— Я могу вам чем-то помочь?

— Да.

Машина сбавила скорость, свернула на проселочную дорогу и остановилась. Ледбиттер знал толк в любовных делах. Он не прибегал к методам первобытного человека, но умел сделать потрясение приятным. В его поцелуе божественно смешались и угроза, и удивительная сладость, а потому леди Франклин закрыла глаза в наслаждении, но открыла их в бешенстве.

— Я хочу выйти, — сказала она.

Ледбиттер промолчал.

— Я хочу выйти, — повторила леди Франклин. — Выпустите меня, Ледбиттер.

В его душе творилось нечто невообразимое, но обращение по фамилии сработало безотказно.

— Куда же вы, миледи? — сказал он. — До Лондона еще далеко — десять миль.

— Не важно, — ответила леди Франклин. — Я пойду пешком или сяду на попутную машину.

— Давайте я хотя бы поймаю такси, — предложил Ледбиттер.

— Спасибо, но это ни к чему, — отрезала она, по-прежнему глядя куда-то в сторону, — я доберусь сама.

— Леди Франклин, — сказал он, обращаясь к ней так впервые за все время их знакомства, — могу ли я чем-нибудь вам помочь?

— Нет, — услышал он в ответ. — Лучше дайте мне выйти.

Путаясь в собственных ногах, он кое-как выбрался из машины, обогнул ее сзади — только бы не видеть лица леди Франклин! — распахнул дверцу и, выпрямившись, застыл, глядя прямо перед собой.

— Все. Благодарю вас, — сказала леди Франклин. — Прощайте.

Оказавшись один, Ледбиттер сел в машину и задним ходом на бешеной скорости бросил ее к шоссе. Выруливая на него, он увидел, что леди Франклин медленно идет по обочине. В руках у нее ничего не было, и только тогда он заметил на переднем сиденье ее сумочку и путеводитель по Винчестерскому собору. Сначала он решил ехать: на новые переговоры уже не было сил, но, вовремя вспомнив, какие возникнут осложнения, если ее вещи останутся у него, он забрал и сумочку, и путеводитель и, выйдя из машины, пошел обратно, к леди Франклин.

— Вы оставили это в машине, миледи, — сказал он.

Она вздрогнула, взглянула на него, и на лице ее появилась нервная улыбка.

— В самом деле, в самом деле, — пробормотала она. — Спасибо, что напомнили.

Приложив руку к фуражке (формальность, о которой он забыл, расставаясь с леди Франклин несколько минут назад), Ледбиттер повернулся и зашагал обратно к машине. Затем он снова остановился и обернулся.

— Может быть, все-таки я довезу вас? — сказал он.

— Не надо, благодарю вас, — последовал ответ. — Со мною все будет в порядке.

— Мне было бы гораздо спокойнее, если бы вы поехали со мной, — сказал он, с трудом выдавливая из себя слова.

Не находя сил ответить, она только покачала головой, и он вернулся в машину.

ГЛАВА 14

Жена помирает, ура!
Жена, помирает, ура!
Жена помирает —
Смех разбирает:
Ведь ей не дожить до утра!
Я снова свободен —
Богат и свободен.
Пришла золотая пора.

Уже несколько дней эта песня не давала покоя Ледбиттеру, и он распевал ее во все горло и нарочно фальшивил (вообще-то у него был неплохой слух), чтобы насолить искусству, насолить самому себе, а главное, насолить леди Франклин. Его первой реакцией был приступ бешеной злобы. Негодяйка! Сначала рассыпалась мелким бисером, пела ему о своих дурацких чувствах, а как дошло до дела, сразу на попятный! Она ткнула его мордой в грязь, а все потому, что он, видите ли, не из ее сословия. Все уши прожужжала о том, какая чушь классовые различия, как помогают они сближаться таким, как он и она, но стоило ему поверить ее болтовне и предложить ей хотя бы ненадолго и впрямь забыть о классовых различиях, как она начала строить недотрогу: «Прочь, лакей!» Ну что ж, так ему, дураку, и надо. Впредь будет умней.

По сути дела, оба они обманули друг друга, но в каком-то смысле он пострадал сильнее. Его мужскому самолюбию был нанесен страшный удар, и рядом не было никого, кто бы мог пролить бальзам на рану. Вспоминая о том, как кокетничали с ним некоторые его пассажирки и как он решительно, но тактично — упаси Бог обидеть! — отклонял их заигрывания (интересы дела превыше всего!), он решил, что на сей раз повел себя как последний дурак. Надо сказать, что именно этого он боялся больше всего — прослыть последним дураком было для него непереносимым унижением.

Впрочем, никто, кроме леди Франклин, не знает о том, как он опозорился, — слава Богу, он позаботился, чтобы не было свидетелей. Но что, если она проболтается? Можно ли доверять женщине? Черта с два! Теперь она растрезвонит всем своим знакомым, что от этого водителя надо держаться подальше, он потеряет добрую половину клиентов и угодит в черный список.

Но не сгущает ли он краски? Циник в нем, стремясь удержать заметно пошатнувшиеся позиции, напомнил, что, получи дело огласку, у некоторых представительниц слабого пола его акции не только не упадут, но, возможно, даже повысятся. И тогда они, чертовы куклы, у него попляшут! Все бабы — стервы, а леди Франклин — стерва номер один! Он ненавидел все, что имело отношение к женщинам. Коротконогие дряни — вылезая из машины, стукаются задницами о тротуар — потеха! А леди Франклин — беременная семга! Вот именно, беременная семга, с наслаждением повторил он про себя, гордясь своей наблюдательностью — фигурой леди Франклин и в самом деле похвастаться не могла.

Ни с того ни с сего на него вдруг нахлынули воспоминания о домах с красными фонариками, он явственно услышал обрывки реплик: «Эй, Каланча, заходи!» — «Привет, Обрубок!» — «А ты куда, Рыжик?!» — «Ну-ка ты, с бородавкой на подбородке, я тебя запомнила — у тебя вечно в кармане пусто, убирайся-ка подобру-поздорову!»

Давно — с ранней юности — он не получал такого удовольствия от разного рода непристойностей — стоило ему задуматься о леди Франклин (что он делал постоянно), как неприличные образы и картины начинали роиться у него в голове. Чтобы дать выход чувствам, он распевал похабные куплеты — одни запомнились еще от отца, другие он услышал в армии. Но если раньше он напевал их со снисходительной усмешкой взрослого человека, вполне отдающего отчет, что это за чепуха, теперь он исступленно горланил:

Раз, два, три, четыре
Я сижу в сортире!

Ну как вам песенка, миледи? Ой, Стивен, лучше поговорим о соборах. Впрочем, какой он для нее Стивен, он — Ледбиттер!

Вспоминая случившееся, он если и ругал себя, то лишь за то, что так позорно оконфузился. Он не раскаивался, что вовремя не одумался, когда еще до поездки у него мелькнула мысль — не попытать ли удачи с леди Франклин. Но он не мог простить себе, что позволил так с собой обращаться. «Счастье! Счастье! — твердила она, как попугай. — Ледбиттер, вы принесли мне счастье!» А что, спрашивается, она ему принесла?

Случилось так, что в последующие несколько дней у него было мало работы. Телефон почти все время безмолвствовал, а если и раздавался звонок, то, как правило, с отменой заказа. Все ясно, решил Ледбиттер, это козни леди Франклин. Наверняка уже всем раструбила про его злодейство! Небось обзванивает сейчас подружек: остерегайтесь этого изверга. Поднимая трубку, он с трудом унимал дрожь в голосе, а на звонки отвечал робко, почти заискивающе. Записывая заказ, он испытывал ощущение, что разговаривает с последним в своей жизни клиентом. Нет, надо менять профессию, и побыстрее. Видимо, он свое отъездил — пора подаваться в автомеханики. Спасибо вам, леди Франклин. Огромное спасибо! Он распевал на мотив «Клементины»:

Подай горшок, ночной горшок!
Зовет тебя отец.
Подай горшок, ночной горшок!
Настал ему конец.

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: