Тем временем вышколенный официант поставил перед ними изысканно выглядящее блюдо.

— Объясните, пожалуйста, что это, — попросила Кэйт, что Джулио и сделал.

Маленькие пирамидки из риса были выложены на красном лакированном подносе. Отдельные рисинки блестели и были полупрозрачными, словно жемчужины. Одни пирамидки венчали кусочки овощей, другие — рыбы. Иногда рис окружал тонкие, как спички, ломтики огурца или раннего лука, и все это было обернуто в разные листья и разрезано на дольки. Другие рисовые горки были завернуты в тонкие кусочки омлета. Блюдо украшали цветы, сделанные из наструганного розового имбиря. Маленькие холмики из тертой редьки возвышались над дарами моря. Миниатюрные белые лепестки лотоса окаймляли бледно-зеленую сладкую редьку и темные озерца соуса из острого перца.

Кэйт перегнулась через стол.

— Я должна брать это палочками? Но я никогда ими не пользовалась.

— Нет. Взгляните на этих мужчин напротив. Большинство из них пользуется собственными пальцами.

— Почему рыба сверху холодная?

— Хм… в конце концов, рис тоже холодный, так что нет смысла подавать рыбу горячей. Вам не нравится?

— Нет, я полагаю, это очень вкусно, и запах такой приятный. — Она попробовала один кусочек. — Это заставляет меня вспомнить морской воздух, сверкающие волны и блестящие анемоны.

Джулио рассмеялся и взглянул на нее с нескрываемым удовольствием.

— Возможно, вы не прирожденный повар, но, я думаю, вы прирожденный едок. Его улыбка постепенно исчезла, и он спросил:

— Лиз дала вам контракт на подпись?

Она молча кивнула с набитым рисом ртом.

— Сожалею, что вы не приняли мое первое предложение, — сказал он тихо. Представьте, вы каждый день находились бы в кабинете рядом. А обеды, которые мы могли иметь, — он сказал это так многозначительно, что она не поверила, что он говорит только о еде.

— То пусто, то густо.

— Что вы имеете в виду?

— Я не могу сказать кто, но еще на прошлой неделе меня пытались уговорить покончить с работой свободного художника — на этот раз стать художественным редактором.

— В издательстве?

— Да.

— Это хорошо. Примите это предложение. — Он наклонился к ней, сейчас он выглядел искренним, не давил на нее, как при их первой встрече. — Вы попали в западню, Кэйт. Это не ваша личная вина, в нее попадают многие талантливые свободные художники. Вы нуждаетесь в чем-то или в ком-то, кто бы помог вам выбраться из нее.

— Я не чувствую себя в ловушке.

— Потому что угодили в ее невидимую часть. Самый большой заказ, который вы можете получить в течение года, может быть чем-то вроде моего, или, возможно от «Мегабакс, лимитед» для ежегодного отчета.

— Это не мелочь.

— Знаю, но разве «Мегабакс» пригласит вас, когда захочет пересмотреть имидж своей корпорации? Нет. Для этого они обратятся к Чермаеву. Почему же тогда они позвали вас, чтобы оформить свой ежегодный отчет? Потому что их третий вице-президент видел, что вы сделали для «Порридж Консил оф Америка», и у него хватило здравого смысла оценить это, и теперь он хочет того же для «Мегабакс». Я прав?

— Да, — призналась она неохотно. — Правы.

— Кэйт, карьера сама собой не дается никому. Вы не можете погрузиться в нее, как в теплую ванну. Вы должны ее планировать, «выращивать», работать на себя и смотреть далеко вперед. Сейчас вам следует доказать, что вы можете справиться с большими делами, что можете решать проблемы глубоко и компетентно. Время, потраченное на демонстрацию этого на рынке, является инвестицией в ваше будущее. Если вы вложите пять лет или около того в работу художественным редактором в действительно хорошем издательстве, то потом сможете вернуться к своей деятельности свободного художника с таким списком клиентов, который вам не приснится в самом фантастическом сне.

— Я никогда об этом так не думала.

— Сейчас самое время подумать.

Поднос был уже пуст.

— Хотите еще?

— Не думаю, что я способна…

— Допустим, я закажу еще шесть — по три каждому…

— Тогда, может быть, что-нибудь с этой чудесной темной рыбой сверху? Кстати, что это?

— Это тунец. Не правда ли, совсем другой вкус, чем у вонючей дряни из консервных банок? — произнес он, улыбаясь.

Когда появился второй, гораздо меньший поднос с суси, Джулио быстро спросил:

— Ваша встреча с Джеффри и Лиз прошла нормально? Какие-нибудь проблемы?

— Нет, все было хорошо.

— Я ожидаю, что ваши рисунки будут сильными — это ваш стиль, но вы не должны опасаться, если немного пережмете. Я хочу видеть на них женщину, ликующую в своей женственности, в физическом совершенстве, здоровье. Некоторая чувственность будет тоже хороша. В конце концов, здоровая женщина сексуальна: соски выделяются, пупок наоборот.

— В самом деле? — рассмеялась Кэйт, слегка возбужденная привычным графическим переосмыслением услышанного. — Вы намерены съесть этот последний кусочек? — спросила она, чтобы отвести разговор в сторону.

— Нет, возьмите. — Широко улыбаясь, он откинулся в кресле. — Не могу передать вам, какое удовольствие разделять еду с женщиной, которая по-настоящему наслаждается пищей. — Он разглядывал ее, полузакрыв глаза.

И снова она почувствовала, как его взгляд прошелся по всему ее телу и снова вернулся ко рту. У Кэйт перехватило дыхание. Никогда она не видела в глазах мужчины столь откровенного желания или, во всяком случае, не ощущала столь сильного физического воздействия. Неожиданно ей стало жарко.

— Не поужинаете ли вы сегодня со мной вечером? Я знаю одно маленькое сербское заведение…

— Я не могу, Джулио. У меня много работы, которую я должна сегодня завершить…

Он положил свою ладонь на ее руку, и какое-то покалывание, начавшееся в кончиках пальцев, пробежало по ее руке и потом вниз, по спине.

— Мамаша Радикевич готовит такие кебаб-чичи и бурек, что можно прослезиться…

— И мне нужно немного вздремнуть прежде, чем мы приступим к ночным съемкам…

— А ее сарма…

— Вы неисправимы! — расхохоталась Кэйт.

— Тогда обещайте, что в следующий раз… Кэйт взглянула на его руку, по-прежнему лежащую на ее ладони. Рука была теплая, сухая и очень сильная.

— Да, в следующий раз.

С явной неохотой Джулио убрал руку, жестом спросил счет, расплатился и вывел Кэйт из ресторана на солнечную улицу.

— Замечательный день, — вздохнула Кэйт. Солнце согревало ее плечи, а ее обостренные чувства улавливали тепло, исходящее от руки Джулио и распространяющееся по всему ее телу.

Джулио безуспешно пытался подозвать такси.

— Куда вы направляетесь? Могу я вас подвезти?

— Нет, спасибо. Мне совсем рядом, до Восьмой авеню, а там недалеко.

— В таком случае, — он крепко прижал к себе ее руку, — я пройдусь с вами, — заявил он с озорной улыбкой.

— Наступает лето, — Кэйт сделала попытку завязать светский разговор. Она повела носом раз, другой. — Вы чувствуете запах лилий?

— Это в центре-то Манхэттена?

Кэйт снова принюхалась, но этот запах уже сменился другим — ароматом диких лесных роз, пряным и острым, как запах моря. Она медленно повернула голову этот запах, тонкий запах, исходил от Джулио.

— Когда в последний раз вы позволяли себе просто так, черт возьми, устроить выходной после полудня?

Она попыталась освободиться от него, чтобы взглянуть ему в глаза, но он так крепко держал ее руку, что она не смогла этого сделать.

— Я не помню, — призналась она. Это прозвучало неубедительно, но это была правда.

— Тогда пойдемте в Центральный парк.

— Но…

— И никаких но… — Он повлек ее сквозь пробку, устроенную таксистами на Пятьдесят шестой улице.

— Подождите минуту, — начала она и тут снова уловила этот запах, он щекотал ее ноздри и волнами катился по всему телу, достигая самых потаенных уголков.

— Х-м-м-м?

— В парк, так в парк.

— Не думаю, что кто-нибудь сегодня вернется на работу, — сказала Кэйт, когда они достигли своей цели. Все скамейки были заняты, аллеи полны прогуливающимися людьми, и бесстрашные парни с резиновыми бандажами на локтях и коленях отчаянно нарушали чинный порядок, гоняя на роликовых коньках.