Живот его заколыхался, но смех был каким-то нарочитым.
— Значит, вы ее особенно не расспрашивали?
— Да так, в общих чертах. Но отвечала она все складно. Семья в войну умерла, осталась совсем одна, прежде держала свое ателье в очень неплохом месте, да тосковала сильно по родным краям, вот и решила вернуться в Токио. Просила очень: мол, с деньгами проблем нет, сдайте мне здесь место. Да и видно было — денег у нее прилично.
— Сказала, прежде в очень неплохом месте дело держала?
Ямакава насторожился и вытащил записную книжку.
— Ну, вот кстати, в произношении у нее этакая изысканность была. Да и родилась-то она, видать, в Токио: говорила же, что ее в родные края потянуло.
— Так. А до переезда сюда где она жила?
— В Хонго, в гостинице «Хорай-кан». Я тоже как-то в те края заезжал, бывал в этом городке. Она сказала, что прожила там недели две, а как увидела в газете мое объявление, так сюда и прикатила.
— Где она жила до того, вы не знаете?
— Того не ведаю. Если съездить-то, разузнать, пожалуй, можно… В общем, я тогда так прикинул: дело она свое держала в неплохом месте, опять же — собой отменно хороша. Вот, небось, кавалер какой-то и привязался, а она от него сбежала. Продала все подчистую и сюда… Да она и сама какие-то намеки делала: с прошлой жизнью покончить хочу, в Токио все по-новому начать… Я даже сперва с нее залог за аренду и предоплату за жилье хотел не брать, — ладно, мол! — да жена воспротивилась: как это так? Надо контракт составить! Пусть поручителя представляет! Но та, надо сказать, абсолютно спокойно отнеслась: хорошо, говорит, я попрошу людей. Забрала контракт, а потом привезла — и имя вписано, и печать личная стоит.
Итами достал из своего огромного портмоне контракт и продемонстрировал полицейским. В графе «поручитель» значилось; Одзаки Рютаро, адрес — район Эдоку, квартал Камэдо, округ 5. Стояла также личная печать поручителя.
— Этот Одзаки Рютаро и оказался фикцией?
— Ну да. Эдоку — это же как далеко, а я к ней с доверием отнесся, вот за контракт и не беспокоился, проверить и не подумал, есть такой Одзаки Рютаро или нет. А вот потом странные дела пошли.
— Какие же?
— Тетка эта, которая сейчас здесь, Кавамура Мацуэ, — это я ей помог сюда пристроиться, — так вот ее как ни спросишь, все одно: какие уж там родственники, старые знакомые, и те не появляются. Ну ладно — от мужчины она прячется, так ведь ни одного письма, ни единой открытки никогда и в помине нет! А заведешь разговор, все что-то непонятное несет. А тут у меня полгода назад случай подвернулся в те края съездить, принялся я это место искать, Камэдо, округ 5… — он выдержал паузу, — а дома-то там и не оказалось!
Тодороку и Киндаити переглянулись.
Похоже, загадочная подоплека этого убийства понемногу начала прорисовываться.
— Нечисто здесь что-то: номер дома не указан, просто Камэдо, округ пять и все. А сам округ громадный, я все ноги стер, пока этого Одзаки Рютаро искал, да так и уехал ни с чем.
— Вы говорили потом об этом с мадам?
— Ну конечно!
— И что она сказала?
— Побледнела немного, но все равно как-то вывернулась. Сказала, что человек тот вскоре перебрался на Кюсю и что, конечно, ей бы надо было меня о том предупредить, но она просто не хотела мне хлопот доставлять, так что уж нельзя ли все так и оставить, как есть. Ну, господин старший инспектор, представьте такую женщину в подобной ситуации! Эдакая тростиночка, ветром колеблемая, сама печаль, воплощение скромности, деликатности… Вот уж лиса так лиса! Аха-ха-ха-ха!..
Завершив свою высокопарную тираду, Итами снова расхохотался, тряся животом, и снова смех его прозвучал нарочито сухо и фальшиво.
— И вы решили все так и оставить?
— Ну я собирался что-нибудь потом предпринять, а тут вон что случилось, это и для меня самого неприятность страшная.
— Когда она открыла здесь свое дело?
— В начале мая уже перебралась сюда. Я ей тут мастера подыскал, еще кой-чем помог, а люди не так поняли, разговоры пошли. Да что говорить, я и вправду за ней приударял, было дело.
Итами опять раскатисто захохотал, но за этим весельем ощущалось некоторое беспокойство.
Киндаити сразу обратил внимание, что здесь, как и на втором этаже, вся обстановка была совершенно новая. Раскроечный стол и гладильная доска — это еще ладно, но ведь и обе швейные машинки ярко поблескивают металлическими деталями. Все, вплоть до ножниц и электрического утюга, новехонькое.
Тодороку тоже это заметил:
— Скажите-ка, господин Итами, эти швейные машинки, к примеру, — она их купила уже здесь?
— Да, у нее с собой из вещей было ну разве только то, что на самой надето. Все, начиная с кровати, которая на втором этаже стоит, и до последней иголки уже после переезда куплено. Машинки она в рассрочку брала, так меня их торговый агент про нее расспрашивал, мол, все ли в порядке.
— В каком смысле — все ли в порядке?
— Да был у них случай недавно: оформили кредит, заплатили один взнос — и с концами.
— И даже при этом женщина не показалась вам подозрительной?
— Странной она мне показалась. Я потому и решил ее поручителя проверить, да и вообще… Что ж у нее, совсем, что ли, раньше никаких вещей не было?
— А как вам об этом стало известно?
— Так я у Кавамуры спрашивал.
Тут Итами немного смешался: проговорился, что тетка для него шпионила.
Итак, Итами Дайскэ совершенно ничего не знал о хозяйке «Одуванчика». Именно это, по крайней мере, следовало из его ответов.
— Господин старший инспектор, может, вы зададите вопросы по тому делу, о котором я вам рассказал? — напомнил сидевший сбоку Киндаити Коскэ.
— Сэнсэй, тут уж вы сами, я не очень представляю себе, о чем спрашивать.
— Ну тогда…
Киндаити развернулся в сторону Итами, и тот настороженно сверкнул глазами.
— Скажите, пожалуйста, господин Итами, вы не получали последнее время анонимных писем?
— Каких таких анонимных?
— Писем, где не указан отправитель. И содержащих грязные наветы в адрес кого-нибудь из жителей этого квартала.
— Нет, о таком не знаю. Про кого из здешних-то?
— Ну, если говорить конкретней, то о госпоже Китагири. Не получали ли вы какого-нибудь письма о том, что за ней, к примеру, водятся такие-то и такие-то секреты?
— Нет. И самое главное, я не думаю, что в округе хоть кто-нибудь знает ее тайны. Тут даже мне самому ничего не известно.
Что же, можно ловко отвечать на вопросы и тем не менее проговориться. Так оно и вышло — Итами знал, что тайна существует.
— Ну хорошо, еще вопрос. Нет ли у вас каких-нибудь соображений о том, что могут означать слова «белое и черное»? Разумеется, в связи с госпожой Китагири.
— «Белое и черное»? Нет, не знаю. Разве что, как это у вас в полиции частенько употребляют: виновен-невиновен.
Судя по сосредоточенному виду Итами, он не прикидывался. Значит ли это, что в отношении писем он бел?
— Что ж, спасибо. У меня больше нет вопросов.
Киндаити Коскэ запустил пальцы в свою шевелюру. Тут появился сыщик Симура.
— Ох, ну наконец-то выковыряли тело из-под вара. Взгляните-ка на меня, Киндаити-сэнсэй, здорово перемазался, да?
Он растопырил руки и продемонстрировал свою перепачканную варом одежду.
— Хо-хо, вот супруга твоя наплачется!
— Что, экспертиза теперь возможна? — поторопил информацию Ямакава.
— Пока нет. Труп повезли в больницу, там будут счищать вар, и только потом уже экспертиза. Так что результаты будут не слишком скоро.
При этих словах Итами удовлетворенно провел языком по губам. Точно так же облизывается дикий зверь.