из своих объятий. Клод сел на край кровати, левой рукой потянулся зажечь лампу и в очередной раз убедился, что лампа находится справа. Он вытянул правую руку и, как всегда, наткнулся на деревянное изголовье.

— Отпилю его когда-нибудь, — недовольно процедил он сквозь зубы.

Но зубы неожиданно раздвинулись, и голос прозвучал в полную силу.

— Тьфу ты! — подумал Клод. — Сейчас весь дом перебужу.

Он напряг слух и различил ритмичную пульсацию. Пол и стены дышали легко и размеренно. Клод успокоился. По периметру оконной шторы стали заметны серые полоски дневного света: с улицы пробивалось бледное зимнее утро. Клод Леон вздохнул; ноги его тем временем нащупали шлепанцы. Сделав над собой усилие, он встал. Из его расширенных пор нехотя, с присвистом спящей мышки, выходил сон. Клод подошел к двери, но прежде чем включить свет, развернулся лицом к зеркалу платяного шкафа. Накануне вечером он потушил лампу внезапно, как раз в тот момент, когда строил рожу собственному отражению. Теперь, перед тем как идти на работу, он хотел увидеть эту рожу еще раз. Он решительно повернул выключатель. Вчерашнее отражение было на месте. При виде его Клод громко расхохотался. Впрочем, под действием света изображение быстро померкло, и в зеркале появился утренний Клод Леон, отвернувшийся от шкафа и собирающийся побриться. Он спешил, чтобы прибежать в контору раньше своего начальника.

К счастью, жил он неподалеку от Компании. Это зимой — к счастью. Летом же дорога получалась слишком короткой. Надо было пройти триста метров по проспекту Жака-Лемаршана[7] (с 1857 по 1870 сей достойный муж инспектировал контрибуции, а прославился как героический защитник баррикады: он оборонял ее в одиночку, сдерживая натиск прусской армии; в конце концов они его одолели, зайдя с тылу; прижатый к своей высоченной баррикаде, которую он отстаивал до последнего, бедняга дважды выстрелил себе в рот из винтовки Шаспо; кроме того, отдачей ему оторвало правую руку). Клод Леон живо интересовался мельчайшими подробностями истории и в ящике своего стола хранил полное собрание доктора Кабанеса[8], переплетенное в черный коленкор наподобие бухгалтерских книг.

От холода на краю тротуара позвякивали красные ледышки, а женщины сучили ногами под короткими бумазейными юбками. На ходу Клод бросил «добрый день» вахтеру и, заранее робея, подошел к решетке лифта в стиле Тпру-Конкурбюзье, где уже мялись в ожидании три машинистки и бухгалтер. Клод приветствовал всех сдержанным взмахом руки.

— Здравствуйте, Леон, — сказал начальник, открывая дверь.

Клод вздрогнул и посадил кляксу.

— Добрый день, господин Сакнуссем[9], — пролепетал он.

— Какой же вы недотепа, — покачал головой начальник. — Опять кляксу поставили...

— Простите, господин Сакнуссем, я...

— Немедленно сведите! — приказал Сакнуссем. Клод склонился над кляксой и принялся старательно ее вылизывать. Чернила были горькие и пахли тюленьим жиром.

Сакнуссем, похоже, был в благодушном настроении.

— Вы читали сегодняшние газеты? — спросил он. — Конформисты готовятся устроить нам веселые денечки, не так ли?

— М-м-м... да, сударь... — промямлил Клод.

— Каковы негодяи, а? — воскликнул Сакнуссем. — Надо быть начеку... Они ведь, знаете, все вооружены...

— А-а... — выдавил из себя Клод.

— Помните, в дни Освобожденчества они возили оружие прямо-таки грузовиками, — продолжал Сакнуссем. — А порядочные люди, вроде нас с вами, ходят безоружными.

— О, конечно, — поспешил согласиться Клод.

— У вас есть оружие?

— Н-нет, сударь, — сказал Клод. — Но, может...

— Так вы готовы достать мне револьвер? — спросил Сакнуссем без обиняков.

— Я, это... — замялся Клод, — если только зять моей хозяйки... даже не знаю...

— Великолепно! — провозгласил шеф. — Так я могу на вас рассчитывать? Ну, разумеется, не слишком дорогой и чтобы непременно с патронами. Эти мне сукины дети конформисты!.. Надо держать ухо востро. Вы со мной согласны?

— Согласен, — ответил Клод.

— Ну разумеется. Не торопитесь, работайте спокойно. И если вам надо пораньше уйти...

— О, мне не надо... — поспешил отказаться Клод.

— Вот и хорошо! — одобрил Сакнуссем. — Главное, постарайтесь ставить поменьше клякс. И смотрите, работайте внимательно, вам не за красивые глазки жалованье платят, черт подери...

— Я буду стараться, господин Сакнуссем, — пообещал Клод.

— И не опаздывайте, — напомнил шеф. — Вчера вы опоздали на шесть минут.

— Но при этом я пришел на девять минут раньше... — попытался оправдаться Клод.

— Конечно, только обычно вы приходите на пятнадцать минут раньше, — уточнил Сакнуссем. — Сделайте же усилие, в конце концов!

И он вышел, прикрыв за собой дверь. Весь трепеща, Клод вернулся к работе. Руки у него так дрожали, что он уронил на бумагу еще одну кляксу. Она была невероятных размеров и походила на хихикающую рожу.

Клод доедал обед. От сыра остался один кусок, правда довольно большой. Желтый, с сиреневыми дырочками, он лениво ворочался в своей тарелке. На десерт Клод налил себе целый стакан карамельного гидрата окиси лития и слушал, как он, пузырясь, стекает по пищеводу. Пузырьки воздуха поднимались против течения и лопались в гортани, производя металлический звук. Клод встал, чтобы выйти на звонок, прозвучавший за дверью. Это был зять квартирной хозяйки.

— Здравствуйте, — сказал гость. Его честнейшая улыбка и рыжая шевелюра выдавали карфагенское происхождение.

— Здравствуйте, — ответил Клод.

— Я принес вам эту штуку, — сказал зять. Его звали Жан.

— А, эту... — сообразил Клод.

— Ее самую, — подтвердил Жан и извлек «штуку» из кармана.

Это был красивый десятизарядный эгализатор марки «Вальтер», модель «ппк»; эбонитовое основание магазина тютелька в тютельку входило меж двух пластин рукоятки, сделанных по форме руки.

— Вещь... — взволнованно и со знанием дела оценил Клод.

— Фиксированное дуло, — уточнил Жан. — Высокая точность.

— Да, — сказал Клод, — и прицел удобный.

— В руку так сам и ложится, — добавил Жан.

— По уму сделано, — согласился Клод, целясь в цветочный горшок, который на всякий случай пригнулся.

— Пистолет что надо. Три с половиной.

— Дороговато, — сказал Клод. — Не для себя беру. Я-то понимаю, что вещь, конечно, того стоит, но тот человек не даст больше трех тысяч.

— Дешевле не могу, — сказал Жан. — Я сам за него столько заплатил.

— Понимаю, — кивнул Клод. — Дорого.

— Это совсем не дорого.

— В смысле, оружие стоит дорого, — поправился Клод.

— Это уж точно, — подтвердил Жан, — такую пушку еще поискать.