— Только самые одаренные шеф-повара понимают, какой соблазнительной и привлекательной должна быть пища на вид. Вы очень умная женщина, мисс Эллиот.

— Я не готовлю, мистер Фрэзер, я иллюстрирую, — сказала Кэйт.

Полузакрыв глаза, Ян Фрэзер изучал ее рисунки.

— Я словно ощущаю свежесть винограда и маслянистую гладкость сыра бри.

Он языком облизнул верхнюю губу, словно смакуя иллюзию.

— Вы, должно быть, прекрасно готовите.

— Честно говоря, вовсе нет, — запротестовала Кэйт, — думаю, что родилась с серебряным консервным ножом в руке. Но ем я с удовольствием.

— В самом деле? — Он посмотрел на нее с нескрываемым интересом. — Таких женщин, как вы, мало в наши дни. — Его голос звучал почти тоскливо. — Похоже, что большинство сидит на зернах и травах.

— Травах?

Растопырив все десять пальцев, он изобразил растение. план. Даже его кресло. Оно было из мореного темного дуба и так изобретательно изогнуто, что спинка и подлокотники казались корнями и ветвями, вырастающими из его основы. Он словно князь Дремучего леса, восседающий на своем блистательном троне, подумала Кэйт. Его глаза были подобны темным лесным озерцам… Нет, он решительно не походил на того человека, которого она ожидала встретить.

Кэйт моргнула и встряхнулась. Держи себя в руках, девочка! Ты проиллюстрировала достаточно много детских книг, чтобы поддаться иллюзиям. Действительно, князь!

— А вы совсем не похожи на того, кого я ждал, мисс Эллиот, — заметил субъект ее собственных, весьма схожих мыслей.

Кэйт подняла голову от своего кожаного портфеля.

— В самом деле? — Она вежливо улыбнулась.

— Исходя из ваших работ, которые я видел до того, как вы вошли сюда сегодня утром, я был уверен, что вы очень высокая и очень… хм… — Он подергал себя за мочку уха, очевидно, подбирая нужное слово, — энергичная, неубедительно завершил он, видимо, так и оставив безуспешные поиски.

— Агрессивная? Вы искали именно это слово?

— Да, мне кажется, так.

— Вряд ли справедливо заранее судить о ком-то. — Кэйт изобразила нечто, что, как она полагала, могло сойти за обезоруживающую улыбку.

Он хмыкнул, его глаза смеялись.

— Конечно, несправедливо, но такое предубеждение всегда каким-то образом возникает, разве не так? Ваши работы такие сильные, в них столько жизни, что я просто не могу поверить, что они ваши. Я никак не ожидал увидеть вас такой маленькой рыженькой, ненамного больше, чем ваш портфель.

Неспособная придумать вежливый ответ и ощущая вину за свои собственные фантазии, Кэйт сменила тему разговора.

— Боюсь, что у меня нет с собой этого журнала, мистер Фрэзер. Но что именно вы ищете?

— Я ищу именно вас. — Он усмехнулся. — Могу я называть вас Кэйт? И, пожалуйста, зовите меня Джулио.

— Джулио? Не Ян? Я думала…

— Мое второе имя — Джулиано, — произнес он с улыбкой. — Моя мать итальянка. Друзья называют меня Джулио. — Он откинулся на спинку кресла. Здесь, у «Тальбот и Бич», я уверен, что вы знаете это, мы специализируемся на издании богато иллюстрированных книг о путешествиях, искусстве, внутреннем убранстве, кулинарии и других, требующих красивых фотографий и рисунков.

— У мена есть ваша книга о Королевском Балете, я очень дорожу ею.

— Она хороша, не так ли? — согласился он, просияв.

Кэйт уже не раз при случае приходилось говорить об особенностях строения человеческого тела, но Фрэзер подбирал слова так чувственно, с таким вожделением, что она не была бы удивлена, услышав стук копыт сатира под его столом.

— То, что я хочу предложить вам, своего рода отдаленный отзвук «Королевского Балета». Наш отдел маркетинга в своей безграничной мудрости решил, что мы должны издать книгу упражнений для женщин. Я хочу, чтобы вы сделали к ней рисунки.

Кэйт испустила долгий вздох.

— Рисунки? Но почему вы не хотите использовать фотографии для книги такого рода?

— Конечно, будут и фотографии. Автор сама намерена стать для нас моделью. Это не манекенщица, у которой одни ребра, никаких бедер и талия двенадцатилетней девочки, она — физиотерапевт с роскошным телом. Сейчас, убежден, большинство людей пугаются совершенных фигур. Вы не согласны?

Он наклонился вперед, его черные глаза обозрели сидящую перед ним Кэйт от серег до колен, так что она ощутила под его взглядом себя совершенно обнаженной. Она вздрогнула.

— Так вы согласны? — повторил он.

— О, да, конечно, — ответила Кэйт с жаром. С того времени, как она была подростком, она каждую ночь молилась, чтобы вырасти высокой. Но когда ей исполнилось двадцать, в ней было по-прежнему всего лишь пять футов три дюйма. Теперь же она размышляла, как выглядит Фрэзер под своей шелковой рубашкой.

— Я всегда считала, что рисунки люди воспринимают легче, — сказала она, отводя глаза от его сильной шеи.

— Точно. То же самое говорит и автор, и она права. Я верю, что если вы зрительно можете представить, как работают ваши мышцы, это поможет вам почувствовать их. Но когда вы видите фотографию совершенного торса в трико, торс вам нравится, но вы не можете сказать, как работают при этом мускулы живота. А именно это нам и нужно.

— Объяснить мускулы под трико.

— Правильно.

— И сколько рисунков потребуется?

— Примерно от двухсот до двухсот двадцати пяти.

Блеск! — мелькнуло у нее в голове. Эта работа позволит купить загородный домик.

— С чего я должна начать работу?

— С фотографирования модели. Вы и дизайнер книги будете художественными руководителями съемок. Он и редактор будут выбирать нужные позы, но вам решать, как поставить свет, чтобы получить эффект, который нужен для рисунков. Ну, что вы скажете? Вас это заинтересовало?

Кэйт начала лихорадочно подсчитывать в уме, сколько времени придется потратить на завершение работы…

— Мистер Фрэзер, извините, Джулио, мне потребуется от шести до девяти месяцев, чтобы сделать такое количество рисунков. И это еще зависит от того, насколько сложными они будут. Где-то здесь должна быть ловушка. Ни один художественный директор не допустит, чтобы его редактор платил гонорар свободному художнику, когда он располагает превосходным отделом оформления прямо за дверью рядом.

— Да, Кэйт, я тоже думаю, что на это потребуется по крайней мере девять месяцев. Итак, мне бы хотелось, чтобы вы присоединились к «Тальботу и Бичу» и работали в моем отделе оформления.

Вот она, ловушка, подумала Кэйт. В таком случае, она в последний раз улыбнется Яну Джулиано Фрэзеру. Чем больше она думала о его предложении, тем в большую ярость впадала.

Она потратила два часа, показывая свои работы, чтобы ничего не получить взамен, кроме этого идиотского предложения.

— Вы хотите, чтобы я бросила все, чего сумела добиться, и пришла к вам работать? Я не могу пойти на это! Это совершенно безответственно. Я горжусь тем, чего достигла. И, если честно, поражена вашим предложением.

— Ваши дела действительно так хороши? — Казалось, он был неподдельно удивлен страстностью ее отказа. — Все другие свободные художники, которых я знаю, говорили, что дела у них идут неважно. — Его голос звучал мягко и заботливо. — Как долго вы работаете на себя? — Он сказал это так, словно она была бездомным котенком, нуждающимся в защите.

— Шесть лет. И мне нравится быть хозяйкой самой себе. Это так просто.

Он задумчиво разглядывал ее.

— Сомневаюсь, что это так просто. Должен сказать, не ожидал, что мое предложение будет отвергнуто.

Одного взгляда на него было для Кэйт достаточно, чтобы убедиться в истинности его заявления. Два часа в его присутствии убедили ее, что Джулио Фрэзер не тот человек, который привык получать отказы. И все же, так тому и быть, подумала Кэйт. Прощайте, двести с чем-то рисунков. Прощай, уютное пристанище в Вудстоке.

— Послушайте, сейчас уже час дня, — сказал он. — Почему бы нам не пообедать и не поговорить об этом еще?