– Я останусь на несколько дней, для виду, – сообщила она. – А потом уеду назад в…
Крик ужаса вырвался из горла Тори, когда она открыла дверцу шкафа и на нее упал предмет, напоминавший человеческое тело. Братья Салливаны набили зерном одежду Дру и засунули это чучело в шкаф. Прежде чем Тори успела увернуться, она была опрокинута на спину и распластана по полу. Неуклюжее подобие рук прижимало ее плечи, а брюки, наполненные зерном, удерживали ее ноги. Она могла бы поклясться, что чучело весило не меньше, чем сам Дру. Ей никак не удавалось из-под него вылезти.
Пока Тори орала как резаная, Дру примчался с другого конца комнаты и стащил с нее тяжелую куклу.
– Ну, теперь ты видишь? Что я тебе говорил? – ухмыльнулся он, помогая ей подняться и отряхивая зерно с ее платья. – Мои братья никогда не упустят случая посмеяться надо мной, то есть над нами…
В другое время Тори и сама посмеялась бы этой шутке, но сейчас ей было не до смеха.
– Ты и твоя оголтелая шайка братцев, – начала она, вскипая от гнева и разыскивая утерянный в момент падения халат. – Для вас все шутки. Сперва ты вынуждаешь меня выйти за тебя замуж, а потом оказывается, что я попала в семейство шутов. Я возвращаюсь в город утром, а ты можешь напрячь фантазию, чтобы найти оправдание для этих хулиганов, которых ты называешь братьями!
Внезапно Дру сделались безразличны проделки братьев и просьбы Калеба. Все, чего он сейчас хотел, так это покрепче обнять Тори и никогда от себя не отпускать. Он хотел, чтобы она осталась с ним, чтобы, засыпая и просыпаясь, он видел ее рядом.
– Я прошу, чтобы ты…
Ее голос дрогнул, когда Дру приблизился. Его шаловливая улыбка прогнала тяжелые мысли и заставила сердце колотиться с бешеной частотой. Тори моментально приготовилась к обороне. Она не собирается млеть перед ним, как дура, только потому, что его взгляд пробудил в ней запретные воспоминания.
– Не смей прикасаться ко мне, слышишь, черт возьми! Я зла на тебя, Энди Джо.
Когда он коснулся ее, она отскочила в сторону и забежала за кровать.
– Я тебе не кукла, которую ты можешь достать из шкафа, когда придет охота позабавиться…
Тори перепрыгнула через кровать, когда Дру двинулся в обход, чтобы поймать ее.
– Черт побери, ты можешь слушать меня, когда я с тобой разговариваю, – злобно прошипела она.
Дру не хотелось слушать. Он достаточно наслушался от Калеба и выпил слишком много виски. Он был в игривом настроении, и ему нравилось гоняться за этой маленькой ускользающей феей по всей комнате.
С яростным воплем Тори устремилась к двери. Но Дру перемахнул через кровать и настиг ее. Прежде чем она успела увернуться, он схватил ее на руки и пронес через всю комнату на балкон, с которого открывался вид на залитые лунным светом холмы и острые вершины горных хребтов.
Вид был впечатляющий, и ярость Тори стала утихать перед величием высоких скалистых вершин, озаренных серебряным светом. Над ними мигали и мерцали звезды, и легкий ветерок нашептывал что-то едва слышное, пролетая над мирной долиной.
Рука Дру совершенно естественным образом обвилась вокруг талии Тори. А свободной рукой он указал на контуры другого ранчо, порядком удаленного от них.
– Там живет Джон Генри со своей женой и двумя ребятишками, – сказал он, не обращая внимания на то, что Тори всеми силами старается сохранить дистанцию между ними, и все-таки удерживая ее рядом с собой. – А вот там… – он указал на бревенчатую хижину, построенную на дальней стороне каменистого холма, – дом Джерри Джеффа. А это твой дом, Чикаго. Я хочу, чтобы ты осталась здесь дольше, чем на одну ночь…
Он повернул ее к себе и из-под полуприкрытых век взглянул в прекрасное лицо Тори, озаренное лунным светом. Отрицательные эмоции исчезли. Таким правильным, таким естественным казалось вот так держать Тори в кольце рук. Он и Тори во многом стали очень похожи друг на друга, но все же порой они оставались диаметральными противоположностями. Они превратились в две части головоломки, которые тогда что-то значат, когда сложены вместе. Дру не мог объяснить своих чувств, но ему было удивительно радостно, когда Тори находилась рядом с ним. Этот дом и этот пейзаж не производили на него такого сильного впечатления прошлой ночью, когда он стоял тут один, глядя на луну и звезды. Тори все изменила своим присутствием…
В каком-то забытьи Дру коснулся губами ее губ, упиваясь поцелуем, который пьянил больше, чем шерри. Аромат, исходивший от нее, овладевал всеми его чувствами, заполняя его сознание. Страсть обволакивала его, словно густой туман. Боже, почему простая, худенькая женщина будит в нем все эти чувства? Когда она с ним, он испытывает целый калейдоскоп чудесных ощущений.
– Останься со мной, Чикаго, – прошептал он, приблизив лицо к ее трепещущим губам. – Я хочу, чтобы ты осталась здесь…
Тори хотела решительно отказать ему, просто так, из чувства противоречия. Но когда он обнял ее сильными, мускулистыми руками и поцеловал, она уже не смогла вспомнить, почему была так зла на него. Она знала, что будет полной дурой, если подчинится своим желаниям и его нажиму. Существует большая разница между желанием и любовью. А Дру был слишком спокоен, по его же собственным словам, и, возможно, никогда не сможет полюбить ее так, как она его любит. И все же Тори не могла побороть свою страстную привязанность к этому восхитительному гиганту настолько, чтобы отказать ему или себе в удовольствии находиться в его объятиях.
Ее сопротивление постепенно сошло на нет, и в конце концов поцелуй Дру вдребезги разбил ее хладнокровие. Этот факт доставил ей немало мучений. Он будил в ней чувства, которые она не хотела испытывать снова, не будучи уверена в его любви. Но всякий раз, когда он до нее дотрагивался, он заставлял понимать, что она обыкновенная женщина с обыкновенными женскими желаниями.
Тори не успела рта открыть, чтобы заявить протест, как Дру уже спустил рукава ее платья, обнажив плечи. Поток теплых поцелуев побежал по ее ключицам и лебединому изгибу шеи. Он медленно поднял голову и посмотрел в глаза этой сладкой нимфе, которая буквально таяла в его руках. Нежная улыбка тронула его губы, когда он встретил ответный взгляд аметистовых, обрамленных густыми, изогнутыми ресницами глаз. Тори ослепляла его своей красотой. Это он сделал ее такой, какой она была сейчас, научил всему, что она знала о жизни, о страсти. Она стала частью его, потому что и он стал ее живой, дышащей частью.
Дру пытался убедить себя, что они много испытали вместе и он просто привык к ней. Но он знал, что поверить этому было бы самообманом. Дело не только в этом.
Если бы Тори была просто очередной его победой, то он давно бы потерял к ней всякий интерес. Но со временем его безумная тяга к ней только возрастала. Его возмущала каждая минута, которую она проводила с Калебом, а не с ним. Он завидовал каждой лучистой улыбке, которой она одаривала его же собственных братьев этим вечером. Он хотел ее так, как не хотел еще ни одну женщину, и хотел не только ее тело, но и душу. И теперь, когда она была наконец на его ранчо, он не мог даже подумать, что она куда-то уйдет…
Его беспокойные мысли разбежались в тысяче направлений, когда она подняла тонкую руку и коснулась его губ. Тори не произнесла ни слова, но он понял по тени улыбки, что она уже простила его за то, что он увез ее из дома, прочь от отца безо всяких объяснений…
Тори простила, потому что любовь к нему была сильнее, чем ее уязвленная гордость или пламенный характер. Она могла ругать и проклинать его беспрестанно, но она не могла изменить того, что ощущало ее сердце. Разве это такое уж преступление для женщины – любить мужа, даже если он не отвечает на ее страсть?
– Я хочу тебя, Монтана, – прошептала она, гладя его лицо. – Я хочу быть с тобой, делить с тобой твою жизнь. Если хочешь, я буду играть роль примерной жены ради твоих братьев и моего отца, а когда приедет моя мать…
Он не дал Тори договорить. Он поцеловал ее в губы, заключил в объятия, крепко прижав к себе. Он был тронут ее словами, даже смущен.