- Следы медведя, - Александр Петрович склонился над дорогой. - Точнее, медведицы. Видишь, рядом отпечатки лап медвежонка. Давай-ка будем железом по железу постукивать; что у зверя в голове - неизвестно.

После вчерашнего разверзания хлябей небесных на дороге стояли огромные лужи. До озера, как нам сказали в поселке, нужно было перейти "через две гривки". Дорога понизилась, и болота теперь вплотную подступили к ней с обеих сторон. Иногда мы выходили из луж на участки дорожной грязи, и если их можно было считать "гривками", то озеро мы уже давно прошли.

- Погоди, Валерий, озера, я помню, видны были прямо слева от дороги, и перед поворотом на них здесь вот стояла старая сосна...

Мы, судя по всему, находились на какой-то гривке, так как деревья здесь были крупные. Справа и слева, подобные вымершим животным, громоздились пласты мха и земли, вывороченные вместе с корнями упавших деревьев. Среди них, возможно, была и старая сосна. Мы прошли еще дальше, мимо дерева с синей пластиковой лентой на ветке (что здесь было отмечено?), но озер не было. Медведица находилась где-то рядом; мы были на чужой территории, и злоупотреблять терпением мохнатой родительницы, от которой в случае чего спастись было невозможно, не стоило; по неопытности я недооценивал щекотливость ситуации, а Гусев, по опытности, вероятно, ее переоценивал.

Какое-то время мы двигались по дороге.

- Нет - Гусев остановился. - Если судить по времени, озера мы прошли. А места здесь сильно изменились - я их не узнаю Пошли обратно.

Мы повернули, вновь всматриваясь в чащу. Так ничего и не обнаружив, мы благополучно возвратились к избушке.

7

Весла путались в стеблях толстых листьев кувшинок, цеплялись за подводные коряги. Наконец лодка вышла на середину крохотного заливчика. Грести пожелал Гусев. Вода и дальше от берега была коричневатой. Озеро, раскинувшееся недалеко от избушки, имело форму эллипса и просматривалось во все стороны хорошо. Длина его была около полутора километров.

- Давай погребу, Александр Петрович.

- Нет, я сам.

Гусев греб не спеша. Лодка повернула направо. Открылись еще два заливчика; осарки находились примерно напротив второго из них.

- Вот здесь вот люди и лечились. - Гусев сложил весла, и лодка плыла по инерции. Ничего особенного здесь не было: та же вода, тот же берег, разве что по нему никто не ходил лет двадцать-сорок. Виднелся кем-то и когда-то сработанный маленький мосточек.

Мы омыли руки и лица. Остроты по поводу ожидавшегося с минуты на минуту омоложения, подобно шустрым муравьям, так и крутились у меня на языке, но, взглянув на Гусева, я вновь присмирел. Прошлое властвовало над ним. Оно, оказывается, властвовало и надо мной: я поймал себя на мысли, что несостоявшиеся шутки были призваны подбодрить нас.

Мы переплыли во второй заливчик.

- Здесь всплывал корабль... - Комментировать Гусеву более ничего не приходилось: я слышал об этой истории не раз. Признаюсь, нам было несколько неуютно, как если бы мы, рассуждая о Несси, подозревали, что чудовище находится под нами. За кустами, на небольшом удалении от нас, угадывались березы, росшие на осарках.

- Давай погребу, Александр Петрович...

- Нет, Валерий... Погоди. - Гусев вновь взмахнул веслами, разворачиваясь, и было заметно, что он старался не грохотать металлом по металлу: лодка и без того гремела, как пустая бочка.

"Что же ударило по дну этой лодки сегодня утром?" - подумал я, не утруждая себя поисками ответа и стремясь отделаться от этой мысли так же стремительно, как вчера, во время грозы - от пламени свечи.

- А там вот зеленые человечки костер жгли. На той стороне. Точно напротив нас. А березовый лесок - вон где. Видишь? - Я кивнул. - А здесь вот, на этом берегу, где-то и сети с мелкой ячеей были развешаны. Помнишь, я тебе рассказывал? - Я кивнул еще раз. - Верховой торф вон где, на той стороне, как нам указали, завтра туда и поплывем. На, погреби...

Я развернул суденышко и повел его обратно. Места, конечно, были здесь красивые, да какие-то заброшенные, неуютные. Ничего интересного мы не заметили.

8

Дополнительный осмотр осарков показал, что изменения здесь произошли большие, нежели Гусеву поначалу показалось. С северо-восточной стороны от кучи находились еще две большие ямы. Их, по мнению Александра Петровича, раньше здесь не было. Должно быть, отсюда брали землю для засыпки подполий, когда деревню снесли, - решили мы. Никаких остатков часовни, установленной когда-то вблизи кратера, обнаружить также не удалось. Ее местоположение, как припомнил Гусев, можно было определить по яблоням, но где они? В двух местах близ осарков стояли полусгнившие искривленные стволы яблонь - они это или нет? Вечером, при скользящем освещении, я обратил внимание, что на поле, к северу от осарков, под обильной травой просматривались какие-то возвышенности в виде прямоугольников, но по размерам они больше подходили под грядки, а не под могилы, которые я, вопреки утверждениям Гусева, пытался отыскать для спасения "азотной" версии. Никаких измененных растений найти не удалось. Может, это было связано с тем, что землепользователь, как выяснилось позднее, подсеивал нужные сорта трав, изредка перепахивая и удобряя поле, и новые виды растений заглушили росшие здесь?.. Может быть. Хотя на поле довольно четко просматривались участки более яркой зелени, часто - рядом с небольшими углублениями; здесь, вероятно, раньше стояли дома, и определенная растительность, несмотря на подсеивание, сохранилась.

В целом масса подтверждений рассказам Гусева однозначно убеждала меня в его правдивости, хотя, честно сказать, мы оба, понимая, что одного заезда недостаточно для прояснения ситуации, все-таки были сбиты с толку тем, что созданные нами в Ярославле стройные картинки предположений здесь оказались начисто разрушенными действительностью, которая к тому же за последние сорок лет проявила тенденцию к саморазвитию. Вместо прояснения ситуации мы имели в головах ее безнадежно усложненный вариант.

Спускался вечер. Ноги гудели от ходьбы. Окончательно изъеденные комарами, мы возвратились к избушке.

* * *

Набрав листьев смородины, которые мы добавляли в чай, я подошел к домику - и стал свидетелем бесхитростной сцены, глубоко врезавшейся мне в сердце.

Александр Петрович стоял перед избушкой, наблюдая за ласточками, сновавшими через оконце на чердак и обратно - там у них было гнездо. Птички летали совсем рядом с нами, будто бы радуясь возвращению людей. Одна из них, уцепившись лапками за косяк двери, крутила головой, глядя на нас черными умными глазками.

- Ласточка, ах ты ласточка... - нежно говорил ей Гусев - Люди ушли, а ты все живешь под крышей. Ах ты добрая ласточка...

9

Наблюдения за компасами с 12.30 дня в течение обеда и вечером, с 19.30 до 20.30, в этот день не дали ничего. Север оставался на месте.

В немыслимой тишине мы сидели у костра. Медный лист заката бросал на пейзаж скупой отблеск пламени, горевшего под горизонтом. Красная зелень отягощенных росой кустов и деревьев выступала из луж волнующегося тумана. Совсем рядом из зарослей с удивительной для дикой природы точностью выдавал свои позывные коростель.

- Вот ты видишь это углубление? - спросил Гусев, указывая на яму в нескольких метрах от домика. - Здесь раньше прудик был, а рядом стоял дом. Историю эту рассказала мне бабушка, которая в нем жила, - Марья Барбашова. Случилось это году в 39-м, в Михайлов день, уже выпал небольшой снежок. Старушка только лишь закончила есть, как в избу вошел невысокого роста человек с темным лицом и в серой одежде; штаны доходили до самого полу. Бабушка испугалась поначалу, а потом видит - перекрестился тот человек на икону в углу, поздоровался, попросил разрешения отдохнуть. А ведь сельский-то житель - он гостеприимный... На столе еще самовар стоял, вот она ему и предложила поесть да чаю попить. От еды он отказался, а чай стал пить, добавляя в него порошок. Когда сидел, ноги под лавку прятал. Разговорились, и бабушка постепенно успокоилась. Назвал он и имя свое. Длинное имя. Запомнилось мне лишь окончание этого имени - "...рама", ну а запомнить-то его легко. Вот сидят они, говорят. Вдруг вынимает человек этот как бы портсигар с острыми углами и кладет на стол. Потом сверху портсигара потянул за пуговку и вытащил из него проволочку Старушка и спрашиваетчто, мол, это и зачем? Человек тот улыбнулся, стал объяснять.