Город постепенно терял свое сходство с военным лагерем, которое было для него характерно во времена войны за землю; уже не ездили верхом фазендейро с револьвером у пояса; исчезли страшные жагунсо^[11], с ружьем наперевес бродившие по незамощенным улицам, которые всегда были покрыты либо грязью, либо пылью; смолкли выстрелы, наполнявшие страхом тревожные ночи; не видно было бродячих торговцев, раскладывавших свой товар прямо на тротуарах. Всему этому пришел конец, город засиял пестрыми яркими витринами, стало больше лавок и магазинов, бродячие торговцы появлялись теперь только на ярмарках, остальное время они разъезжали по провинции. Открывались бары, кабаре, кинотеатры, колледжи. Хотя религия здесь не была в большом почете, ильеусцы очень гордились тем, что в их городе была основана епархия, и первый епископ был встречен пышными празднествами. Фазендейро, экспортеры, банкиры, торговцы — все жертвовали на постройку монастырской школы для ильеусских девушек и на постройку дворца епископа. Оба эти здания сооружались на вершине холма Конкиста. Не менее охотно горожане давали деньги и на организацию клуба «Прогресс», основанного по инициативе коммерсантов и бакалавров во главе с Мундиньо Фалканом. В этом клубе по воскресеньям устраивались танцевальные вечера и время от времени большие балы. Открылись и футбольные клубы, процветало литературное общество имени Руя Барбозы. В эти годы за зоной Ильеуса постепенно укрепилось название «Королева Юга». Культура какао господствовала на всем юге штата Баия, и не было культуры доходнее ее; состояние приумножалось, столица какао — город Ильеус рос и расцветал.

И все же этот бурный прогресс, это великое будущее еще не были свободны от следов недавнего прошлого, которые оставались с времен захвата земель, вооруженных столкновений и разгула бандитов. Караваны ослов, перевозивших какао в экспортные склады, еще стояли в торговом центре вперемежку с грузовиками, которые начали с ними конкурировать. Еще ходило по улицам города немало людей, обутых в сапоги, с револьверами у пояса; по-прежнему легко вспыхивали на окраинных уличках драки; прославленные жагунсо похвалялись своими подвигами в дешевых кабаках; теперь уже изредка, но, как и раньше, прямо на улице, у всех на глазах, они совершали убийства.

Подобного рода темные личности смешивались на замощенных и чистых улицах с преуспевающими экспортерами, элегантно одевавшимися у баиянских портных, с бесчисленными коммивояжерами, шумливыми и любезными, всегда знающими свежие анекдоты, с врачами, адвокатами, дантистами, агрономами, инженерами, прибывавшими с каждым пароходом.

Многие фазендейро сняли теперь сапоги и приобрели самый мирный вид, ибо не носили при себе оружия.

Они строили для своих семей добротные дома, жили большую часть времени в городе и помещали детей в колледж доктора Эноха либо отправляли их в гимназии Баии; жены их выезжали на фазенды только по праздникам, ходили в шелках, носили туфли на высоких каблуках и посещали вечера в «Прогрессе».

Однако многое еще напоминало старый Ильеус. Не тот Ильеус времен энженьо, убогих кофейных плантаций, благородных сеньор, черных невольников, когда процветало поместье семейства Авила. О тех временах остались лишь смутные воспоминания, и только доктор ворошил это далекое прошлое. Но сохранились следы недавнего прошлого, когда происходили крупные вооруженные столкновения из-за земли. Эта борьба началась после того, как отцы иезуиты впервые привезли рассаду какао. Тогда люди, приехавшие в поисках богатства, ринулись в леса и стали оспаривать с ружьями и парабеллумами в руках свое право на владение каждой пядью земли. Тогда все эти Бадаро, Оливейры, Браз Дамазио, Теодоро дас Бараунас и многие другие прокладывали дороги, прорубали просеки, и, сопровождаемые своими жагунсо, бросались в смертельные схватки. Леса были вырублены и саженцы какаовых деревьев высажены в землю, удобренную телами и политую кровью убитых. В те времена здесь все основывалось на мошенничестве и правосудие служило интересам завоевателей; в те времена чуть не за каждым высоким деревом укрывался в засаде стрелок, подстерегавший жертву. Следы этого прошлого сохранились еще в некоторых сторонах жизни города и народных обычаях. Оно уходило постепенно, уступая место новым нравам. Но уходило сопротивляясь, и особенно тогда, когда дело касалось обычаев, с течением времени превратившихся почти в законы.

Одним из тех, кто был привязан к прошлому и с недоверием взирал на ильеусские новшества, кто жил почти все время на плантации и приезжал в город только для переговоров с экспортерами, был полковник Мануэл Ягуар. Идя по пустынной улице в то раннее ясное утро, первое после долгих дождей, он думал о том, что в тот же день уедет к себе на фазенду: приближалась пора урожая, теперь солнце позолотит плоды какао, вид плантаций будет радовать глаз. Жизнь среди какаовых деревьев была ему по душе, городу не удалось его увлечь, несмотря на то что там было столько соблазнов — кино, бары, кабаре с красивыми женщинами, всевозможные магазины. Он предпочитал привольно жить на фазенде, охотиться, любоваться какаовыми плантациями, беседовать с работниками, слушать по многу раз истории о том времени, когда за землю боролись с оружием в руках, и рассказы о змеях; ему нравились покорные девушки-метиски из убогих публичных домов в поселках. Он приехал в Ильеус переговорить с Мундиньо Фалканом, продать ему какао, условившись о поставке, и получить авансом деньги для новых совершенствований фазенды.

Экспортер оказался в Рио, а Мануэл не хотел вести переговоры с его управляющим, он предпочитал подождать, поскольку Мундиньо должен был прибыть следующим рейсом парохода «Ита».

И вот, пока он оставался в веселом, несмотря на дожди, городе, друзья таскали его по кинотеатрам (он обычно засыпал на середине фильма уставали глаза), по барам и кабаре. Женщины… о боже, как они надушены, просто ужас!.. И дерут дорого, клянчат драгоценности, кольца… Этот Ильеус — просто погибель…

Тем не менее ясное небо, уверенность, что урожай будет хороший, вид плодов какао, сохнувших в баркасах и источавших сок, вид караванов ослов, перевозивших эти плоды, — все это делало его счастливым, и ему вдруг пришла в голову мысль о том, что несправедливо держать семью в имении, оставлять детей без образования, а жену на кухне, точно негритянку, лишая ее развлечений и удобств. Живут же другие полковники в Ильеусе, строят себе хорошие дома, одеваются как люди…

Из всего того, чем он занимался в Ильеусе во время своих коротких поездок туда, ничто так не нравилось полковнику Мануэлу Ягуару, как эти утренние беседы с друзьями у рыбного рынка. Он, пожалуй, объявит им сегодня о своем намерении построить дом в Ильеусе и перевезти семью. Он думал об этом, шагая по пустынной улице, и, выйдя к порту, встретил русского Якова, обросшего рыжей бородой, нечесаного, но в благодушном настроении. Едва заметив полковника, Яков протянул к нему руки и что-то воскликнул, но, очевидно, был настолько возбужден, что перешел на родной язык, однако это не помешало не знавшему ни одного языка фазендейро понять его и ответить:

— Да… Наконец-то… Выглянуло солнце, дружище.

Русский потирал руки.

— Мы теперь будем делать три рейса в день: в семь утра, в полдень и в четыре вечера. И, пожалуй, выпишем еще пару автобусов.

Они вместе подошли к воротам гаража, и полковник смело заявил:

— Так и быть, на этот раз я поеду на вашей машине. Решился…

Русский усмехнулся:

— По хорошей дороге поездка займет немногим более часа…

— Вот это да! Подумать только! Тридцать пять километров за полтора часа… Прежде мы ехали верхом целых два дня… Если Мундиньо Фалкан прибудет сегодня на «Ите», вы можете забронировать мне билет на завтрашнее утро…

— Нет, полковник. На завтра нельзя.

— То есть как это так, почему?

— Потому что завтра банкет и вы мой гость. Обед будет первоклассный, приглашены полковник Бастос, два префекта — из Ильеуса и Итабуны, Мундиньо Фалкан — в общем, избранная публика… Еще управляющий «Бразильского банка»… Повеселимся на славу!