— Нет, не к началу. Давай лучше с сегодняшнего дня… С тобой все в порядке? Голос у тебя звучит ужасно — как будто горло забито битым льдом.
— С того самого дня, как ты ушла от меня во вторник я не спал.
— Так это целых три ночи!
— Я знаю, — произнес печально он.
— Ты бы хотел поехать сегодня со мной в Вудсток? Я как раз собираюсь туда?
— Остановишься у своих друзей? — В его голосе явно не слышалось восторга.
Кэйт засмеялась, почувствовав, как ему не хочется, чтобы их уединение нарушали посторонние.
— Нет, мы будем одни. Я наконец-то решила купить эту развалюху.
— Прекрасно. А как мы туда доберемся?
— Я возьму напрокат машину.
— Это просто идеально. Заезжай за мной через полтора часа.
Когда Кэйт подъехала, Джулио ждал ее у дверей. Его окружали корзинки и сумки.
— Это еще что такое? — спросила она с недоумением, открывая багажник.
— Продукты. Чем ты собираешься питаться там?
— Мы бы заехали в магазин по дороге и купили бы антрекотов или готовых котлет.
— Так я и думал, — сказал он, укладывая корзины в багажник. — А эту надо поставить на заднее сиденье. Хочешь, чтобы я сел за руль?
Она с радостью отдала ему ключи. За ними на узенькой улочке выстроились уже четыре машины, нетерпеливо сигналя.
— Ты не против, если мы поедем не через туннель? — спросила она. Ненавижу туннели.
Теперь, когда они были вдвоем, Кэйт почему-то чувствовала себя страшно скованно. Джулио был невероятно вежлив и предупредителен. Они выехали из города по мосту Джорджа Вашингтона, затем свернули на север и поехали по Пэлисейдз Паркуей.
— Я тебя даже как следует не поблагодарила за прекрасного серебряного рыцаря.
— Я хотел, чтобы он символизировал что-то вроде обещания.
— Я поняла. — Кэйт ужасно хотелось дотронуться до него, нарушить эту скованность. Но он так крепко держал руль, что даже пальцы его побелели. Кэйт проковыряла пальцем небольшую дырочку на своих белых джинсах.
— Может быть, открыть окно? — спросил он, глядя прямо перед собой.
— Да, это было бы неплохо.
Он опустил стекло.
— Не сильно дует?
— Нет, хорошо. Ты не будешь возражать, если я включу радио?
— Нет, нет, Она повернула ручку, и та осталась у нее в руке.
— Ну, вечно так с этими автомобилями, — сказала она. — Надо купить себе машину — пусть подержанную, не слишком шикарную, лишь бы была достаточно надежна и могла бы возить меня в Вудсток и обратно. Только я ничего не понимаю в машинах.
— Если хочешь, я помогу тебе? Я тоже, конечно, не специалист, однако воздушный фильтр от насоса отличу. И какую машину ты бы хотела?
— Красную.
Он засмеялся, и напряженность, существовавшая между ними, чуть-чуть ослабла.
Дырка на ее джинсах была уже размером с десятицентовую монету.
— Джулио, я больше так не могу! Мы ведем себя, как пара дикобразов.
— Дикобразов?
— Ну да, дикобразов. Ты разве не знаешь, как они занимаются любовью?
— Нет, — сказал он, уже улыбаясь. — Так как дикобразы занимаются любовью?
— Очень-очень-очень осторожно. Он так и фыркнул и сразу же свернул на обочину, где и остановил машину.
— Кэйт, родная моя, — сказал он, обнимая ее. — Ну, как тебе удается всегда сказать то, что нужно, когда я веду себя, как последний дурак?
— Наверное, женская интуиция… а, может быть, любовь.
— Я люблю тебя, — прошептал он, нежно прижимая ее к себе и зарываясь лицом в ее волосы. Они прильнули друг к другу, как люди, благодарные судьбе за спасение после ужасной катастрофы, уже в безопасности, в объятиях друг друга.
Постепенно она почувствовала, как их идиллию нарушает какой-то резкий прерывистый звук. Где-то в глубине сознания возникло предположение: дятел? Нет, это был не дятел, скорее, кто-то стучал по стеклу машины. Она отодвинулась от Джулио и посмотрела через его плечо.
В открытое окно машины просунул голову полицейский. Его широченные плечи закрывали свет. Кэйт увидела в его зеркальных очках свое с Джулио отражение.
— Эй, приятель, здесь не аллея влюбленных. — Голос полицейского был похож на шуршание гравия под колесами.
— Да я знаю, командир… — начал было Джулио.
— Сейчас вы у меня заплатите штраф за то, что остановились в неположенном месте.
— Это я виновата, сержант… Фринци, — сказала Кэйт, взглянув на его бляху, приколотую над карманом. — Я… м-м-м… только что сказала моему мужу, мистеру Бонду, что у нас будет ребенок, и он… немного отвлекся, — Она почувствовала, что, говоря эти слова, начинает краснеть до корней волос. Стараясь сохранить серьезность, она бросила взгляд на Джулио. У него был такой вид, как будто его оглушили дубиной.
— О, прекрасно! — сказал сержант Фринци.
Выкручивая свои мощные плечи обратно из окна, он протянул Кэйт руку. Поздравляю, юная леди!
Кэйт поморщилась, когда его массивная пряжка царапнула по дверце машины, и она с грустью подумала, что агентство по прокату машин сдерет с нее за эту царапину примерно столько же, во сколько бы обошелся штраф.
Фринци наконец удалось выбраться из окна, и он начал трясти руку Джулио.
— Будьте осторожнее на дорогах, — сказал он, расплываясь в широченной улыбке. — Желаю хорошо провести время!
Джулио повернулся к ней с расширенными от удивления глазами.
— Кэйт, ты не…
— Конечно, нет, дорогой.
Он так долго выпускал сдерживаемый в груди воздух, что, казалось, он не дышал все это время. Она так и не поняла, это был вздох облегчения или сожаления. Несколько секунд он молчал. Затем, вливаясь в поток машин, спросил:
— И что это вдруг ты решила сказать такое?
— Мне не хотелось, чтобы ты платил штраф. Это первое, что пришло мне в голову.
— Понятно, — пробормотал он. Она примостилась к нему, прижимаясь щекой к его плечу.
— Ты сменил лосьон? Пахнешь так вкусно, как копченая корейка.
— Так и знал, что тебе понравится, — сказал он, его голос опять звучал спокойно и беззаботно. — Он называется «Эссенс де Ленч».
— Восхитительно, — сказала она и принюхалась. — Именно это и лежит в твоей корзине на заднем сиденье?
Он кивнул.
— Мне надо предупредить тебя, когда я путешествую, на меня всегда нападает голод. Как только я сажусь в машину и проезжаю миль пять, так начинаю умирать от голода. — Она потянулась за корзинкой и поставила ее у себя в ногах. Думаю, что это как-то связано с моими норвежскими предками-кочевниками, которые бродили по глухой замерзшей и покрытой снегами тундре в поисках северных оленей.
— Здесь только яичный салат, бутерброды с корейкой и кофе.
— И он еще говорит «только», — Она с удовольствием вонзила зубы в бутерброд и передала еще один Джулио.
— А ты помнишь, — спросил он, — тот первый день, когда мы вместе обедали?
— Я помню каждый кусочек, каждую крошечку.
— А я запомнил, как ты уплетала вторую порцию дала.
— М-м-м-м. Это было восхитительно.
— У тебя на подбородке осталась капелька соуса, и я чуть с ума не сошел мне так хотелось наклониться к тебе и слизнуть ее.
— Не правда.
— Нет, правда. И потом, когда ты вернулась на работу, я не мог думать ни о чем другом, кроме как о том, насколько сочными и вкусными выглядели твои губы.
— Милый, а тебе не кажется, что ты — сексуальный маньяк.
— И чем больше ты вещала о своей независимости, тем больше я желал тебя.
— Ты хочешь сказать, что даже не слушал меня?
— Нет, слушал. Слушал и говорил себе: «Джулио, эта женщина предназначена для тебя. У нее есть темперамент, она прекрасна и ест как настоящая итальянка».
— Я ни о чем не догадывалась. Мне казалось, что с тобой не так уж просто вести дела.
— И это все? Разве ты не ощущала волн магнетизма, которые я излучал в твою сторону? Соус был вот здесь. — Он нагнул голову и лизнул кончик ее подбородка.
— Милый, смотри на дорогу. — Она поцеловала его в уголок рта и уютно прижалась к его плечу.
Они долго ехали в молчании, и им было хорошо, затем машина свернула с Пайн Лайн и поехала по ухабистому проселку, извивавшемуся мимо некошеных лугов, на которых росли дикий тимьян, горчица и ромашки.