Оцмар поклонился Таире так, словно это требование прозвучало из ее уст, и вышел наружу. Было видно, как он отходит к расписным воротам, чтобы ни один звук, случайно вылетевший из узенького окошечка, не был им нечаянно подслушан.

Мона Сэниа бросилась к Таире и схватила ее за плечи тонкими жесткими пальцами.

- Жди меня, я только на корабль - и обратно, - зашептала она торопливо, и лицо девушки вспыхнуло от неистового жара ее дыхания. - С тобой ничего не случится, с тобой ничего не может случиться!..

И ее уже не было в полумраке игрушечного домика. Девушка пожала плечами, подошла к окошечку, смахивающему на бойницу. Да что с ней может случиться? Она под защитой властелина всего этого необозримого дворцового комплекса и еще какой-то дороги в придачу. Вон он, под аркой явно декоративных - или ритуальных - ворот, исписанных витиеватыми знаками. Отдает приказания кому-то, отсюда невидимому. Уже балахон натянул. Любой другой в таком одеянии был бы уморителен, как пингвин. Только не этот. Собственно говоря, а что на него все взъелись: сибиллу сослал за скудоумие, старика Рахихорда посадил за возможное участие в заговоре. Имел право - средневековый монарх с врожденным синдромом абсолютизма. Кстати, в европейской истории уже был прецедент: Ричард Третий. Во время лихой гражданской резни с умилительным ботаническим названием, когда крошили в капусту за цветочек на шляпе, порешил, может быть и за дело, незадачливого противника. А потомок оного, не будь дураком, навещал на покойного короля таких собак в своих летописях - и придушенные принцы, и отравленные короли, - что до сих пор им впору детей пугать. Мало того, изобразил Ричарда не только уродом, по еще и горбатым, а у того и всего-то одно плечо было выше другого, перетренировался в детстве с одноручным мечом при недостатке в организме кальция.

А этого не зря прозвали Великодивным. Говорят, свел с ума всех местных дам. И мало того, что красив как бог, еще и голос, и врожденное благородство в движениях, и еще одно, на что обычно люди не обращают внимания и что доступно лишь тому, кто, как она, воспитан в охотничьей семье, - запах. Каждое живое существо имеет свой собственный, так сказать, ароматический код - собакам это хорошо известно. Так вот, от Оцмара, от его теплой бархатистой кожи исходил прямо-таки опьяняющий дурман, легкий и неотразимый. Это счастье, что он близко не подходит и, похоже, не имеет намерения дотрагиваться, - иначе она за себя не ручалась бы. И если бы не ее синеглазый, но чересчур уж робкий космический Лель...

Мона Сэниа появилась так же непредсказуемо, как и исчезла.

- Ты еще не одета? - крикнула она. - Да что же ты... Гуен в небе, только кликни, корабль во внутреннем дворе - отсюда не разобрать, в каком именно, но нам это не важно. Быстрее!

Натягивая на бегу пингвиньи балахоны, они вылетели на площадку, мощенную деревянными плитками с выжженным узором. Оцмар посмотрел на них внимательно и печально.

- Ты сгораешь от нетерпения, делла-уэлла, - проговорил он с укором. - Не так я хотел подарить тебе эту сказку. Идем.

Таира думала, что они сейчас спустятся к подножию "лягушачьей" горы, но вместо этого они прошли под античным портиком и свернули на очередной мостик, нависший над маковками и куполами расположенных ниже теремков. И вдруг у девушки перехватило дыхание: мостик упирался в вершину высокого холма, поросшего травой, и там, протягивая ручонки к чудом не облетевшему на ветру одуванчику, сидел светлокожий ребенок.

- Эти нагорные цветы Кадьян доставил мне с Дороги Строфионов... - говорил Полуденный Князь, но его уже никто не слушал.

Оттолкнув их, мона Сэниа мчалась по дощатому настилу, едва касаясь его, и Таира бежала следом, уже вскидывая руки, словно хотела упереться в невидимую стену и остановиться на половине пути.

Потому что на осенней поблекшей траве сидел уродец, макроцефал с неестественно громадной головой и цветом кожи, как у заспиртованных экспонатов Кунсткамеры. И по всему было видно, что он раза в два старше Юхани.

Таира подошла к замершей, как соляной столп, принцессе и взяла ее за руку:

- Не расстраивайся, Сэнни, это просто альбинос, такое бывает. Нашли этого, значит, найдут и твоего. Обязательно. Оцмар, миленький, мы доставим тебе сколько угодно жемчуга, найди другого белого ребенка! Настоящего...

- Не проси меня ни о чем, делла-уэлла, - приказывай. И я благодарен тебе, потому что ты продлила число дней моих, наполнив их смыслом и целью. А что касается перлов - все, какие есть в моей сокровищнице, уже принадлежат тебе. Не нужно ничего доставлять, их у тебя и так больше, чем у любой властительницы Тихри.

- О господи, да зачем они мне? Жемчуга носили в романах Голсуорси, да и то только по праздникам.

- Пожелай, делла-уэлла, и с этого мига вся твоя жизнь станет бесконечным праздником!

- Да ты что, издеваешься? Человек же заболел от горя!

- Ничего, - холодно проговорил князь, - сибиллы не умирают. Даже от горя. Хотя горюют они только тогда, когда теряют место при своем господине.

- Слушай, - шепнула Таира принцессе, - а может, пошлем его подальше и вернемся на корабль, а то его манеры меня несколько раздражают...

- Нет.

Нет так нет. Ей решать. Таира обернулась к Оцмару:

- Ладно, праздник отложим на неопределенное время, а сейчас нам хотелось бы отдохнуть в узком кругу.

- Как ты пожелаешь, моя повелительница. Но по дороге я хотел бы показать тебе то, что поможет нам отыскать второго ребенка.

- Вот с этого и надо было начинать!

И снова лестницы, ворота, галереи... Один раз им пришлось пройти несколько шагов над черным бездонным колодцем - хозяин дворца почему-то счел необходимым любезно сообщить, что таких колодцев в этом городе множество... Таира наградила его взглядом, от которого он поперхнулся. Наконец они достигли каменной пирамидальной башни, сложенной из золотистых, удивительно легких на вид кубов, расписанных детскими картинками. Вверху курился дымок вероятно, пресловутый Невозможный Огонь. Но похоже было, что княжеского дворца эти временные сигналы не касались.

А внутри было прохладно и зелено. Пахло морем, и девочки лет десяти-двенадцати доставали что-то из громадного чеканного чана, подносили к губам и опускали в другие чаны, поменьше. Вдоль стен стояли берестяные короба, полные отборного жемчуга.