Неужели и сегодня зря? Терзаясь мрачным предчувствием, я шел к станции подземки Синнакано, припадая на больную ногу.

В просвет между домами выглянуло солнце, и на мостовой протянулись тени спешащих на службу прохожих. Они обгоняли меня, втянув головы в воротники. Их всасывал вход в метро.

Вот уже месяц как я в Токио. Пустой месяц. За это время я двадцать один раз побывал в различных конторах по трудоустройству, шесть раз ходил по объявлению в газетах, но работу мне получить так и не удалось. Вчера, вернувшись домой после очередного неудачного похода, я обнаружил подсунутую под дверь открытку с приглашением в Бюро по трудоустройству в Икэбукуро. Хозяин квартиры – мой приятель – еще не вернулся, и я, присев за обеденный стол, почти два часа трудился над послужным списком и автобиографией, отвечая на десятки вопросов. Меня угнетало сознание того, что, сколько ни трудись над каждой фразой и иероглифом – все равно все будет впустую. Однако на сей раз у меня забрезжила смутная надежда: вызов из бюро я получал впервые.

Я уже потратил уйму времени на то, чтобы идиотски старательно заполнять эти анкеты. Если торопиться – больная рука выписывает такие знаки, что я и сам потом не могу ничего разобрать. Как-то раз еще в клинике Хансена[1] я, чтобы скрыть прошлое, придумал несуществующую фирму, довел ее до банкротства, а себе в послужной список внес фантастическую историю об увольнении. Но и этот нелегкий труд был возвращен, а надпись на полях гласила: «Не принят». Я расстался с клиникой, когда потерпела крах моя любовная история – девушка была медсестрой. Дошло до сватовства, но тут ее родственники единодушно и ожесточенно воспротивились: «Как! Отдать девушку замуж за человека, у которого нет жизненной силы и руки-ноги не действуют?!»

«Ну что же, вы еще увидите, я могу работать», – разозлился я. Несколько лет назад врач сказал, что я уже практически здоров, но пальцы на руках так и останутся скрюченными. Это последствия болезни, ее симптом. Левая ступня болталась, оттого что усохла нога, но после многочисленных операций ее все же удалось зафиксировать. А бесчисленные перерезания вен и онемение нервов привели к тому, что стоило мне надеть ботинки, как тут же возникала ранка. Дней пять назад на пятке образовалась ранка величиной с монетку в десять иен. Я наложил тоненькую повязку так, чтобы можно было надеть ботинок, но вчера, разуваясь, заметил, что бинт и носок пропитались черно-алой кровью. Она запеклась, и когда я с хрустом отдирал носок, из раны отвратительно пахнуло гниющей плотью. Болевые рецепторы на коже атрофировались, чувствительность притуплена, потому при ходьбе острой боли от ранки не было, но беспрерывно ныл здоровый нерв в глубине. Боль была тупой, гнетущей, точно ступню намертво зажали в тиски.

Щадя больную ногу, я шел медленно. По лестнице в метро спустился, держась за перила.

Если сделать пересадку в Синдзюку, получится гораздо быстрее, но я избрал кружной путь – лишь бы без пересадки. Меня пугало расстояние, которое придется пройти по переходу. И еще: если в Синнакано мне.»-не достанется места на сиденье, то уж в Синдзюку-то, где сойдет много народу, я сяду наверняка. Больная нога вынуждала меня выгадывать, каким путем добраться до цели. В Бюро по трудоустройству в Икэбукуро я ехал уже в третий раз. Впервые я побывал там на другой же день после приезда в Токио. Начались новогодние праздники, и посетителей, пришедших устраиваться на работу, было немного, мало было в конторе и служащих.

Тогда я съездил напрасно, стол справок, куда надлежало обращаться новичкам, работал только с десятого. Было еще окошко «Прием инвалидов», туда мне и было нужно.

Во второй визит я умудрился поссориться с пожилым клерком, он занимался трудоустройством инвалидов. Над столом висела табличка с его фамилией и именем: Магоити Сайто. Обозначена была и должность. Даже не взглянув на мое заявление с просьбой подыскать работу, он начал расспрашивать о семейном положении, о том, что с руками и ногами. Я вынужден был солгать. Чтобы скрыть пребывание в клинике Хансена, мне приходилось врать, что на родине в деревне у меня есть и мать с отцом, и братья, и сестры, а увечье – это последствие детского паралича. Конечно, все это было шито белыми нитками.

– Если ваши родители живы, почему бы вам не жить с ними?

У Сайто была лысина, обрамленная редкими седыми волосами. Разговаривал он, глядя на меня сверху вниз – он был высокого роста, к тому же стол его стоял на возвышении.

– Или, например, разве это не счастье для вас – жить вместе с братом или сестрой?

Я молчал. Его слова не доходили до меня. Солгав, я терзался теперь угрызениями совести.

– Работать тяжело… Возвращайтесь-ка к родителям в провинцию, так оно будет лучше.

Я молчал. Сайто принялся увещевать меня как ребенка.

– Вы не одиноки. В мире много несчастных. Есть люди без обеих рук, есть с ампутированными ногами. Для них вы еще счастливец. Не надо покидать дом, возвращайтесь-ка к родителям… – Сайто, видимо, решил, что я с отчаяния сбежал из дому. Я разозлился. Сдерживаясь из последних сил, я смотрел на багровое лицо Сайто. Он даже пошел пятнами.

– Я пришел сюда искать работу, а не выслушивать нравоучения.

Такая грубость была для меня наивысшим выражением протеста. Вернуться под родительский кров я не хотел и не мог, дома оставалась только мать. Это был уже все равно что чужой дом, а насчет братьев-сестер – так это просто сорвалось с языка.

Лицо Сайто вдруг окаменело:

– Пока нет никаких предложений.

– Что, ни одного?

– Ничего подходящего для вас в настоящий момент нет. – Он зло отвернулся. Но, кроме, меня, в приемной никого не было.

– Не могли бы вы показать мне заявки на рабочую силу?

– Нет. – Тон Сайто был непреклонным, но я не унимался.

– Что, разве правила запрещают их показывать?

Темное лицо Сайто прорезали две глубокие морщины. Было видно, что он злится. Но и я вышел из себя.

– Сайто-сан, ведь ваша служебная обязанность – помогать в устройстве на службу инвалидам. Не так ли? Я сюда пришел не за тем, чтобы побеседовать с вами о своей личной жизни…

Сайто в бешенстве посмотрел на меня:

– Ты хочешь сказать, что я отлыниваю от работы? – Голос его дрожал. – Да ведь я стараюсь изо всех сил. Куда только не хожу каждый день, чтобы подыскать вам место. Я, что ли, виноват, если ничего нет? – Сайто прямо рассвирепел. Казалось, он вот-вот вцепится в меня. Кровь отхлынула у него от лица.

По опыту я уже знал, что разозлить собеседника – значит в конце концов добиться своего. Стерпишь – не получишь ничего. Я и раньше слышал выражение «закон джунглей», но на своей шкуре испытать этого не пришлось. Конечно, жизнь в клинике не была безоблачным счастьем, но там не было нужды расталкивать других локтями, протискиваться, нападать на собеседника. Там царил спокойный дух «стоячего болота».

У меня был один-единственный шанс выбраться из сугроба бедности – получить хоть какую-нибудь работу. Все равно где.

– Порекомендуйте меня… – Я пытался совладать с раздражением. Голос мой охрип.

Сайто выдохнул и облизал языком губы. Он тоже подавил в себе гнев.

– Не я принимаю на работу. – Он достал сигарету, рука его слегка дрожала. Но тут же, словно раздумав, он положил сигарету обратно в карман.

– Если бы у вас только с ногами было плохо, тогда еще можно бы найти работу. Но ведь и руки тоже… Нет, некуда мне вас порекомендовать…

Шесть лет назад, в 1961 г., был принят новый закон о содействии инвалидам при найме на работу. Но никто не принуждал предпринимателей выполнять его, и на практике закон ничего не дал.

– Пожалуйста, покажите мне все же заявки на рабочую силу, – сказал я, глядя куда-то в грудь Сайто. Там поверх рубашки болтался галстук ярко-красного цвета.

– Смотрите, раз уж вам так хочется…