После переправы через Миссури троица снова заняла свои места в фургоне и направилась на запад. Теперь Тори и Дру вообще не оставались наедине, и женщина немного расслабилась, так что даже получала удовольствие от красоты проплывавших мимо пейзажей и коротких остановок в форте Кирни, форте Коттонвуд и на станции «Плам Крик», штат Небраска. После Орегона поток попутных фургонов увеличился настолько, что образовался целый караван.
Впервые за долгие недели Тори получила возможность побыть в женском обществе. Но не только женщины ходили к ним в гости. Многие мужчины из соседних фургонов тоже с удовольствием заглядывали на огонек. В таких случаях Дру обязательно по-хозяйски обнимал Тори за плечи. Это бесило ее. Последнее время Дру просто изводил ее поучениями, как ей следует вести себя; он как будто следил за ней, потому что вырастал словно из-под земли, стоило Тори случайно оказаться рядом с незнакомым мужчиной. А зачем? Неужели он не верил в эффект своих поучений? Он ведь не особенно хотел ее – в этом она убедилась. Почему же другим не желал отдавать? И уже в который раз Тори подивилась нелогичности и противоречивости мужчин.
Когда Тори во время очередного привала решила спуститься к реке Платт, по берегу которой они ехали на северо-запад, Дру увязался за ней под предлогом опасности зыбучих песков, которых здесь будто бы видимо-невидимо. Он не оставлял ее ни на минуту – ни когда она купалась, ни когда отдавала визиты попутчикам. Короче говоря, он опекал ее, как маленького ребенка. И это выводило Тори из себя. По десяти раз на дню она была на волосок от истерики. И если бы не Вонг, она бы давно треснула по башке этого упрямого мула его же ружьем и столкнула в зыбучие пески, про которые он так много рассказывал.
Как назло, путешествие становилось с каждым днем тревожней и тягостней. На пути постоянно попадались следы кочующих индейцев. Конечно, вожди племен, по территории которых они ехали, согласились пропускать фургоны, но мало ли вокруг недисциплинированных воинов, не слышавших о договоре? Кроме того, миновав реку, они продвигались во все более засушливые места, заросшие полынью, узкие серые листья которой посверкивали серебром, когда горячий ветер выворачивал их обратной стороной. Тори подумала, что ее судьба стала полынной, горькой. Она хотела прожить жизнь яркого цветка, но не получилось. Ей никогда не достанется то, от чего бы она расцвела: любовь Дру.
По мере продвижения на запад, горы принимали все более причудливые очертания, и Тори удивлялась изобретательности и выдумке Матери-Природы. Остроконечная вершина Чимни Рок и высокий купол Скоттс-Блаф занимали весь горизонт. Деревьев здесь почти не росло. Короче говоря, все как в учебнике. Душевные переживания не истребили в Тори любопытства, и она брала уроки географии, так сказать, наглядно из рук самой Природы.
Когда их караван остановился на отдых у форта Ларами, штат Вайоминг, Тори не огорчилась, а, наоборот, обрадовалась перерыву в уже несколько поднадоевшем однообразном путешествии. Утомленные путники расположились за надежными стенами форта и решили в спокойной обстановке отпраздновать свое прибытие на Запад. Конечно, о настоящих, как в Чикаго, балах, на которых частенько бывала Тори, здесь не приходилось и мечтать, но кое-что все равно можно было придумать. Местные музыканты, например, извлекали из своих банджо, тамбуринов, гармошек и скрипок вполне приятные звуки. Праздник получился весьма многолюдным. Вместе с приезжими веселились и местные военные. Тори часто приглашали на танец, но рядом стоял Дру, и именно он решал, пойдет она танцевать или нет. Он выступал в роли надоедливых старых дев, которых приставляли к Тори на балах в Чикаго.
Бдительный супруг сделал ей выговор, когда ему показалось, что один из офицеров не соблюдал положенной во время танца дистанции между партнерами. Это стало последней каплей. Дру даже не предложил ей потанцевать с ним, но готов лечь костьми, лишь бы не допустить, чтобы она получила удовольствие от прикосновений другого мужчины. Кинув на него испепеляющий взгляд, она решительно направилась к фургону, не сомневаясь, что и Дру последует за ней. Тори решила высказать все, что накопилось у нее на душе.
– Ты чего выкаблучиваешься, Чикаго? – спросил Дру, едва они забрались в фургон.
– Ну что ж, ты сам начал разговор, – сквозь зубы произнесла Тори. – По какому праву ты за мной следишь, как монашка за воспитанницей?
– Но, послушай, тот парень действительно вел себя не так.
«Если она и впрямь такая, какой кажется, то сейчас наверняка что-то произойдет», – подумал Дру. И не ошибся.
– Черт побери, Монтана, а как же иначе, если кругом полно народу? Что он мог поделать? – взорвалась Тори.
– Он мог подумать! И он думал! – крикнул Дру. – Сказать, о чем?
У Тори округлились глаза от удивления. Дру, оказывается, претендует на умение читать мысли!
– Лейтенант ничего не делал, и ты не можешь знать, о чем он думал, – язвительно заметила она. – А вот ты ведешь себя отвратительно! Перестань ходить за мной, как за маленьким ребенком! Я взрослая женщина, мне не нужен опекун!
Отблески факелов освещали своим неверным мерцанием ее мерно вздымавшийся прелестный бюст, грозивший вывалиться из корсажа. И тут Дру внезапно осознал то, что становилось ясно любому мужчине с первого взгляда на Тори: перед ним стояла настоящая женщина, с головы до пят, без грана примеси.
После бурных событий первых ночей их совместной жизни он ни разу не тронул ее. Ему самому не было ясно, почему он позволял ей так сурово обходиться с собой. По праву мужа он мог бы потребовать более ласкового обращения. Может быть, он хотел доказать самому себе, что еще не совсем потерял голову от этой белокурой кокетки, что он не цепями прикован к юбке жены, как ему временами начинало казаться? А может быть, боялся отказа? Не был уверен, что она не проклинает его, не жалеет о раннем замужестве? Дру слышал, что брак притупляет удовольствия, которые доставляют друг другу мужчина и женщина. И не хотел убеждаться в этом на собственном опыте.
А стоявшая напротив роскошная женщина горела желанием показать свои острые коготки.
– Да, – гордо вскинув голову, произнесла она. – Может, ты и мои мысли читал? Тогда ты наверняка знаешь, что я была не прочь проверить твои слова! Помнишь? Ты говорил, что я могу получить удовольствие в постели от любого другого мужика! Может, и от того лейтенанта тоже?
«Получай!» – подумала Тори с ожесточением.
У Дру перехватило дыхание. Он так глубоко вздохнул, что пуговицы на его рубашке чуть не полетели в разные стороны, потом схватил жену за руки и резко рванул к себе.
– Ты – моя жена! – глухо, как из бочки, донесся до нее его голос. – И ты обязана быть мне верной, пока я верен тебе.
– Жена? О господи! – вскрикнула Тори от боли и неожиданности. – Нет! Ты считаешь, что я – твоя собственность! Такая же, как лошади и мулы! Ну скажи, чем я по-твоему отличаюсь от них? За мной ведь тоже надо ухаживать и взамен получать услуги, так ведь?
– Если ты перестанешь вести себя, как норовистая кобылка, я, может быть, объясню тебе разницу.
«Посмотрим, проглотит ли она эту наживку», – подумал Дру.
Но Тори среагировала на обиду чисто инстинктивно. Она с необыкновенной силой вырвала свои руки и ловко, как кошка лапкой, дала ему пощечину. В ответ, к ужасу Тори, Дру тоже шлепнул ее по щеке! Какая дерзость! Она что, ребенок, кобыла или еще кто-нибудь? Ненависть заполнила ей сердце.
Дру страшно смутился, как только осознал, что он натворил. Он не хотел ее обижать, все получилось как-то само собой. Эх, если бы он мог каким-то чудом разделиться надвое и подраться сам с собой, как бы он сам себя отдубасил за то, что поднял на нее руку!
– Прости, Чикаго! – пробормотал он успокаивающе и осторожно попытался коснуться ее щеки, но она с негодованием оттолкнула его руку. Слезы стояли у нее в глазах, сердце готово было выпрыгнуть из груди, а стоны – из горла; щека пылала. Если бы не люди вокруг фургона, она бы зарыдала в голос.