На практике сегодня в теософском движении, кажется, нет ясной организации и иерархичности89. Но ее необходимость признается, и в начале своей истории теософское движение было достаточно четко структурированно – во всяком случае, если верить Елене Блаватской, которая писала в 1878 г. из Нью-Йорка: «По всей стране у нас сейчас свыше 1000 теософов. Вы ведь знаете знаки, пароль и тайное рукопожатие90.

Итак, резюмируем наш дискурс о том, является ли учение Рерихов религиозным. Религиозность учения определяется: 1) источником 2) методом работы и осмысления исходного материала 3) содержанием 4) целью.

Источник рериховского учения является классически-религиозным: «откровение». С религиозным по своему происхождению материалом можно работать и вполне научно (библейская текстология является вполне строгой наукой) и вполне философски (именно в ткань философского рассуждения встраивались евангельские тексты русскими философами рубежа веков – Вл. Соловьевым или С. Франком). Тексты же «Агни Йоги» и письма Елены Рерих с пояснениями к циклу ее книг не показывают применения каких бы то ни было рефлективных, философских и научных методов для исследования данных «космического откровения». Рериховское учение является религиозным и по своему содержанию: его основные темы специфически религиозны – осмысление связи человека с высшими духовными мирами. И цель, которую ставит перед собой рериховская теория – это воспитание такой мотивации в сознании человека, которая породила бы его участие в эсхатологической и сотериологической практике. Действия, осмысляемые под знаком озабоченности своей посмертной судьбой (кармой) есть религиозная деятельность. Таким образом, цель рериховского учения в подведении человека к религиозной практике.

Так как же рериховцы определяют религию? Как им удается понимать религию столь своеобразно, что их собственная деятельность оказывается внерелигиозной? Послушаем С. Ключникова: «Моя задача состояла в том, чтобы изложить эсхатологические представления различных религий, русской духовной культуры и Живой Этики. При этом я всегда считал, что основным признаком, отличающим религию от нерелигии, является хорошо разработанный культ и вера в Высшее начало, но вовсе не хорошо разработанное учение о конце мира – эсхатология91.

Вновь все тот же вопрос: лектор Ключников просто информировал слушателей об эсхатологических моделях разных религий, или желал, чтобы в жизни его слушателей появилась эсхатологическая мотивация?

Определение же религии, данное С. Ключниковым, мало поможет ему в его дискуссии с христианами. «Высшее начало» есть и в «Живой Этике» (ибо кто же и диктовал ее тома?). Рериховцы скажут, что они не «верят», а «знают»? Но, во-первых, и христиане не считают свою веру совсем уж слепой («Я знаю, в Кого уверовал» – 2 Тим. 1,12; подробнее об этом в главе «Быть христианином»). А во-вторых, рериховские утверждения о «планетарных логосах», «парафохате», а уж тем более о «непроявленного Абсолюте» тоже являются предметом веры, а отнюдь не знания или доказательства. Не через доказательства входит человек в мир Агни Йоги, а через обучение его правилам оккультного языка. Один оккультный термин объясняется через другой; один оккультный текст подтверждается ссылкой на другой оккультный же авторитет. Вера в «Иерархию» есть условие вхождерия в рериховский мир. Так что с помощью критерия «веры в Высшее начало» рериховцам не удастся отгородить себя от мира религий.

Культ же совсем не обязательно должен быть «хорошо разработанным». У протестантов явно нет столь разработанного культа, как у православных или у католиков, но это никак не значит, что пятидесятничество или баптизм – не религия. Апостолы Христа не составляли подробных инструкций о совершении богослужения – но это не значит, что их деятельность не была религиозной. Православные монахи-пустынники молились в чрезвычайно простой обстановке и по принципу «келья устава не знает». Означает ли это, что жизнь пустынников была исключительно культурно-философской, а религиозная жизнь Византии теплилась только в пышных столичных соборах?

Христос говорит, что при молитве можно запереться в своей комнате и там сердечно молиться Отцу «в духе и истине». Станет ли С. Ключников утверждать, что человек, молящийся по этому совету Христа, перестает быть религиозным?

С. Ключников любит сближать йогу и исихазм. Содержательно это сближение искусственно. Но с точки зрения формальной: если С. Ю. Ключников согласится считать священнобезмолвие св. Григория Паламы религиозным деланием, то почему бы ему не счиесть религиозной практику йогической медитации, по его мнению столь близкую «умной молитве» христиан?

Не надо редуцировать религиозную деятельность к обрядовости. Обряд – это порог религии, но не ее сердце. Понятие религиозной деятельности шире понятия обрядовой деятельности. Практика молитвенного труда богаче практики внешнего обряда.

Культ может не быть «хорошо разработанным»; культ может совершаться просто как посвящение своего сердца Владыке. Такое поклонение, такой культ считается нормативным, высшим в христианстве. Такой же идеал и такую же практику предлагает «Живая Этика» (к сожалению, как мы увидим позднее, это поклонение теософия адресует иному «владыке» – отнюдь не евангельскому Христу).

Формула же Ключникова предполагает, что что религия имеется только в случае храмовой коленопреклоненной молитвы перед иконой; а если исихаст совершает сердечную и неслышную молитву у себя в келье – то получается, будто он занимается чисто светской деятельностью. И это – не что иное как оскорбление религии, унижение ее через редуцирование религии к внешнему обряду. Так, чтобы обосновать свою претензию на внерелигиозность, рериховец мимоходом унизил все развитые религии мира.

Наконец, слишком поспешным оказывается и утверждение С. Ключникова о том, будто эсхатология не есть сущностной признак религии. Верно, не всякий разговор о конце земной жизни есть религиозная эсхатология (пример с «Римским клубом» вполне убедителен). Но если после «конца мира» или после смерти тела утверждается возможность какого-то нового существования для человека – это уже именно религиозная доктрина. И более того. На самом деле эсхатология – и есть то, что по настоящему интересует религиозное сознание. Любая религия прежде всего изъясняет свои планы на будущее, и лишь затем выстраивает свое понимание начала мироздания, прошлого, так, чтобы космогония подтвердила эсхатологические ожидания. И уже самым очевидным образом в зависимости от этих эсхатологических проектов находится культовая практика. По настоящему человеческое сердце задевает не вопрос о том, как произошли деревья и не вопрос о том, сколько ступеней в иерархии богов. Не вопрос о том, «откуда я произошел» более важен для религиозного человека, а вопрос о том – куда я иду (как советовал преп. Серафим Саровский – надо почаще спрашивать себя: «Господи, как мне умирать будет?»). Сердце человека болит о его будущем. Эта боль рождает религии, эту боль религии и утишают и будят.

Так что эсхатологические настроения и ожидания посмертного преображения сущностно важны для религии. И эти настроения и эти ожидание есть в Агни Йоге. Есть теория, которая порождает эти настроения, есть практика, которую выливается эта теория, есть организационные структуры, которые способствуют распространению этой теории и углублению этой практики.

Как видим, в рериховском движении есть и религиозное учение, есть и религиозная практика перестройки сознания и общения с миром духов, есть и обоснование иерархической организации. Рериховское движение есть движение именно религиозное.

Сомневающихся я мог бы попросить съездить на экскурсию в финский городок Ювяскуле, в котором создан специальный теософский храм с портретом Е. П. Блаватской на «горнем месте» за семисвечником. И называется это здание не «культурным центром» и не «лекторием», а просто и прямо – церковью.