Резкость его приказания не смутила Певерила. Фактически он и Флер предполагали, что именно так и скажет барон. Однако он не мог вынести выражения обреченности, появившегося в глазах Флер в тот момент, когда его светлость обнял ее.

– Вы неважно выглядите, сударыня. Давайте пойдем. Миссис Динглфут права, мне нужно было давно приехать домой и лично организовать вашу жизнь.

Она открыла рот, словно протестуя, но снова закрыла. Все ее тело дрожало при его прикосновениях. Она онемела от одной мысли, что эти небольшие периоды невинного счастья, проведенные в мастерской, должны прекратиться.

Певерил попросил:

– Если ваша светлость позволит, еще один сеанс позирования…

– Нет, – грубым голосом сказал Чевиот, – и не забудьте изобразить драгоценности. Я прощаюсь с вами. – Затем он добавил: – Послезавтра маркиза Растингторп посылает за вами свой экипаж. Сейчас у нее гостит внучка, и я дал слово, что вы примете заказ нарисовать ее портрет. Она уродлива, но, я думаю, вы проявите всю свою сообразительность и умение. Теперь заговорил Певерил:

– У меня есть серьезные намерения начать свое дело, ваша светлость. Если я добавлю сумму гонорара за портрет внучки маркизы к моим скромным сбережениям, это даст мне возможность открыть небольшую мастерскую в Лондоне.

Чевиот, который в это время шел к двери с Флер, обняв ее рукой, посмотрел на Певерила через плечо и нахмурился.

– Это мне решать, когда вы уедете из Кедлингтона, – сказал он резко.

Флер подумала: «Чевиот счастлив только тогда, когда ограничивает свободу и делает человека пленником, злонамеренно или из-за эгоистических побуждений. Бедный Певерил! Он уже не может принимать благотворительность здесь».

Юноша понял, что сейчас не время спорить с бароном, хотя в нем и клокотал гнев, непреодолимое чувство негодования против тирании.

Вдруг Флер почувствовала дурноту, приставила руки к вискам и прошептала:

– Пожалуйста, поддержите меня, сударь. Я, кажется, теряю сознание.

Руки Чевиота подняли ее от пола.

– Черт возьми, она действительно нездорова, – тихо произнес он.

Певерил, растерянный от жалости и сострадания, вертел головой из стороны в сторону.

– Увы, у меня нет ни уксуса, ни перьев, чтобы пожечь…

– Не важно. Я снесу ее вниз.

Не попрощавшись, он повернулся и начал медленно спускаться по ступенькам, неся на руках бесчувственное тело жены.

Певерил медленно закрыл дверь мастерской, затем подошел к мольберту и с отчаянием посмотрел на портрет. Повернувшись к креслу, в котором совсем недавно сидела Флер, он обхватил его, будто тень ее живого присутствия.

А Флер лежала на кровати в своей изысканной спальне. Властным голосом Чевиот позвал слуг, требуя принести сердечное средство, жженые перья и уксус, а лакею приказал быстро спуститься в долину и привести приходского доктора. Этот старый доктор по имени Босс не имел современного медицинского образования, однако свое дело знал хорошо.

Постепенно Флер пришла в себя и увидела вокруг много народу. Она сразу почувствовала присутствие мужа около ее кровати, Одетты, смачивающей ей виски и прикладывающей жженые перья к ее ноздрям, а также зловещей фигуры миссис Динглфут в накрахмаленном переднике и шляпе, отдававшей указания младшим служанкам принести горячей воды, поставить грелку к холодным ногам госпожи и убрать лилии, заполнившие своим сильным запахом всю спальню.

Барон склонился над молодой женой.

– Ну вот, моя дорогая, вы оживаете, – сказал он мягким голосом, которым он иногда обращался к ней в присутствии слуг. Пусть хотя бы в его окружении говорят, что он нежный муж.

Флер чувствовала слабость и тошноту. Внутри было ощущение чего-то страшного, и, когда сознание окончательно пришло к ней, она вспомнила. Никогда ей больше не разрешат пойти в мастерскую в башенке и посидеть с Певерилом Маршем. Ее лишили и этой единственной радости. Слеза покатилась по ее щеке.

– Все хорошо, моя любовь, – сказал барон нежнейшим голосом. – Доктор Босс сейчас придет.

– Ну вот, ваша светлость, как вы нас напугали, – начала миссис Динглфут, которая испытывала некоторое ликование, поскольку ей удалось вызвать хозяина в Кедлингтон и опрокинуть, как она выразилась, «тележку с яблоками». Коварная женщина хорошо знала, что ее молодой хозяйке хотелось бы проводить больше времени в беседах с молодым художником.

Она послала за бароном не из-за чувства преданности или искренней тревоги за здоровье госпожи, а лишь по причине своего злобного характера: ей доставляло удовольствие лишать свою молодую хозяйку любой радости в жизни. Флер, несмотря на свою мягкость и долгие страдания, вызывала у старой женщины лишь чувства ненависти и злобы. Только вчера вечером миссис Динглфут насмешливо сообщила французской служанке, которая была ее другом и союзником, что госпожа очень болезненна и непременно умрет при первых родах.

Миссис Динглфут была служанкой еще у покойной баронессы, когда та впервые забеременела и затем родила теперешнего хозяина дома. Она знала признаки беременности и поэтому была уверена, что тошнота по утрам у молодой жены свидетельствует именно об этом.

Флер смотрела с отвращением на волосистый подбородок миссис Динглфут. Он был ей омерзителен. Она прошептала:

– Дензил, пожалуйста, пусть все оставят комнату. Я хочу побыть одна.

– Со мной, конечно, моя дорогая, – сказал Чевиот веселым голосом, хлопнул в ладоши и приказал уйти всем служанкам, которые бегали взад и вперед, как глупые курицы.

За дверьми миссис Динглфут, глядя на Одетту, сказала:

– Вот увидишь. Доктор Босс подтвердит мою догадку.

Одетта захихикала: она была худой женщиной с лисьим лицом, наделенной чрезмерным тщеславием. Поверх копны жестких черных кудрей она напялила чепец с оборками.

– Оля-ля! Это привяжет мадам баронессу! Она не сможет продолжать свою интрижку с молодым художником.

– Мне так хочется убедиться в том, что это действительно интрижка, – тихо сказала миссис Динглфут. – Пойдем, моя девочка, я слышу стук коляски доктора Босса.

Доктор из монастыря Ризборо тщательно осмотрел Флер. Он ей понравился. У него были седые волосы и борода, благородный подбородок, а Флер привлекало все благородное – качество, которое окружало ее в детстве, но сейчас стало редкостью. Она возлежала на огромных подушках с кружевными оборками, лицо было изнуренным и умилительно юным, красивые волосы спутались вокруг шеи.

Ее вид взволновал старого доктора. Он назвал ей причину обморока и ее недомогания в течение последней недели и был поражен, как плохо восприняла она эту новость. Флер покраснела, затем побледнела и… отвернулась. Доктор взял пальцами ее тонкое маленькое запястье и нащупал слабый пульс. Услышав негромкое всхлипывание, он склонился над ней:

– Не надо, мое дитя… Простите, госпожа баронесса, вы для меня как ребенок, так как я очень стар, но вы не должны печалиться. Ведь это совершенно естественное состояние. Барон будет доволен и, конечно, вы…

– Я не рада, – прервала она. – Но я понимаю, что моя обязанность – родить барону наследника.

– Когда младенец родится, вы полюбите его, – ободрил ее Босс.

Она задрожала. Ей было трудно представить, как она может полюбить ребенка от Чевиота. Какой жестокой может быть природа, если она соединила ее непокорную плоть с плотью нелюбимого мужа и дала начало новой жизни! Чудовищно, что из ее тела появится без ее согласия плоть его плоти… сын или дочь? Кто может сказать? Но это будет Чевиот, прошедший через нее.

Доктор Босс продолжал мягко успокаивать и давать советы: она должна много отдыхать, совершать моцион, часто бывать на свежем воздухе. Ей следует копить силы для родов, которые, по мнению доктора, пройдут в начале июня.

Разумеется, добрый доктор хорошо знал барона Чевиота. Более того, он фактически способствовал появлению барона на свет. Он же лечил старого барона и баронессу и закрывал их глаза после смерти. Доктор Босс не мог сказать, что питал особую любовь к этой семье: как и до других людей в округе, до него доходили неприятные слухи о склонности молодого Чевиота к разгульной жизни. Однако, подобно другим, доктор Босс наносил учтивые визиты молодому барону из-за его богатства и титула. Врач должен зарабатывать себе на жизнь, а Чевиот платил хорошо, не то что сельские жители, которые звали доктора Босса в свои вонючие лачуги только в случае смерти кого-нибудь, да иногда для принятия родов. Часто он был вынужден оказывать медицинскую помощь вообще бесплатно. Фермеры и большинство местных жителей не сводили концы с концами из-за высоких налогов. Прожиточный минимум был высоким, а заработная плата ничтожно малая. Страна, по мнению доктора Босса, находилась в плачевном состоянии, и нищета распространялась по всей Англии, как зараза. За последние месяцы многих жителей соседних деревень унесла холера. Возможно, сейчас, когда королевой стала Виктория, а у власти находился лорд Мельбурн, положение улучшится. Однако пока такие аристократические и богатые землевладельцы, как Чевиоты или Растингторпы, нещадно эксплуатировали низшие слои, насаждая деспотическую тиранию. Доктор Босс осуждал такие явления, однако ничего не мог поделать.