— Ну, а теперь, Кэйт?
— Но ведь принесли еще не все отзывы. «Тайме» и…
— Если мы сейчас же не уедем, то я просто затащу тебя под стол и овладею тобой там, а он пусть ест своего цыпленка над нашими головами.
— Ну если вопрос ставится таким образом…
Но мне интересно, что случилось с твоим приятелем Доном?
Когда они с Джулио пробирались к выходу, то у раздевалки встретили Дона Ричи. Быстренько познакомив их, Джулио спросил:
— Где ты был, Дон? Ты слышал телевизионные отзывы? Просто блеск.
— Да, слышал. Я был в театре — разбирался с осветителями. Представляешь, что они сделали во втором действии? Эти мерзавцы забыли сменить светофильтр, и все было в зеленом свете!
Зеленом! О Боже, какой кошмар!
— Да ладно, критики ничего не заметили, — попытался успокоить его Джулио.
— Ну что они понимают? — в отчаянии причитал Риччи.
— Я вас поздравляю, — робко вставила Кэйт.
— Да, спасибо, — пробормотал он.
Вскоре они оказались на улице одни, и Кэйт обняла Джулио со словами:
— Как отблагодарить тебя за то, что ты привел меня на такой чудесный прием?
— У меня есть несколько мыслей на этот счет. — И я намерен предложить тебе их все. Куда направимся — ко мне или к тебе?
— Ко мне, дурачок. Не хочу видеть выражение лица швейцара, когда я явлюсь домой в семь утра в вечернем платье.
— Неужели тебя волнует, что думает о тебе швейцар?
— Тебе этого не понять. Все вы, мужики, одинаковы.
Глава 12
Кэйт снился сон; они с Джулио устроили в лесу пикник. Он спал, пока она дремала в его объятиях и не могла понять, почему они не промокли, если идет дождь. Она уже хотела было проснуться и спросить его, что он думает об этом, но тут услышала кошачий вопль. Эти кошмарные звуки, проникающие прямо в душу, в то же время были полны невероятной радости жизни. Она резко села в кровати, сердце ее колотилось, и она пыталась окончательно прийти в себя, моргая изо всех сил.
Джулио пел в ванной. Он пел «Сердце красавицы» в полный голос. Он старался изо всех сил, украшая пение то нежно-вкрадчивыми, то энергично-жизнерадостными руладами и при этом безбожно врал. Кэйт зарылась лицом в подушку, чтобы заглушить смех, она даже прикусила запястье, но и это не помогло. Когда он вышел из ванной, все еще напевая, она каталась по кровати, держась за живот, слезы ручьем текли по лицу.
— Очевидно, ты и есть то самое исключение, которое подтверждает правило, дорогой, — сказала она со смехом.
— И что это за правило, позвольте узнать? — спросил он надменно. Подняв голову, он высокомерно взглянул на нее сверху вниз.
Кэйт вытерла слезы.
— Есть одна старая норвежская поговорка: «С деньгами в кармане ты умен, ты красив и ты прекрасный певец», сымпровизировала она.
Он откашлялся и сказал с достоинством:
— Если я вас правильно понял, мое пение вам не очень-то понравилось.
Это вызвало у нее новый приступ смеха. Еле отдышавшись, она спросила:
— Ах ты, мой миленький. Неужели ты и вправду итальянец?
— Си!
Она снова вытерла слезы и отдышалась.
— Иди оденься, а я приготовлю кофе — уж какой есть.
— Нет времени, любовь моя. У меня утром назначена встреча.
— Тебе не кажется, что в черном галстуке у тебя слишком торжественный вид для утренней встречи.
— У меня на работе есть другая одежда, я переоденусь. А теперь поцелуй меня на прощанье. Увидимся вечером. — С этими словами он исчез.
Выйдя на кухню, она нашла записку, прислоненную к кофейнику: «Марпл, не забудь — в восемь у меня. Я люблю тебя». — Кэйт расплылась в улыбке. Записка была подписана:
«Бонд».
Она налила себе кофе, прошла с кружкой в комнату и, усевшись на диван, открыла записную книжку и принялась делать утренние звонки. В Калифорнию она решила позвонить в последнюю очередь из-за разницы во времени. Она придумала новую этикетку для вина для небольшой винодельни Джима Беннета в Сономе. Беннет звонил ей накануне вечером и оставил на автоответчике запись с просьбой связаться с ним как можно скорее. Как только она потянулась к трубке, раздался звонок.
Это был Нил, и он сразу же начал упрекать ее.
— Ты не реагируешь ни на один мой звонок.
— Нет.
— Что все это значит?
— Я очень занята.
— Я очень скучаю по тебе, Кэйт. Когда мы сможем увидеться?
— Не думаю, что нам стоит это делать, Нил.
По-моему, я достаточно понятно тебе это объяснила, прежде чем ты уехал в Олбани. Нил, у нас с тобой нет будущего, если только ты не согласен просто на дружеские отношения, и точка.
— Честно говоря, я не думал, что ты это всерьез.
— Вот именно, всерьез, запомни это.
— Ты с кем-нибудь встречаешься?
— Да, Нил. Мне очень жаль, но я уже давно пытаюсь тебе объяснить, что мы не подходим друг другу.
— Может быть, ты хоть поужинаешь со мной? — Она представила, как дрожит его подбородок.
— Нил, мы с тобой столько проговорили обо всем этом. Ты очень хороший человек. И я всегда буду к тебе прекрасно относиться, но не более того. — Так может продолжаться все утро, если она не покончит с этим сразу же. — Я очень тороплюсь, мне надо дозвониться в Калифорнию. — И, поспешно простившись, она повесила трубку.
Кэйт набрала номер.
— Мистер Беннет? Это Кэйт Эллиот, вы просили позвонить.
— Я хотел сказать вам, что мне понравилась этикетка, — сказал он, — и моей жене тоже.
— Тогда в чем дело? — По его тону она поняла, что что-то его беспокоит.
— Мы нашли нового коммерческого директора, и ему кажется, что она простовата.
— Понятно.
— Он принес бутылку «Гутен Либфраумилх». Он говорит, что нам нужна этикетка в таком же духе. А вы знаете, что «Гутен» очень хорошо продается, хотя вино паршивое. Наше намного лучше.
— Здесь дело не в этикетке, мистер Беннет. Просто была устроена грандиозная рекламная кампания по радио. Они потратили на это целое состояние. Вы разве не помните — очень забавная реклама?
— Да, вы правы.
— Если мы на ваши бутылки приклеим такого же типа этикетку, то никто не обратит на них внимание — они не будут отличаться от других. Это все равно что спрятать или замаскировать их.
— Да, вы правы, вы абсолютно правы!
— Вот именно за это вы мне и платите, мистер Беннет.
Сделав еще несколько звонков, Кэйт налила себе еще кофе, и тут позвонила Анджела.
Она говорила торопливо, в голосе явно слышалось нетерпение.
— Кэйт, ты когда-нибудь делала пресс-чеки?
— Конечно!
— Сколько? И каких?
— Да, наверное, десятки. Какие угодно от одноцветных до пятицветных оттисков на мелованной бумаге. А в чем дело?
— Ты не могла бы взять несколько образцов книг, которые ты оформляла, и пачку самых удачных обложек и принести их сюда?
— Конечно, могу, но в чем дело?
— Расскажу, когда придешь.
Срочно поменяв распорядок дня, Кэйт собрала материалы и кинулась в «Хилл Пресс», чтобы предстать в кабинете своей подруги.
— Положи все сюда, — сказала Анджела. Она освободила длинный стол около своего рабочего. Кэйт выложила на него все из своей папки и обернулась к Анджеле. У той был усталый и замотанный вид. Вокруг глаз появились морщинки от недосыпания.
Она налила Кэйт чашку чая из своего бездонного чайника.
— Ты подумала о том предложении, которое я тебе сделала прошлый раз, когда сказала, что нам нужен художественный редактор? — Она продолжала, не дав Кэйт ответить. — Все меняется. Я ухожу не в конце года, а прямо сейчас.
— Почему? Что случилось? Она не смотрела на Кэйт и перебирала бумаги на столе.
— Я беременна.
— И твой жених не…
— Нет, нет, ничего подобного. Через три недели мы поженимся. А это значит, что я увольняюсь, как только найду кого-нибудь на свое место. Пока первым кандидатом у меня стоишь ты.
— Анджела, я оформитель и иллюстратор, а не художественный редактор. Ян Фрэзер пытался уговорить меня пойти работать в его отдел, но я отказалась. Мне не хочется этим заниматься. Я хочу остаться свободным художником.