Мне очень не повезло. В один из осенних дней 1930 или 1931 года я заглянул к знакомым, и хозяин дома сказал: «Ну что бы тебе стоило прийти минут на двадцать раньше! Был Николай Григорьевич Смирнов… Да-да, тот самый Смирнов».

В ту пору я не расставался с чудесной книгой Николая Григорьевича, называлась она «Государство Солнца». Перечитывал я эту книгу раз семь, и вот незадача — по чистой случайности не довелось мне встретить её автора, а уж я бы его непременно спросил, какая судьба постигла Лёньку Полозьева и сохранилась ли на Мадагаскаре могила Беспойска…

А в 1933 году Николай Григорьевич умер, умер в сорок три года. С тех пор прошло много лет, но удивительное дело — люди, которые его знали, о нём говорят и сейчас так, будто час назад он вышел из дому и вот-вот должен вернуться. Иначе и быть не может. Щедрым человеком был Николай Григорьевич Смирнов. Щедрым на доброе слово, на светлую улыбку, на дружеский совет. И «заразительно» талантливым. Близкий друг Николая Григорьевича, писатель И. А. Рахтанов, вспоминает, как легко, весело, непринуждённо учил на своём примере молодых литераторов автор «Государства Солнца». И как работал он сам: «Едва он брал в руки карандаш или перо, едва подносил их к бумаге, сам собой возникал острый сюжет, протягивались линии, завязывались узлы».

Щедрым, хоть порой и не лёгким было и то время, когда жил Николай Григорьевич. Три революции, гражданская война, первая пятилетка. Баррикады Пресни, штурм Зимнего… Перекоп, великие стройки великих лет. На одной из них, Кузнецкстрое, Николай Григорьевич работал в последние годы своей недолгой жизни. Работал в ударной бригаде мастеров слова.

Литературный же его путь начался за несколько лет до Октябрьской революции, в петербургском театре «Кривое зеркало». На сцене этого театра поставлено было несколько пьес Николая Григорьевича, и все они настораживали царскую цензуру.

В годы гражданской войны, «к штыку приравняв перо», Николай Григорьевич работает в Калужском революционном театре, пишет для этого театра пьесы, читает лекции по искусству красноармейцам.

В детскую литературу он пришёл в 1923 году. И она стала его призванием, ей он отдал свою душу. Советской книге для детей удивительно повезло в годы её ранней юности. Для детей писали: Корней Чуковский, Самуил Маршак, Алексей Толстой, Юрий Олеша, и в этой шеренге замечательных писателей Николай Григорьевич занял достойное место. Современник и участник великой революции, он стремился в своих книгах донести до юного читателя дух грандиозных событий своего времени. И был он истинным романтиком, в самом высоком и благородном смысле этого слова.

Всего лишь десять лет отдал Николай Григорьевич детской литературе, но успел он сделать очень много. Двадцать книг — повестей, репортажей о больших стройках, пьес — написал он за эти десять лет. Две из них навсегда вошли в историю нашей детской литературы: это «Государство Солнца», вышедшее в свет в 1928 году, и «Джек Восьмёркин», который появился два года спустя.

«Джек Восьмёркин» — повесть о русском мальчике, который попал в Америку, стал там искусным механиком и в годы коллективизации вернулся на родину с весьма запоздалыми мыслями о приобретении собственной фермы. Кипучая действительность освобождает Джека от многих иллюзий и заблуждений, причём автор отнюдь не сразу приводит своего героя в стан борцов за новый деревенский уклад.

В те годы на деревенские темы писали много и порой не очень увлекательно. Но Николай Григорьевич скучных повестей создавать не мог. И «Джек Восьмёркин» совершенно покорил читателей всех возрастов остротой сюжетных ходов, драматизмом действия, мягким, чисто смирновским юмором.

Эту повесть читала вся страна, и хотя в течение долгих лет книга не переиздавалась, но образ «русского американца» каким-то образом стал достоянием последующего поколения, и в 50—60-х годах колхозным механизаторам часто присваивали кличку «Джек Восьмёркин», хотя, вероятно, немногие помнили, что так именовался герой одной славной книги.

Талант Николая Григорьевича был весьма многогранным. С необыкновенной лёгкостью писатель переносился из эпохи сплошной коллективизации в екатерининский век, из Вирджинии — в деревню Починки, из Починков — на остров Мадагаскар.

«Государство Солнца» отстоит от «Джека Восьмёркина» и книг о стройках первой пятилетки на временную дистанцию огромного размера. Последняя треть XVIII века — таковы хронологические рамки этой книги, и её герои ходят не в москвошвеевских пиджаках, а в куцых камзолах. Однако и эта повесть увлекает читателя остротой своего замысла, богатством красок, в ней те же интонации искренности, что и в «Джеке Восьмёркине» и кузнецких очерках.

Герой «Государства Солнца» — личность незаурядная. Морис Август Беньовский. Он же Беспойск. Уроженец Словакии, подданный императрицы Священной Римской империи германской нации Марии-Терезии, польский шляхтич, один из вождей восстания конфедератов 1768 года, которое привело к гибели Речь Посполитую — старую Польшу. Это ранний Беньовский, о нём в повести говорится немного. Беньовский «Государства Солнца» уже не предводитель конфедератов, Он русский пленник, сосланный на далёкую Камчатку. Его дальнейшие похождения поистине необычайны. Соблазнив нескольких русских ссыльных, он захватывает камчатскую столицу Большерецк, убивает местного правителя капитана Нилова, уводит с собой группу казаков, овладевает кораблём и бежит из пределов Российской империи. Он совершает полукругосветное плавание по маршруту Камчатка — Япония — Тайвань — Индия — Мадагаскар — Франция.

Беньовский и в жизни, и в этой повести — фигура необычайно колоритная. В нём и шляхетский гонор, и дух дерзких авантюр — XVIII век знал подобных искателей приключений, он оставил память о столь же смелых похождениях графа Калиостро, шевалье Зона, княжны Таракановой, — в то же время этот вечный странник, этот непоседливый авантюрист грезит о коренном переустройстве общества, стремится создать государство равных. В своё время его настольными книгами были «Утопия» Томаса Мора и «Город Солнца» Томмазо Кампанеллы, произведения, в которых описывались идеальные республики светлого будущего.

Главная удача автора в том, что он создаёт поразительно ёмкий и контрастный образ этого противоречивого человека. Беньовский жесток, коварен, корыстолюбив, но ведь не случайно же простые люди готовы идти за ним на край света, не случайно так беззаветно предан ему Лёнька Полозьев, от лица которого ведётся повествование: «Он ошибался большую часть жизни, и, несмотря на это, люди всё-таки шли за ним». Шли потому, что верили в его помыслы, в его мужество, шли потому, что надеялись найти волю и счастье, хотя неизменно и порой по вине их вождя эта дивная цель оборачивалась миражом, донкихотскими ветряными мельницами. Санчо Панса тоже шёл за Дон-Кихотом, шёл до конца…

Фигура главного героя не заслоняет персонажей второго плана. Все они отлично выписаны — это живые люди с живыми страстями, и, что особенно важно, они очень «восемнадцативечны», а подобная черта чрезвычайно ценна в историческом романе.

Можно не сомневаться, что читатели надолго, быть может навсегда, запомнят и Лёньку Полозьева, и Лёнькиного отца, и Степанова, и Нилова, и других героев повести. И покорит их отвага русских людей, и оценят они справедливость восторженного восклицания Беньовского: «О русские! Вы волшебная нация! Других таких я не видел во всем свете».

Эта прекрасная книга стала сегодня библиографической редкостью, и можно не сомневаться, что это её издание придётся по душе нашим читателям.