- Что это за штука, Саша? - Грант наклонился над прибором, внимательно его рассматривая. Восхищения в его голосе не слышалось - одно деловое любопытство. - Сам сделал?
- У меня кишка тонка, - усмехнулся Александр Павлович. - Подарили.
- Кто?
- Бем. Слыхал?
- Рудольф Бем? "Король магов"?.. Он же умер, по-моему.
- Два года назад был живехонек. Живет под Брюсселем, домик у него там. Полдня я у него просидел, обедали, ужинали. Старик расчувствовался и подарил мне эту штуку. Сказал, что сам хотел воспользоваться, да не успел.
- А ты чего же?
- Веришь: впервые включил. Чего-то боялся. Не мое...
- А ты у нас можешь только свое... Что за принцип, интересно? Голография? Ты хоть его разворачивал, Кулибин?
Александр Павлович посмотрел на Наташу. Она напряженно слушала их разговор, и слово "голография", произнесенное Грантом, явно было ей знакомо - от мамы, наверно; более того, слово это - реальное и основательное - могло перечеркнуть сказку, только что показанную ей Александром Павловичем. А ведь он для того лишь и вспомнил о приборе "короля магов", а то лежал бы он в кофре мертвым грузом до скончания веков...
- Нет, - сказал Александр Павлович, - я его не разворачивал. И никакой голографией здесь не пахнет, Грант. У тебя дурная привычка: искать любому чуду реальное объяснение. Зачем? Грант оторвался наконец от прибора, глянул на Александра Павловича, потом - на Наташу, понимающе улыбнулся:
- Ты прав, Саша. Дурная привычка. А чудо у тебя - первый сорт! Я же всегда говорил: ты - великий волшебник. - Он подмигнул Наташе: - А ты мне понравилась, принцесса. Ты цирковая.
- Она не цирковая, - поправил Александр Павлович.
- Ты меня не понял, Саша. Она может расти в семье пекарей, токарей, слесарей, кесарей, все равно она цирковая. Придет время - сам увидишь... Прощай, принцесса. Когда захочешь - приходи. Не стесняйся. Спросишь Гранта Ашотовича - все тебе будет... - помахал рукой, легко перепрыгнул через барьер и скрылся в форганге.
Александр Павлович прибор в ящик уложил, взял Наташу за руку и повел в гардеробную. До встречи с Валерией времени оставалось навалом, и он собирался показать Наташе запланированную программу - трюк с прибором Бема заранее не планировался - с десяток забавных фокусов: с шелковыми платками; с лентами, бесконечно вылезающими из фальшивой бутылки из-под шампанского; с фирменными монетами, пригоршнями высыпающимися в серебряное ведерко из самых странных мест - из пустой ладони, из уха, из носа, из выключателя на стене, из водопроводного крана, наконец; с толстой иголкой, легко "прошивающей" сплошное стекло; с дюжиной футбольных мячей, поочередно выскакивающих из плоского чемодана-"дипломата"... И еще в гардеробной - в холодильнике - спрятано было ореховое мороженое и шесть запотевших бутылочек с фантой.
...Программу они выполнили полностью. Еле успели к институту в назначенный срок.
Валерия уже стояла на ступеньках, нетерпеливо смотрела на дорогу. Александр Павлович затормозил, и Наташа немедленно вышла из машины, пересела на заднее сиденье. Александр Павлович этот факт отметил, но комментировать не стал. И возражать не стал, хотя - странное дело! - он предпочел бы, чтобы сейчас рядом с ним по-прежнему сидела Наташа...
- Опаздываете, - сказала Валерия.
- Минута в минуту, - возразил Александр Павлович. - Ты просто раньше вышла. Куда поедем?
- Домой. Наташке уроки делать надо, а у меня в понедельник доклад на кафедре, хочу подготовиться.
- Значит, я свободен?
- Хочешь - можешь сидеть рядом со мной. Только молча.
- Спасибо за честь... Я отвезу вас и вернусь в цирк: у меня половина багажа не распакована.
- Наше дело предложить... Ну как поразвлекались?
- Наталья, как? - спросил Александр Павлович, глядя в зеркальце: Наташа в нем отражалась.
- Очень хорошо, - сказала Наташа и замолчала.
- И это все? - удивилась Валерия.
Если с утра, как Наташа утверждала, она была "злой-презлой", то к вечеру явно отошла, подобрела.
- Она еще не разобралась, - поспешил на помощь Александр Павлович. Столько впечатлений...
Удивительное дело: он сейчас легко мог поставить себя на место Наташи. У нее появилась своя тайна - единственная, необычная, сладкая-пресладкая, такая, в которую и пускать-то никого не хочется. Пока не хочется. А потом видно будет... И еще приятным казалось, что эту тайну делил с Наташей и он. В отличие от Валерии...
Александр Павлович довез их до дому, высадил. Сказал:
- Завтра выходной. Может, махнем с утра за город?
- А что? Это идея! - загорелась Валерия.
Наташа стояла в стороне, в разговор не вмешивалась.
- Значит, я заезжаю за вами в девять утра. Будьте готовы. Обе. Форма одежды - летняя парадная.
- С Наташкой поедем? - спросила Валерия. Александр Павлович попытался уловить в ее голосе недовольство или хотя бы разочарование, но не смог: ровным был голос, обычным.
- Естественно.
- Тогда я вас целую, - сказала Валерия и пошла к подъезду.
А Наташа быстро наклонилась к открытому окну, шепнула:
- Большое спасибо вам, Александр Павлович. Мне было очень хорошо, очень... - и скорей за матерью побежала.
Что ж, подумал Александр Павлович, приятное признание. Впрочем, как это ни казалось ему странным - с детьми до сей поры дела не имел, даже побаивался их, но он вполне мог ответить Наташе теми же словами...
А "портсигар" в кармане пиджака так весь день и пролежал невключенный.
5
Александр Павлович лежал поутру в постели, никуда не спешил - рано еще было, анализировал события. Ну прямо любимое занятие у него стало: анализировать события; эдак из практика-иллюзиониста в психолога-теоретика переквалифицируется, смежную профессию освоит...
А что, собственно, анализировать?
Ну, во-первых, техники многовато в этой истории. Прибор-"портсигар", прибор "короля магов" Рудольфа Бема... И тот и другой безотказно подействовали на женщин: один - на мать, второй - на дочь. Семейная черта: повышенная восприимчивость к техническим чудесам...
А во-вторых?
Во-вторых, приборы-то - ох какие разные-е-е...
Наташу расстраивать не хотел, сказку убивать не хотел, а ведь догадался Грант: бемовский "фильмоскоп" на принципе голографии построен. Заложены в него голограммы, мощно подсвечены, фоновыми шумами подкреплены - все реально, хотя техническое исполнение безукоризненное, штучная работа.