— Астрологический прогноз как компромат? — несколько удивился детектив. — Ну что ж, это даже интересно…

— Тут подчеркнуты три знака зодиака, — пояснила Надя. — Водолей, Рыбы и Телец. Водолеем является Кассирова, Рыбами была покойная Жоржетта Мешковская, а Тельцом — Марианна Костяникина. — И Надя с выражением зачитала: — «Водолей. День для вас счастливый, вы неожиданно разбогатеете, но сумейте правильно распорядиться свалившимся на вас богатством — вложите его во что-то духовное, возвышенное». Например, в издание своего поэтического сборника, — добавила Надя уже от себя. — «Рыбы. Повышенная возбудимость и доверчивость заставят вас поверить в чужие наветы. Телец. Опасайтесь высокой женщины в розовом платье — она может роковым образом изменить всю вашу судьбу». Ну, господин Дубов, что вы на это скажете?

— A что тут сказать? Вообще-то я в гороскопы не верю, хотя чисто теоретически и допускаю, что звезды могут оказывать некоторое влияние на общий ход событий. Но не до такой же степени, чтобы определять цвет платья!

— Совершенно верно, — кивнула Надя. — И цвет платья, и все остальное определила сама Софья Кассирова. Мне, знаете, по роду занятий частенько приходится иметь дело с разного рода доморощенными гениями. И я заметила одну общую особенность — почти все уверены, что любой бред, ими написанный, содержит некое высшее, тайное, если хотите — сакральное значение и имеет пророческий характер. Так что я не сомневаюсь — когда Кассирова составляла этот прогноз, то была уверена, что он каким-то мистическим образом поможет осуществить ее злодейские планы.

— Может, вы и правы, Наденька, — кивнул Дубов, — но это опять лишь домыслы, не скрепленные фактами. И даже если наши подозрения насчет Софьи Кассировой имеют под собой почву, то я не представляю, как мы могли бы вывести ее на чистую воду.

— У меня возникла одна идея, — сказала Чаликова и что-то заговорщически зашептала Дубову на ухо, хотя в комнате они были одни.

— Кажется, я улавливаю ход ваших мыслей, — закивал Василий Николаевич. — Это, конечно, совершенно антинаучно с точки зрения классической криминалистики, но для пользы дела попробовать можно.

* * *

И вот наступило воскресенье. Дубов и Чаликова, одевшись соответственно во фрак и вечернее платье, отправились в Дом культуры имени Анны Карениной на презентацию поэтического сборника Софьи Кассировой «Любовь под пирамидами». Начало было назначено на шесть часов вечера, но уже в половине шестого в артистическом кафе крутилось довольно много народу — по большей части представители кислоярской творческой и околотворческой богемы, но не только: за одним из столиков скромно пил кофе инспектор Лиственицын в окружении двух человек в штатском, которых Дубов хорошо знал как милицейских оперативников. За другим столиком сама Софья Кассирова в элегантном зеленом с блестками платье продавала свой сборник по 80 сантимов за экземпляр, а за дополнительную плату ставила автограф.

Ровно в шесть часов погас верхний свет, и кафе погрузилось в интимный полумрак. Прожектор осветил импровизированную сцену, и в его луче возникла фигура председателя «Всемирной души».

— Господа! — обратился председатель к присутствующим. — Сегодня мы имеем счастье прикоснуться к высокому искусству, которым нас давно радует замечательная, я не побоюсь сказать — великая поэтесса Софья Кассирова. Мы давно ждали явления ее новой книги, и вот наконец имеем удивительную возможность увидеть ее воочию, во всей ее самости. И потому без лишних слов позвольте представить вам автора книги — госпожу Софью Кассирову!

В темном зале раздались нестройные аплодисменты, и к микрофону вышла сама виновница торжества с книгой, нежно прижатой к могучей груди. Ее платье, будто шкура крокодила в лунном свете, таинственно переливалась в лучах прожектора.

— Вы не представляете, господа, как я волнуюсь, — начала сольное выступление поэтесса. — Ведь это такой день в моей жизни… И еще я хочу сказать, что своими успехами обязана не только себе, но и моим друзьям, братьям и сестрам по искусству. И в столь торжественный момент не могу не вспомнить о своей незабвенной подруге, замечательной поэтессе Жоржетте Мешковской. Как жаль, что она не дожила до этого дня!..

— Если бы дожила, то этого дня просто не было бы, — шепнула Чаликова, наклонившись к уху Дубова. Тот кивнул. A Кассирова тем временем продолжала:

— И я хотела бы начать этот вечер со стихотворения, посвященного светлой памяти Жоржетты. — Поэтесса перевернула в книжке несколько листков и, придав лицу выражение вдохновенной скорби, начала чтение:

— Это было давно, это было в Древнем Египте,
В самом прекрасном из прошлых моих воплощений.
Я была возлюбленной страстной жреца Омона,
Что возносил каждодневно Омону хвалу во Храме.
Но вот взяла его смерть, и осталась я одинока,
Одна, как чайка на море или верблюд в пустыне,
И стала мне жизнь постыла, любви лишенной.
И вот однажды, молясь в опустевшем храме,
Я услыхала голос, и этот голос промолвил:
«Будет тебе за любовь за твою награда.
Знай, твой любимый запрятал алмазы и злато
В месте надежном, и стражей надежных приставил
На берегу священном священного Нила,
A сторожами поставил двух крокодилов священных.
И, коль овладеть желаешь ты этим кладом,
То в полночь явись на брега священного Нила,
Туда, где луна освещает пирамиду Хеопса.
И в том месте, где тень ее коснется берега Нила,
Встань, и всплывут на поверхность два крокодила.
И когда ты отдашься обоим всею душою и плотью,
То откроется вход в пещеру с алмазами и со златом».
И смолк тот голос, и сама себе я сказала
На что мне злато, на что алмазы и все богатства земные,
Коли возлюбленного рядом со мною нету?
Но, как настала ночь, явилась я к берегу Нила,
И, только тень коснулась краешка вод священных,
Выплыли на поверхность священных два крокодила…
Голос Кассировой дрогнул, но она мужественно продолжала:
— И не захотела я им отдаться всею душою и плотью,
Но, взяв секиру, до смерти обоих их зарубила,
И кровь их святая, смешавшись с потоком священного Нила,
Вдаль потекла, по течению, к синему морю.
Но не пошло мне на пользу коварством добытое злато…

Вдруг Кассирова прервала чтение, и ее округлое лицо исказило выражение неизъяснимого ужаса. По проходу между столиками, слегка покачиваясь, в сторону сцены плыл призрак Жоржетты Мешковской в окровавленном розовом платье — медленно, но неотвратимо, как судьба.

Кассирова со страшным грохотом упала на пол прямо на сцене, а кровавый призрак, хладнокровно переступив через нее, занял место у микрофона.

— Ты потревожила мою тень, несчастная, — сказал призрак страшным потусторонним голосом, — и я явилась!

— Нет! Только не это! — возопила Кассирова, хватаясь за подол Жоржеттиного платья.

— Тогда облегчи свою грешную душу, — предложил призрак Мешковской, признайся перед всем миром, как ты убила и меня, и Марианну!

— Я все, все скажу! — кричала Софья, ползая по полу. — Только не смотри на меня так, я каменею от твоего мертвого взора!

— Ну ладно. — Призрак снял с подставки микрофон и бросил его Кассировой, а сам удалился вглубь сцены. Поэтесса попыталась встать, но, покачнувшись, вновь упала на сцену.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: