— Да, мы не стали отдавать ее в интернат, — лепетала она. — Мы по ней скучаем. Вы познакомились с ней в школе, мистер Линч?

— На вечеринке, — пояснил Сэм. Ему не хотелось, чтобы создалось впечатление, будто он не хочет отвечать. «Что же все-таки делать?»

— Да, многие люди знакомятся на вечеринках, — она ободряюще улыбнулась. — Не правда ли, какой чудесный день!

Сэм нервничал.

— Я, миссис Солсбери, старый газетчик, — он старался хоть как-то поддерживать беседу.

Она подняла брови и дразнила его взглядом своих серых глаз. «А я вас и не спрашиваю», — было в них.

— Да, вы меня не спрашиваете, — вяло заметил он, — но я все-таки представлюсь.

— Вы и сюда пришли в этой роли? — недоумевала она.

— Нет, нет, вовсе нет. Понимаете, миссис Солсбери... — он не совсем представлял себе, как это сделать. Уж слишком она воздушна для такого сообщения. И это осложняет его задачу.

— Понимаете, я спрашиваю это вовсе не потому, что принадлежу к числу подозрительных мамаш. — Она улыбнулась. — Я даже не собиралась садиться. Но в вас есть что-то интересное. — Ее пальцы между тем ловко орудовали спицами.

Лицо Сэма посуровело.

— А сюда каждый может вот так просто взять и войти? — он спросил это с дерзкой интонацией.

Она рассмеялась.

— Вы хотите спросить, часто ли я наталкиваюсь в своей гостиной на незнакомых людей? Да, часто. И для меня это, признаться, необычно. У Кэй много друзей, и я, конечно, не всех их знаю. У вас есть пепельница, мистер Линч? — Она наклонилась, чтобы удостовериться. — О да, есть. Так о чем же вы пишете?

— Я специализируюсь на преступлениях, — отрывисто выпалил он, не спуская с нее своих черных глаз. — Исключительно на преступлениях.

— О боже мой! — Она будто в отчаянии прижала к груди вязание. — Да неужели? И вас это не приводит в уныние? На мой взгляд, изнанка жизни должна утомлять. А вам нравится ваша работа?

Он не нашелся что ответить, и ему захотелось крепко вцепиться в свое кресло.

— Жених моей дочери, — продолжала она, краешком глаза заметив, что для Сэма это не ново, — тоже очень интересуется преступностью.

— Правда? — словно в оцепенении спросил Сэм.

— Последнее время мы только об этом и слышим. Как раз сейчас Алэн изучает преступность. Одна из сторон его всестороннего образования. У Алэна на этот счет свои теории.

Сэм уткнулся подбородком в грудь.

— В этом я не сомневаюсь, — буркнул он.

— Алэн утверждает, будто чуть ли не любого подонка можно оправдать. А что думаете на этот счет вы, мистер Линч?

Лицо Сэма потемнело, в глазах что-то блеснуло, и миссис Солсбери в удивлении приоткрыла свои коралловые губки.

— Мне как-то не нравится это слово «подонок», — в смущении пробормотал он. — Даже не знаю почему. К некоторым словам я чувствую неприязнь. — Он окончательно растерялся. — Я его просто ненавижу.

— А ведь верно! — в восхищении воскликнула она. — Знаете, я просто никогда над этим не задумывалась, но я, оказывается, тоже ненавижу некоторые слова. Например «проницательный». От него у меня мороз по коже. А у вас?

— Это слово мне безразлично, мэм. — Сэм постарался улыбнуться, потер пальцами виски.

От этой женщины у него кружилась голова. Будто он долго смотрел на лепесток, подскакивающий на гребне волны, прекрасный лепесток, которому всю жизнь суждено подпрыгивать на гребне волн.

— Вы писатель и, разумеется, должны чувствовать слова. — Она улыбалась, склонившись к своему вязанию. — Прелестно, когда мужчина поглощен своей работой. Алэн — выдающийся юноша. Такой серьезный. Я верю, что все это рано или поздно скажется и он станет крупным социологом или социальным психологом, не знаю, как правильно.

— Служителем добра, — сказал Сэм.

— Разумеется, преступность притягивает его как один из социальных симптомов, понимаете? Однако боюсь, мистер Линч, меня она вовсе не притягивает. На мой взгляд, это беда. И если преступный мир про меня забудет, уж я о нем и подавно не вспомню.

Она подняла головку и залилась веселым смехом.

Сэм положил руки на колени и сплел пальцы.

— Теперь вы решите, что я легкомысленная женщина. — Она вздохнула. — Может, оно так и есть. Или же я просто не принадлежу к числу радетелей за общественное благо. Преступность, как и бедность, все время о себе напоминает. По крайней мере, на моей памяти всегда так было. Я, мистер Линч, всего лишь женщина. Может, у вас, мужчин, и есть возможность что-то изменить, но у меня ее нет. У таких, как вы и Алэн.

— Вы неправильно меня поняли, мэм, — со свирепым видом начал Сэм. Он не хочет, чтобы его сравнивали с этим Алэном Дюлейном. — Я репортер. Не путайте одно с другим. Репортер — это человек, который наблюдает события и попросту их излагает.

— Правда?

— Только и всего, — он вконец запутался. И ему так даже нравилось.

— Понимаю, — нахмурилась она. — Вот, выходит, как вы определяете работу газетчика.

Она задумалась над тем, как составлена его фраза. Он знал, она ее запомнит и повторит. Запомнит порядок слов, но не смысл. Подует ветер с другой стороны, и она переменит свои взгляды.

— Наверное, это так и есть, — едва заметно кивнул Сэм. С ней спорить бесполезно.

— Разумеется, моя крошка Кэтрин тоже очень интересуется преступностью, — с нежностью заметила миссис Солсбери.

Сэм совсем сник.

— Да что вы говорите? — растягивая слова, сказал он. — А каким образом, мэм?

— О, ее, конечно, привлекает романтика. Понимаете, влюбленная женщина — тот-же хамелеон. Двадцать лет назад мне, мистер Линч, казалось, что солнце встает и садится с печеньем Солсбери.

Он даже не улыбнулся.

— Мистер Солсбери занимается... скорее, занимался... одним словом, печенье Солсбери, — кокетливо пояснила она. — Вы, вероятно, знаете?

— Домашнее печенье, верно? — Сэм был мрачен. — Он хорошо на нем заработал, да? Я видел его склад, огромный склад, набитый до отказа печеньем, который сторожат день и ночь.

Она широко раскрыла глаза.

— Но Чарлз, разумеется, от этого дела ушел, — «Р» она выговаривала раскатисто. — Теперь он, можно сказать, никакого отношения к складам не имеет.

— Ему так только кажется, — буркнул Сэм.

— Простите?

Он не стал повторять.

— Так, значит, склад произвел на вас впечатление, мистер Линч?

— Он оказался связующим звеном, — тихо сказал Сэм.

— Вот ведь как интересно бывает! — воскликнула миссис Солсбери. — Вы и рассказы пишете?

По ступенькам легко сбежала ее дочь Кэтрин.

Девушка не шла, а пританцовывала. Она была молода, ее ноги мелькали быстро и грациозно, а короткие блестящие волосы подпрыгивали в такт каждому движению. Фигурку облегала юбка шоколадного цвета и бежевый свитер, на ногах были коричневые туфельки без каблуков, с круглыми носами. Да, она не шла, а танцевала.

— Привет. Извините меня. Я писала письмо и вот... вся в чернилах. Никак не могу оттереть. Как чудесно, что вы меня навестили.

Он поморщился от ее слов, словно от боли. Девушка подала ему руку, и он обратил внимание на пальцы, которые, по-видимому, долго терли щеткой и на которых все равно остались следы чернил. Что-то заныло у него в груди. Он вздрогнул, вытянулся как струна.

— Мама, ты знакома с мистером Сэмом Линчем?

— Конечно же, милая. Он представился, причем очень мило. Мы поболтали, как старые приятели.

Красивые маленькие руки миссис Солсбери уже засовывали вязание в сумку.

— Я хотел... — вдруг начал Сэм. — Я пришел...

— Повидать Кэтрин. Разумеется, — безмятежным голосом подсказала ее мать. Она встала, стройное маленькое тело закачалось на высоченных каблуках. — А так как я пришла за своим вязанием, то я...

— Нет, мэм, прошу вас, останьтесь. Ведь я...

— Что ж, очень любезно с вашей стороны. — Она вскинула головку. — Однако я хорошо воспитана и знаю свое место.

— Глупости.