Ныне Гадир держит руку Карфагена- по родству крови. Тоже ведь финикиянами был поставлен Карфаген…

Да, сильно поднялся Карфаген. Замыслил отнять у фокейцев Талассу… загородил, как говорят, кораблями Столбы…

Впереди, над невидимыми еще, но близкими Столбами, низко стоял Гелиос, В его красноватом закатном свете не сразу заметили греки трехрядный корабль. А когда увидели - приуныли.

Поворачивать назад? Трехрядный корабль живо догонит. Не уйти.,.

Эх, не послушал старейшину в Майнаке, не пошел в Тартесс по сухому пути. Глотал бы сейчас, трясясь на быках, пыль горных троп - да сохранил бы свободу. Трудно ее получить, а потерять - пустяк…

Горгий смотрел на приближающийся карфагенский корабль, на огромный резной, расписанный красками глаз на его борту.

Ну что ж, остается одно - встретить судьбу, как подобает мужчине.

Уже видны смуглые воины в кожаных панцирях. Лохматые бородачи поигрывают боевыми пращами, скалят зубы, А впереди, на самом носу, стоит молодой воин с яростным лицом, медный шлем его горит зловещими отблесками заката, он потрясает копьем и кричит, указывая грекам на парус.

Горгий велел парус спустить, гребцам - перестать грести.

Корабли сошлись бортами. Оцепенело смотрели греки, столпившись у мачты, как закидывали карфагенские воины крючья, зацепляясь за борт.

Попрыгали, хлынули, затопали по палубе - и все с криками, будто на базаре. Окружили, наставили копья.

Резкий гортанный выкрик - и все смолкло. Молодой военачальник (лицо темное, глазищи неистовые) обвел греков взглядом, сказал что-то. Горгий понял; старшего выкликает. Подобрал полы гиматия, шагнул вперед. Двое подскочили, скрутили руки сырыми ремнями. Третий цапнул за бороду кормчего, пинком отшвырнул его в тесную группу греческих матросов, а сам встал к рулевому веслу. Было и это понятно: поведут корабль в Гадир, а может, и в самый Карфаген. Поделят добычу, продадут греков в рабство Или гребцами прикуют навечно к скамьям своих кораблей.

Прощай, свобода,..

Но боги, как было сказано, благоприятствовали Горгию.

С карфагенского корабля неспешно перелез через борт дородный человек с выбритой до синевы головой Белый плащ его был подпоясан дорогой перевязью с коротким мечом,, Воины почтительно расступились перед ним. Он подошел к молодому военачальнику, бросил несколько слов. Тот, видно, возразил Бритоголовый повел на него набрякшим веком,- этого оказалось достаточно: молодой сверкнул непримиримыми глазами, но повиновался, отошел з сторону,

Горний ощутил на себе жесткий оценивающий взгляд. Услышал вопрос на ломаном греческом - шел он будто из чрева карфагенянина.

- Это твои корабль?

- Нет, господин,- поспешно ответил Горгий.- Я выполняю волю своего хозяина, Крития из Фокеи,

- Критий из Фокеи,,.- повторил бритоголовый, еле шевеля губами,- Куда послал тебя Критий? В Тартесс?

- Да, господин. По торговому делу,

- Ты не похож на грека, фокеец, Где ты рожден матерью?

- В Колхиде, на поте Эвксинском.

Не ясно было, понял бритоголовый это или нет. Он сказал «то-то воинам, и те мигом расшвыряли грубые холсты и доски, прикрывавшие трюм. Недоумение отразилось на их лицах; трюм был набит серым песком, из него торчали горлышки полузакопанных амфор. Воины тыкали копьями в песок - не спрятано ли что в нем,

- Вино и масло,- сказал Горгий бритоголовому.- Еще - египетские благовония.

- Это весь твой товар? - спросил тот.

Горгий заколебался, Все равно ведь обшарят корабль, уж лучше сказать правду.

- Еще - янтарь…

- Показывай.

Горгий взглянул на свои руки. Повинуясь жесту бритоголового, воин развязал ремни. Горгий повел важного карфагенянина в дощатую каюту.

Карфагенянин уселся на скамью, по-домашнему ослабил перевязь, распустил живот. Горгий достал из тайника мешочки с янтарем. Бритоголовый долго разглядывал золотистые и зеленоватые куски. В брюхе у него урчало, взгляд уже не был жестким. Отобрал штук десять, сунул за пазуху.

- Светлая Танит!- вздохнул он.- Люди по твердой земле ходят, едят жареных молочных щенят… Искусные женщины их развлекают… А мы с тобой, грек, болтаемся в море, как лук в тощей похлебке.

Горгий удивленно посмотрел на него: уж не ищет ли бритый сочувствия? Решил промолчать^

- Что поделаешь, служба такая.- Карфагенянин еще расслабил перевязь, поставил меч между колен.- Ты меня не бойся, грек. С тебя и взять-то нечего; товар у тебя - кал собачий.

Вдруг осклабился, ткнул Горгия большим пальцем под ребро; пошутил.

«Играет со мной, как лиса с зайцем»,- подумал Горгий, отирая взмокшие ладони о гиматий.

- И корабль у тебя - поганая лохань. Верно говорю?

Горгий кивнул. А сам подумал: много ты понимаешь, базарный вор… Одного свинца на триста талантов…

- Что ж с вами, греками, делать? - размышлял вслух карфагенянин,- Людишки у тебя - дохлятина, много за них не дадут. Сам ты, зерно, ничего -камни таскать годишься… Ну, что посоветуешь?

Горгий молчал, тоскливо глядя на тесаные доски палубы.

- Вижу, хитер ты, грек, не хочешь по-приятельски рассказать, почему с таким дрянным товаром пускаешься в такую даль. И не надо, Не хочу портить слух твоим враньем. Плыви-ка себе дальше, в Тартесс.

У Горгия будто холодная змея по спине проползла. Играет, пес бесстыжий, издевается…

Карфагенянин приподнял тяжелые веки.

- Чего ж не пляшешь, грек, от радости? Думаешь, шучу? Понравился ты мне, клянусь светлой Танит. Хочу с тобой еще раз повидаться - когда пойдешь обратно из Тартесса. Да и ты, верно, захочешь похвастать, показать старику Падрубалу - это меня так зовут,- каких товаров наменял в богатом Тартессе, да обгадят его боги сверху донизу… Ну, чего не радуешься?

- Я радуюсь, господин,- выдавил из себя Горгий.- Боги воздадут тебе за доброту…

А сам напряженно думал: вот же что замыслил, разбойник, тартесский товар ему больше по душе… Отсрочку дает, а там не миновать рабства… И вдруг вспомнил про сухой путь из Тартесса в Майнаку. Быстро прикинул в уме, сколько можно в Тартессе выручить за корабль и во что обойдутся быки с повозками,

Падрубал поднялся, отшвырнул ногой скамью, затянул перевязь.

- Теперь запомни.- По жесткому его голосу Горгий понял, что шутки кончены.»-Найдешь в

Тартессе, в квартале моряков, канатную лавку купца Эзула. Отдашь ему вот это.- Он протянул Горгию узкий ремешок локтя в два длиной.- Скажешь: от Падрубала. Сделаешь, как велю, на обратном пути пройдешь Столбы без помехи. Но если не отдашь ремешка Эзулу или покажешь кому другому - берегись, грек!

- Сделаю, как велишь, господин.

Уже в дверях Падрубал обернулся вполоборота, добавил:

- Не помышляй о сухопутной дороге на Майнаку - она для тебя закрыта.

Воины пировали на палубе: прямо из амфор лили себе в глотки вино, орали, гоготали. При появлении Падрубала унялись, повскакали, вытирая ладонями губы. Неспешно перелез Падрубал, показав жирные икры, через борт на свой корабль. Воины поспешили за ним. Последним покинул греческую палубу военачальник: его взгляд обжег Горгия ненавистью.

«Колдуны проклятые,- беспокойно подумал Горгий,- в мыслях читают… Это почему же закрыта для меня сухая дорога?»

Но раздумывать было некогда. Скорей бы убраться с глаз долой. Парус принял ветер, гребцы навалились - птицей полетел корабль прочь от опасного соседства. Диомед дернул Горгия за полу.

- Чем ты отвадил карфагенянина, хозяин?

Горгий не ответил: подсчитывал пустые и разбитые амфоры, прикидывал в быстром уме убытки. Подумал с веселой злостью: хоть и хитер ты, Падрубал, а дурак - не разгадал, что за песочек везем мы в Тартесс. С виду и верно простой песок для балласта, а на самом деле нет ему цены, наждаку с острова Наксос. Нигде в мире такого не сыщешь. Без наждака разве обточишь металл? Резать ли - под пилу подсыпать, сверлить - под сверло. Да на этот товар тартесские мастера накинутся, как мухи на мед.