Неосторожно оглянувшись, он заметил, что исчезнувший парапет открыл то, что ранее ускользало от его зрения - восхитительной красоты вид, открывавшийся с этой высоты. Сейчас они достигли, наверное, только уровня птичьего полета, но и отсюда зрелище было завораживающим.

Никогда ранее Крын не мог представить себе что земля сверху такая красивая. Даже когда лежал в стогу сена под бездонным ковшом неба и предавался мечтаньям, видел себя птицей. То, что он увидел сейчас, превосходило самые смелые мечты.

Невольно он остановился, что было немедленно отмечено недовольным окриком принца. Но и тот, поведя взором вокруг, замер, как вкопанный. Он поднимался на самые высокие башни дворца, но даже оттуда не видел подобного великолепия.

От такого зрелища даже кружилась немного голова, Крын невольно отступил шаг назад, даже и не вспомнив, об узости ступени, его пята, не найдя опоры, соскользнула, и, теряя равновесие, он начал валиться назад.

Широко взмахнув руками, он попытался, было, остановить падение но уже слишком поздно. Ужас сковал все его члены, он понял, что это конец, во всех красках представил себе как полетит в эту бездну, как неотвратимо удариться оземь. Паника охватила разум, превратив его в кусок льда.

Махнув рукой, он задел и принца, но тот вовремя вырвавшийся из чар зрелища, перепугался так, что от страха сделал совершенно неожиданное даже для самого себя: извернувшись, словно дикая кошка, он упал животом поперек лестницы, намертво вцепившись. Принц попытался изо всех сил прижаться к ступени, слиться с нею, только бы не принадлежать бездне. Но когда он заметил, как поскользнувшийся Крын поясницей падает на край лестницы, и всем своим большим телом тяжело заваливается назад, сделал второй неожиданный поступок: мгновенно выбросив вперед правую руку, судорожно схватил кисть попутчика, даже и не подумав о том, что выдержать его он не сможет.

Крына, уже основательно распрощавшегося с жизнью и успевшего передать привет всем своим родным и всплакнуть в юбку матери, сильно тряхнуло, и он осознал себя висящим над бездной.

Руку Кан-Туна дернуло так, что показалось, будто кости вышли из сустава, а жилы с сухим треском порвались в клочья. Края ступеней, словно ножи, впились в ребра, от его истошного крика чуть не рухнула сама Лестница. Он видел, как с плеча Крына сорвался и исчез глубоко внизу один из его тюков. "Парадное платье": подумал он отстранено: "Для представления перед богами". А в следующую минуту понял всю неотвратимость своего положения: сейчас левая рука, судорожно хватающаяся за край ступени, разожмется, или соскользнет, они последуют за поклажей, и их больше ничто не спасет.

Разум советовал разжать пальцы правой руки, отпустить смерда, не достойного даже слизывать пыль с его сапог, но он держал. Хрипел, стонал от разламываемого на куски тела под острыми краями ступеней, обливался потом, чувствовал, что потные руки начинают скользить, цепенел от страха, но держал. Держал, отмахиваясь ото всех умных советов, которые упрямо лезли в голову.

Крын висел над бездной, подавленный беспомощностью своего состояния пытался вывернуться, зацепиться за край, но пальцы соскальзывали. Он ощущал как поклажа и все тело неумолимо тянет вниз. Он видел, что у принца нет сил, чтобы вытянуть и даже чтобы держать его. Он чувствовал себя виноватым, но не мог, не в силах был просить принца, чтобы тот отпустил его и спасся хотя бы сам.

Кан-Тун последний раз собрался с силами, и, чувствуя, как глаза вылезают из орбит, рванул Крына наверх. Тот совсем немного, на пол-ладони поднялся, но этого хватило, чтобы вцепиться в край.

Пальцы скользили по отполированной поверхности, но там, наверху, принц уже обессилено замер. Надо было подтянуться, перевалиться через край, но слишком много он потратил сил в схватке с великанами, слишком неумолимо тянула вниз ноша.

С каждым мгновением он чувствовал, как слабеет, как пальцы понемногу близятся к краю. И приготовился к последнему рывку. Он его ждал как самого светлого праздника, и как день самой тяжелой работы, в своей жизни. Всю свою душу, все свое естество, всю свою жизнь, всю боль и слезы в глазах матери, и скупые вздохи отца вложил он в этот рывок.

Поднялся до края, чуть ли не зубами вцепляясь в камень, закинул ногу на нижнюю ступень. И тут почувствовал, как вырвавшийся из обессиленного забытья принц помогает перевалиться на саму ступень.

Оба скрючились, пытаясь принять устойчивое положение на узких и крутых ступенях, сцепились вместе, вжались в лестницу, и позволили себе перевести дух.

- Послушай, Ригг, как самый, что ни на есть глазастый из нас, взгляни, там эта проклятая лестница такая же узкая? - вопросил Итернир.

- Сейчас погляжу, - отвел взгляд от бесконечных ступеней Ригг, - сколько хватает моих глаз - да. Эй! Глядите! Вокруг-то какая красотища!

От восхищенного возгласа даже Ланс прекратил неумолимое восхождение и огляделся. Действительно, он много повидал миров, но нигде не замечал такого великолепия: то недосуг было, то случая не подворачивалось. Оба застыли, не в силах оторвать глаз от раскрывшейся картины мира.

Итернир скептически повел взглядом вокруг, восхищенно присвистнул, верный своим привычкам, но, заметив, какими глазами смотрят вокруг спутники, насторожился, и странно спокойным и четким голосом проговорил:

- Сейчас осторожно, без лишних движений опуститесь на ступени, и постарайтесь при этом не глядеть вниз.

Ланс тут же настороженно напрягся и медленно начал опускаться. Ригг повернул к Итерниру непонимающее лицо, и как только он столь резко оторвал взгляд от картины внизу, его тут же качнуло, повело в сторону, но привычное, натренированное тело к счастью быстро справилось, установив шаткое равновесие. Вопросительно и беспомощно он смотрел на Итернира, застыв на полусогнутых коленях, раскинув руки.

- Медленно опускайся, - все понимающим, но не менее уверенным, тоном почти приказал тот, - и не отрывай от меня глаз.

Настороженно цепко не отпуская связующую нить взгляда, на порой предательски подрагивающих коленях, он медленно-медленно опустился и попытался охватить ступень, будто не собираясь никогда больше с ней не расставаться.

- Не надо смотреть вниз, - проговорил Итернир наставительным тоном, когда все немного успокоились, - от этого может закружиться голова, а ноги дать короткую слабину. А на такой узкой лестнице это значит - фьюить! И внизу. Это - закон! - подвел он черту и весело подмигнул Риггу, - ну, что? Струхнул малость?

- Да есть немного, - смущенно признался тот.

Чем вызвал уважительный взгляд со стороны Ланса.

- Молодец, что не стал оправдываться, - поспешил объяснить Итернир Риггу. - Я бы, например, сказал бы, что это у меня так, шнурки развязались.

Напряжение слегка спало.

- Слушайте, чего я скажу, други, - помпезно заявил Итернир, поелику ветер мне нашептал, что вечер уже не за горами, а ночевать на таких роскошных ложах, - он похлопал по узкой ступени, на которой сидел верхом, - мне не представляется возможным, предлагаю, не сходя с этого места, свершить обряд принятия пищи и опосля уже рвануть наверх, уповая лишь на то, что всемогущие боги в милости своей предусмотрели наверху отдохновение для страждущих. Уж там-то мы и отоспимся. А?

- Наверное, было бы неплохо, - почесал в затылке Ригг, прислушиваясь к гудящим ногам, и, замечая краем глаза, что Ланс уже без лишних слов развязывает тесемки мешка, меж тем внимательно глядя, чтобы копье никуда не соскочило.

- Прошу вас, пожалуйста, угощайтесь, - сказал Ригг, доставая жареное мясо, переложенное ароматными травами и приготовленное столь искусно, что от запаха голова кружилась надежнее, чем от взгляда за край.

Итернир гордо отстегнул от пояса флягу превосходного вина, а Ланс скромно и молча выставил на общий стол свою нехитрую снедь солонину, хлеб и овощи.

Из-за узости ступеней сидеть было не слишком-то удобно, даже Итерниру не помогал свернутый плащ. Даже лакомый кусок не тешил. Но все стойко держались, стараясь не нарушить шаткого равновесия общения.