Раздался громкий всплеск - именно таким был звук, с которым ее ручные морские котики выпрыгивали на бортик бассейна. Сейчас она не удивилась бы ничему, даже появлению в командорском шатре обитателей земных океанов. И уже без малейшего изумления она поняла, что фигура в тусклом полускафандре, возникшая прямо на полу, в частоколе обнаженных мечей, - это принцесса, несомненно живая, но вот только надо посмотреть, насколько невредимая.

Таира заставила себя встряхнуться, сбрасывая дурман наваждения, и метнулась к еще не вышедшим из оцепенения дружинникам. Первое, что ей бросилось в глаза, была лужа, которая расползалась вокруг тела, затекая под острия мечей.

- Да вы что, остолбенели? - крикнула она, расталкивая их и наклоняясь над принцессой - Помогите перевернуть на спину... Да теплых вещей, одеял! И подогретого вина!

И тогда наконец поднялась необходимая чудовищная суета.

- Так, принесли? А теперь все мужчины - вон!

Откуда-то сверху слетел Кукушонок и принялся помогать девушке расстегивать скафандр, умело орудуя твердым клювом.

- Ой, - вдруг отпрянул он, потряхивая хохолком, - а это еще кто?

- Ой, - как эхо, послышалось в ответ, - а ты сам - тоже Неоплаканный?

Мокрый дрожащий зверек, которого она приняла было за котенка, выполз из складок одежды. Они с Кукушонком разглядывали друг друга в каком-то радостном изумлении.

- Один момент, - пробормотала Таира, ломая ногти на непривычной застежке. - Сначала люди... звери жизнеспособнее.

- Я бы не сказал, - тихонечко прошептал Шоео.

Словно разбуженная его голоском, мона Сэниа приоткрыла глаза. Она безразлично, словно не узнавая, поглядела на зверька, потом ее взгляд остановился на Таире, став сразу каким-то холодным и оценивающим.

- Ты теперь... - проговорила она каким-то простуженным слабым голосом.

- Слушай, не надо об этом, - прервала ее девушка. - Пусть никто не знает!

- Разошли гонцов, - холодно приказала принцесса. - Ищи!

И она снова закрыла глаза.

Некоторое время спустя Таира появилась на орешниковой поляне, куда чтобы не привлекать внимания тех, кто бредет по пролегающей недалеко отсюда дороге, - вынужден был укрыться после пожара корабль джасперян.

- Дайте ей отдохнуть, - сказала она, подходя к дружинникам, расположившимся на уже отцветшей, но еще душистой траве. - С тех пор как мы очутились здесь, она, наверное, и двух часов не проспала. Или нет?

Напряженные лица были хмуры. Одинаково хмуры. Свои защитные одежды они оставили в каютах, и, естественно, ни на одном из них не видно было амулета, который мог бы его выдать. Кое-кто обтирал кожистыми, похожими на табак листьями свой меч. И это не улика - тот, кого хотели найти тихриане, наверняка явился с безупречно чистым оружием. Недаром они предупреждали, что проклятие анделиса делает свою жертву не только необузданной, но и дьявольски хитрой. Ну ладно, договорились же не показывать вида - нужно поговорить о чем-нибудь нейтральном. А аксакалы пусть поглядывают со стороны.

- Да, между прочим, у нас прибавление семейства, - с огромным усилием переходя на беззаботный тон, проговорила она. - Как тебя величать, говорящая зверушка?

- Шоео.

- А почему ты такой грустный? Или мне кажется?

- Нет, не кажется. Я голодный.

- Ну, это мы поправим. Чего тебе хочется, зверушка-норушка?

- Орешка...

- Скюз, слышал? И на мою долю.

- Я тоже разомнусь, - словно и не было безнадежного метания в пламени пожара, заявил Флейж.

Костяная лапа неминучего несчастья сдавила горло.

- Прелестно! Ты - сюда, а ты - туда. Чтобы разненьких.

Она вдруг каким-то сторонним зрением отметила, что распоряжается джасперянами так же легко и властно, как если бы и они были ее подданными. Вот что значит ощущать на своем теле воистину королевское платье. И знак власти, между прочим.

- Это бесполезно, - еще тише пробормотал пригревшийся на ее руках Шоео. Я перегрыз золотую веревку...

Она осторожно двумя пальцами приподняла мордочку зверька - так и есть, крошечная пасть, показавшаяся ей очаровательно-розовой, вся в крови. Она задумчиво поглядела на троих тихриан, расположившихся поодаль, и решительным шагом направилась к ним. Так вот как освободилась Сэнни! А открыв глаза, даже не обмолвилась о том, чего не могла не заметить...

- Достопочтенный сибилло, - не терпящим возражения тоном проговорила она, - ты как-то шутки ради удлинил мои волосы - помнишь? Так вот, отрасти этому верному доброму Шоео его зубы.

- Тварь сия не тихрианского естества, сибилло не уверено... - завел он плаксивым речитативом.

- Заточу. - В ее спокойном топе даже не было угрозы - просто непреложное решение выполнить обещанное.

Во взгляде старого рыцаря Рахихорда блеснуло неподдельное восхищение. Но она тихонечко, одними бровями и ресницами повела в сторону молчаливых воинов, понуро замерших в резной тени орешниковых ветвей, - мол, смотреть не на меня. На них. И повнимательнее. Потом протянула сибилле несчастного зверька, повернулась на пятках, так что расшитое драгоценностями платье раздулось колоколом, и поплыла, едва касаясь травы, к кораблю. Надо посмотреть, как там Сэнни. Тихриане при деле, дружинники в полной растерянности - одинаковой растерянности. Ведь все поиски надо начинать сначала, и никаких отправных точек. Единственное, в чем можно быть уверенным, это то, что Юхани не погиб в пламени, - ведь если бы он был во дворце, Оцмар не утаил бы этого перед смертью...

Она невольно оглянулась на страшный костер, полыхавший совсем близко, километрах в двух отсюда. Иногда сильный порыв ветра доносил до них такой жар, что казалось - роща, обступившая их корабль зеленой подковой, тоже зардеется огнем. Легкие деревянные постройки, похоже, уже догорали; теперь очередь была за подвалами и подземельями, которым выгорать не один день; густой курчавый дым выливался из нетленных стен, сложенных из гигантских камней, точно из переполненной чаши, и густой смрадной пеленой растекался по окрестностям. Но обитатели дворца, и впрямь немногочисленные, уже успели отбежать на спасительное расстояние, и теперь единственными жертвами пожарища были случайные молвь-стрелы, янтарными ракетами прочеркивающие над рощей и, не успев ни свернуть, ни утишить свой стремительный бездумный полет, влетавшие прямо в пламя.