— Хотелось бы сказать, что вопрос невежливый, но сколько есть, столько есть, ничего не поделаешь. Уже две тройки. То есть тридцать три, если по-старому считать.[4] Сэнсэй, я потому и заторопилась. Вы же сами знаете, по характеру я не ночная бабочка. А Тат-тян — он такой чистый, искренний. Я изо всех сил старалась ему хорошей женой стать. Да все напрасно.
Раскаяние, звучавшее в ее голосе, говорило о том, что по своей сути эта молодая женщина принадлежала к тем, кто продолжает ощущать в себе кровь прежних поколений.
— А вот на всякий случай, ответь-ка: директор фармацевтической фирмы Q, о котором говорится в письме, господин Х.К. — это не Хибики Кёскэ?
— Ой! Сэнсэй, вы знаете Хибики Кёскэ?!
— Встречал пару-тройку раз, когда мы со старшим инспектором Тодороку хаживали к вам в бар. Он же твоим патроном был, всегда Харуми-тян спрашивал.
Бар «Три Экс» относился к заведениям достаточно высокого уровня. Почтенная публика, вполне пристойные женщины. Вся атмосфера там была какая-то домашняя, и, придя однажды, многие становились постоянными посетителями.
В письме в таком тоне говорилось о седовласом покровителе Дзюнко, что сразу представлялся эдакий жирный, как свинья, мерзкий стареющий тип, но в памяти у Киндаити осталось несколько другое.
Это был хорошо ухоженный мужчина лет пятидесяти с неплохими манерами. Он всегда собирал около себя трех-четырех женщин, всех щедро угощал. Со стороны казалось, что он не столько развлекается сам, сколько предоставляет возможность развлечься им, и Киндаити еще тогда обратил внимание, что этот человек пользуется у женщин популярностью.
— И когда он начал тебе покровительствовать?
— Весной пятьдесят девятого, это больше года продолжалось.
— Ты тогда уже ушла из бара?
— Еще нет.
— А рассталась ты с ним из-за Тацуо?
— Ну да, здесь такое дело… Ну, в общем, если рассказывать, так просто дешевый роман получится. Я очень страдала из-за того, что со мной происходит, и па… — ой, то есть Хибики-сан, он тогда сказал, что поможет мне свое заведение открыть. Если честно, для тех, кто в подобных местах работает, это просто предел мечтаний, а вот для меня… Мне сразу до того тяжко стало — быть владелицей какого-то бара, девочек держать… Подумать, и то горько. А тут как раз и появился Тат-тян, поэтому… Ох!
Дзюнко перевела взгляд на окно:
— Какой шум на улице!
— А правда, в чем дело? Может, случилось что-то?
— Никакого покоя!
— Ну-ка, ну-ка…
Киндаити Коскэ поднялся и вышел на веранду. Дзюнко последовала за ним, встала рядышком.
Мы забыли сообщить, что квартира 1821 располагалась в корпусе 18 на первом этаже. Поэтому с террасы как на ладони был виден за пустырем (будущим зеленым островком) северный фасад корпуса 20, где как раз сейчас завершались строительные работы.
Перед этим корпусом спиной к нашим героям стояла группа людей, которые громко наперебой что-то обсуждали. С крыши вниз смотрели рабочие, они перекрикивались со стоящими внизу мужчинами.
— Что это там?
— Похоже, кто-то пострадал.
— Может, кто сверху упал?
— Вряд ли…
С задумчивой улыбкой Киндаити некоторое время наблюдал за людской суетой, но даже он не мог предположить, что присутствует сейчас при начале громкого дела, которое ему предстоит распутывать. А потому он сказал:
— Ладно, давай продолжим. Та девушка, Киёми, которую мы встретили, она тоже жертва подобного письма?
Он вернулся в комнату.
— Да, ужасно гадкая история.
Дзюнко вошла следом за ним и прикрыла за собой застекленную дверь.
— Там еще гораздо худшие непристойности были написаны.
— Непристойности?
— Мол, не верите, так пусть врач проверит ее девственность.
У Киндаити Коскэ от неожиданности глаза полезли на лоб.
— Это с какой стати?
— Да ни с какой! Я думаю, здесь много таких грязных писем гуляет. Мы с Киёми — это только кусочек айсберга, а тут, наверное, полно людей от таких писем мучается. Может, кофе?
— Пожалуй, не откажусь.
— Сейчас, минуточку.
Из кухни по квартире разнесся благоуханный аромат, затем появилась Дзюнко с двумя чашками на подносе.
— Сэнсэй, да что же за шум такой!
— Хм, похоже, и правда кто-то пострадал.
Вдыхая благородный запах кофе, Киндаити принялся вновь рассматривать письмо.
— Как вы считаете, сэнсэй, эти вырезанные слова — они могут что-нибудь подсказать?
— Ну как тебе сказать. Раз уж больше никаких зацепок нет, остается только за это ухватиться.
— Они ведь все из разных журналов и газет?
— Похоже на то. Кропотливая работа, однако… А что, то письмо, которое получила Киёми, оно тоже так начиналось — Ladies and Gentlemen?
— Абсолютно так же. Вот только Киёми не сама его получила. У нее приятель есть, кто именно, она не сказала, вот он и получил. Киёми из-за этого чуть с жизнью не рассталась.
— Это в каком смысле?
— Пыталась с собой покончить. Хорошо, я тогда к ней заглянула.
— Попытка самоубийства?
— Ну да! Я тогда и думать не думала, что окажусь в той же тарелке. Ой, сэнсэй, кажется, патрульная машина приехала!
Действительно, с надсадной сиреной в квартал примчалась полицейская патрульная машина.
— Так что же произошло?
Они вышли на веранду. У северного фасада корпуса 20, где только что стояла небольшая группа людей, успела собраться целая толпа.
— Сэнсэй, что же там, в конце концов?
Голос Дзюнко дрогнул. В этот момент патрульная машина, раздвигая толпящийся народ, подъехала к самому дому и остановилась.
Из машины вышли двое полицейских и тут же скрылись в толпе. Источник волнений, очевидно, находился у стены корпуса 20, как раз напротив квартиры Дзюнко.
— Что произошло, сэнсэй?
— Давай-ка пока отсюда посмотрим.
Киндаити опустил взгляд на свои часы, было уже два.
Один из полицейских выбрался из толпы и поспешно направился к машине. Сейчас будет связываться по рации с управлением.
— Сэнсэй, там действительно что-то случилось!
— Видимо, да.
— Пойдемте взглянем?
— Лучше еще немного постоим здесь.
— А!
— Что такое?
— Сэнсэй, смотрите, вон там девушка вышла, та самая, которую мы встретили. Да на ней лица нет!
В самом деле, из толпы любопытствующих вынырнула фигурка в красно-желтом свитере, и даже издали было заметно, что насчет лица Дзюнко права. Глаза у девушки были вытаращены, взгляд колючий. Двигалась она, неуверенно переставляя ноги, словно была крепко пьяна.
— Киёми-тян! Киёми-тян!
Дзюнко перегнулась через перила. Услышав ее крик, Киёми застыла как вкопанная и посмотрела на веранду.
Пустой, отсутствующий взгляд, подернутый чернотой. В нем плескался дикий страх.
— Киёми, что там случилось? Что, в конце концов, произошло?
Киёми остановилась напротив веранды. На ее лице вспыхнуло негодование.
— Дзюнко, ты давно дома?
— Я все время здесь была. Что там?
— Ты была здесь и не знаешь, из-за чего крик? Ведь все произошло прямо перед твоими окнами!
— У меня же гость. Я поняла, что что-то случилось, но… В чем дело, в конце концов? Что тебя так возмущает?
— Там человека убили!
— Человека убили?!
У Дзюнко перехватило дыхание. Она уставилась на Киёми, а потом вдруг вспыхнула:
— Слушай, а какое это имеет ко мне отношение? Почему ты на меня-то набросилась?
— Еще бы, это же прямо напротив, а ты до сих пор ничего не знаешь! Не странно ли?
— Слушай, кого убили?
Киёми была моложе Дзюнко больше чем на десять лет, но сейчас, когда она стояла, прочно расставив свои ножки в обтягивающих слаксах, и яростно нападала на Дзюнко, в ней сквозила какая-то недетская агрессивность.
— Спрашиваешь, кого? Брось прикидываться! Ишь, не знает она ничего! Убита мадам из «Одуванчика»! Правда, лица там не разберешь, но…
— Мадам из «Одуванчика»?!
Дзюнко вцепилась в перила, чтоб не рухнуть на пол.
4
Традиционный японский счет возраста с прибавлением утробного года.