Я прислушивался к реву ветра. Шквал прошел, сейчас просто дул крепкий ветер. Но было бы безумием уйти в море на надувной шлюпке. Кравцов тоже так думал.

— Может быт, придет «Гром»? — спросил он.

На это я почти не рассчитывал. «Гром» находился, конечно, где-то невдалеке, но Воробейчик ни за что не подойдет к Сломанной Челюсти при такой погоде. Он будет выжидать. Тем более, он даже не знает, что молнии должны взорваться.

Я в нескольких словах объяснил Кравцову, какой характер у нашего капитана.

— Вы так думаете? — задумчиво произнес Кравцов. — А мне показалось, что капитан… как бы это объяснить… Вот в прошлом такие капитаны открывали Землю. Ну, а в будущем полетят к Венере, к Марсу, к звездам…

Я представил себе Воробейчика, ведущего звездолет, и пожал плечами.

— Вы думаете, туда полетят какие-то совершенно особые люди? — спросил Кравцов. — Нет. Они будут такие, как Воробейчик, как вы… Да, да! А потом, лет через сто, о них сложатся легенды, и в этих легендах они станут сказочными богатырями… Между прочим, — он улыбнулся, — у моих молний разные характеры. Есть упрямые, злые, хитрые. Есть спокойные, добрые. И я обратил внимание, что самые хорошие молнии — черные — всегда скромны. Они не разбрасывают искры, не жужжат, не слепят глаза. Но энергии и, я бы сказал порядочности в них больше, чем в назойливо жужжащих… Давайте все-таки посигналим, а? Вот послушайте…

Надо отдать должное Кравцову. Я тогда еще не очень представлял себе, что такое взрыв молний. За день я привык к молниям, и они казались мне довольно безобидными. А Кравцов знал своих зверушек. Однако он не струсил и голова у него по-прежнему работала крепко.

Он придумал неплохую штуку. Во всяком случае, это давало нам какой-то шанс на спасение. Надо было взять молнию, взобраться на вершину скалы и, прикрывая молнию куском брезента, отсигналить на «Гром». Правда, мы не знали, в каком направлении находится корабль, но молния светила вкруговую, на все тридцать два румба.

…Невесело было выходить из теплой пещеры. За день мы дьявольски устали, а взобраться на крутую скалу трудно и со свежими силами. Признаюсь, у меня вновь мелькнула мысль выбросить эти проклятые молнии — пусть ветер несет их куда угодно. Но я ничего не сказал Кравцову. Да, уж если попадать в беду, то с хорошим товарищем!

Мы отрезали кусок брезента от большого полотнища, прикрывавшего ход в пещеру. Кравцов выбрал яркую молнию и опутал ее сеткой. И мы полезли наверх. Скала была невысокой, метра три с половиной, может быть четыре. Но я почти ничего не видел. Глаза, воспаленные от яркого света, болели и слезились. Казалось, что все вокруг погружено в абсолютный, непробиваемый мрак. Молнию нам пришлось сразу же завернуть в брезент: она слепила.

Эти четыре метра запомнились мне на всю жизнь. Холодный и мокрый ветер заставлял прижиматься к скале, а скала была острая и колючая. Я до крови ободрал руки, изрезал ноги, ушиб плечо. И если я все-таки взобрался наверх, то только благодаря Кравцову. Он буквально забросил меня на вершину скалы, а я его уже не смог втащить…

Сигнал бедствия — это девять вспышек: шесть коротких и три длинных. Молния рвалась на ветру, я привязал сетку к поясу, потому что руки были заняты брезентом. Я ничего не видел, вспышки молнии совсем ослепили меня. От яркого света глаза резала нестерпимая боль. Мной вдруг овладело какое-то безразличие. Я решил, что «Гром» не придет: Воробейчик не решится приблизиться к Сломанной Челюсти. Но я сигналил. Три точки, три тире, три точки… Сначала я еще считал сигналы, потом сбился, перестал. Руки работали машинально. Три точки, три тире, три точки…

Не помню, сколько прошло времени. Кравцов потянул меня за ногу. Я обернулся — в море плясала светлая полоса. Это был прожектор.

«Гром» шел к острову!

Я сполз со скалы. Кравцов отвязал сетку с молнией и потащил меня вниз, к пещере. Он догадался приложить мне мокрую тряпку к глазам. Боль немного утихла, стала тупой, ноющей.

Через полчаса за нами пришла шлюпка с «Грома». Я до сих пор не знаю, как ребятам удалось подойти к скалам. Волны гремели так, что не было слышно даже крика. Шлюпку заливало, приходилось все время вычерпывать воду.

Едва поднявшись на «Гром», Кравцов крикнул:

— Капитан, скорее уходите… Скорее!

Я не видел Воробейчика — глаза болели и мне было трудно их открыть, — но я услышал голос Воробейчика, вежливый, поскрипывающий, очень спокойный:

— Не беспокойтесь, пожалуйста. Мы успеем уйти.

Я заставил себя открыть глаза. Мне хотелось посмотреть на Воробейчика. Клянусь вам, он был такой же, как всегда!

— Спешите, капитан, спешите, — настаивал Кравцов. — Молнии вот-вот взорвутся!

— Спасибо, я это учту, — ответил Воробейчик. — Но особенно спешить нам невыгодно. Взрыв даст волну — как цунами. Она идет со скоростью самолета. Мы от нее все равно не уйдем. А машины надо беречь.

Кравцов рассмеялся, сказал: «Вы правы, капитан», — и начал насвистывать свою песенку.

Молнии взорвались только через час, когда «Гром» был уже в пятнадцати милях от острова.

Я сдвинул повязку, которую мне успел наложить доктор, и вместе со всеми выскочил на палубу. За кормой, прорезав темноту ночи, возник ослепительно яркий желтый диск. В первый момент это было похоже на солнце, наполовину скрытое горизонтом. Потом огонь вытянулся вверх, стал сиренево-белым, осветил бушующее море и внезапно погас, оставив медленно расползающееся мерцающее красноватое зарево.

Остров Сломанная Челюсть перестал существовать.