Продолжателем д'Эрбело, арабистом по специальности, был и Галлан, первый переводчик на французский язык сказок "Тысячи и одной ночи" (1704-1717, 12 томов). Его перевод, умело приспособлявший арабский оригинал к французским литературным вкусам XVIII в., имел огромный международный успех и положил начало моде на "восточные сказки". За ним последовали "История персидской султанши и ее везиров. Турецкие сказки", одна из версий популярной в средневековой Европе "Повести о семи мудрецах", в переводе другого выдающегося французского ориенталиста Пети де ла Круа (Petit de La Croix), и его же перевод сборника "Тысяча и один день. Персидские сказки" (1710-1712), представлявшего продолжение "Тысячи и одной ночи". За ними последовал на протяжении первой половины XVIII в. длинный ряд "татарских", "могольских", "китайских", "индийских", "перуанских" и других сказок под аналогичными заглавиями: "Тысяча и один час", "Тысяча и один вечер", "Тысяча и одна любовная милость", "Тысяча и одна глупость" и т. п. или под другими, подсказанными той же "восточной" традицией: "Приключения Зелоиды и Аманзарифдины" (1715), "Приключения Абдаллы, сына Ханифа" (1712-1714), "Путешествия и приключения трех принцев из Серендиба" (1719) и многие другие. Большая часть этих книг представляет собрание рассказов с обрамлением типа "Тысячи и одной ночи". Переводы вскоре вытесняются подражаниями или самостоятельным творчеством на восточные мотивы; популярные любовные сюжеты европейских новеллистов эпохи Возрождения перелицовываются на восточный лад. Среди писателей, выступавших с такими мнимыми восточными рассказами, могут быть названы, в частности, Уолпол и Казот.
Очень быстро этот модный жанр получил распространение и в Англии. Переводы с французского языка на английский следовали по пятам за оригиналами. Английская версия "Тысяча и одной ночи" Галлана ("Arabian Nights Entertainments", вскоре после 1704 г.) выдержала несколько изданий, за ней последовали "турецкие" и "персидские" рассказы Пети де ла Круа (1708-1714), с полной свитой "китайских", "могольских", "татарских" и других "повестей" (по-английски: "tales").
Обращение писателей эпохи Просвещения к восточным темам обозначало прежде всего обогащение повествовательной прозы большим разнообразием развлекательных сюжетов, занимательными приключениями, часто эротического содержания, внешней декоративностью обстановки. По пути откровенной эротики использованы были восточные сюжеты в знаменитых в свое время "галантных романах" Кребильона-сына (1700-1777), но также частично в произведениях Монтескье и Дидро ("гаремные" мотивы давали для этого богатый и эффектный материал).
Более принципиальное для просветительской литературы значение имело расширение географического и культурного кругозора, более широкое и универсальное понимание "общечеловеческой" природы разума, не ограниченного узкими местными национальными и историческими рамками. "Философский роман" эпохи Просвещения охотно пользуется сопоставлением религий, политического строя, обычаев и моральных норм европейских и восточных народов для показа их относительной и местной ограниченности и противопоставления тому, что мыслилось как разумное и общечеловеческое. Просветительская сатира вкладывает в уста "восточного человека", как носителя природного здравого смысла, критику религиозных, моральных и социальных предрассудков современного европейского общества, либо, напротив, давая критику восточных нравов, она имеет в виду пороки европейской цивилизации ("Персидские письма" Монтескье, 1721). В философских романах Вольтера носителем общечеловеческого идеала разума и добродетели становится восточный мудрец ("Задиг", 1747).
В сущности, восточная фабула и восточный колорит не имеют в этих произведениях самостоятельного художественного значения: они являются своего рода аллегорическими апологами или баснями на морально-философскую тему.
В литературе английского Просвещения XVIII в. господствуют в этом смысле французские традиции: аллегорические восточные притчи Аддисона ("Видение Мирзы" в моральном еженедельнике "Зритель", 1711). "Гражданин мира" Голдсмита (1762) и поучительная повесть Самуэля Джонсона "Расселас" (1759) следуют тем же принципам, как Монтескье и Вольтер.
Предпосылки для самостоятельного художественного использования восточного материала впервые создаются в период предромантизма. От "Ватека" Бекфорда ведет начало романтическая трактовка восточной тематики - с перспективой дальних странствий и волнующих приключений, местным колоритом, любовной романтикой и фантастикой.
Автор "Ватека" Уильям Бекфорд (William Beckford, 1760-1844) по своему происхождению связан был с колониальной "экзотикой", вступившей в XVIII в. в круг интересов просвещенного европейца, хотя он сам ни разу в жизни не побывал на родине своих предков.
Бекфорды впервые упоминаются в середине XVII в., когда родоначальник этой торговой династии переселился вместе со своей семьей на о. Ямайку, в новую, недавно захваченную англичанами колонию в Карибском море. Богатство Бекфордов сложилось вместе с развитием английской колониальной торговли на огромных землях, захваченных под сахарные плантации и обрабатываемых дешевым трудом импортированных из Африки черных рабов.
Отец писателя, Уильям Бекфорд, переселившийся в Англию, стал ольдерманом и лордом-мэром Лондона (1762-1769). Он был в дружбе с лидерами оппозиции, со старшим Питтом (крестным отцом его сына) и демократом Уильксом, и славился независимостью политических взглядов, на которую ему давало право его огромное состояние. В 1770 г. он стоял во главе делегации Сити, явившейся к королю Георгу III с "ремонстрацией" (протестом). Когда король отверг эту ремонстрацию, Бекфорд, вопреки придворному обычаю, вторично попросил слова и напомнил королю о правах "его народа", закрепленных в английской конституции и установленных "славной и необходимой революцией" 1689 г., - слова, которые впоследствии высечены были на его надгробном памятнике.