Мы скользим среди ледяного хаоса по направлению к мысу Баранова. Этот мыс, кажется, служит местом встреч всей фауны Чукотки. Помимо бесчисленных лисьих следов, мы встретили следы росомах, потом волков и, наконец, следы короля Арктики – полярного медведя. Медведей столько, что я заряжаю ружье и с тревогой поглядываю по сторонам. При переходе через большую трещину мои сани длиной пять метров застревают в этом хаосе. И я трачу целый час, разбивая лед топором, чтобы выбраться. Наконец мы достигаем плоской площадки и останавливаемся. Я кладу ружье и, прежде чем насладиться заслуженной передышкой, решаю осмотреть горизонт в бинокль. К несчастью, вдалеке от саней видны три белых существа. Движение матери замедляется двумя маленькими медвежатами размером с крупных котов. Усталые собаки ничего не видят, ничего не чувствуют, это дает нам шанс. Медведица, проходя с подветренной стороны саней, внезапно останавливается, потом встает на задние лапы, чтобы вдохнуть и опознать множество запахов, дошедших до нее. У меня на санях оленина, рыба и собачий корм, и я чувствую, как она колеблется, вдыхая эту смесь аппетитных ароматов. Наконец благоразумие берет верх и маленькая семья медленно удаляется, украдкой оглядываясь назад.

Туман остановил нас в том самом месте, где пересекались несколько свежих медвежьих следов. Какая глупость разбивать лагерь здесь, говорю я себе, стряпая оленину с ломтиками тюленьего сала. Но утром с удивлением обнаруживаю, что у нас ничего не похищено, и мы продолжаем наш бесконечный поход вдоль острова Айон.

После более 10 000 км пути от Северного мыса я и мои собаки, запряженные в сани, достигли Чукотки, самого восточного региона России, и устроились на лето в руинах военной базы недалеко от мыса Шелагского, самой северной точки в этом краю. В нашем путешествии появился новый поворот. У собак летом «передышка», и я позволяю им вновь открыть для себя все радости оседлого образа жизни. Хижина, которую я кое-как починил, расположена в 100 км к северу от Певека и в 50 м от Северного Ледовитого океана.

В одиночестве я наблюдаю природу, питаясь тем, что добываю на охоте. Полярные медведи наведываются сюда весной и осенью, летом киты плещутся на расстоянии нескольких кабельтовых от берега. Какое великолепное зрелище!

Теперь мы окунулись в осенние бури. Работы предостаточно. Надо подготовить дрова и уголь к зиме, укрепить и как следует утеплить домик, отремонтировать экспедиционное снаряжение, обучать собак, писать и… продолжать жить, чтобы цель всей жизни была вскоре достигнута.

22 октября 2003 года. Валькумей

«Зачем эта экспедиция?» – часто спрашивают меня. По-видимому, тем, кто задает такой вопрос, это объяснять бесполезно, ведь объяснение скрывается скорее не за чем-то конкретным, а за сферой тонких чувств, где каждый находит свою собственную мечту. Что побуждает человека, которого иные принимают за сумасшедшего, идти на восток уже более трех лет? Что ищет он в этой ледяной необъятности? Не больше и не меньше, чем все остальные, – счастья, своего счастья.

Эти тысячи километров дикой тундры полностью отделили меня от цивилизованного мира, вероятно, потому, что я не спортсмен, алчущий рекордов, не глава предприятия, фабрикующего доллары, но всего лишь скромный рассказчик грез. А греза не продается. Мы, исследователи, властны создать свою реальность, смеясь над так называемыми ценностями, которые хоть и неизбежны, но все же условны и поверхностны. Несмотря на эту долгую экспедицию, которую можно квалифицировать как «премьеру», я не собираюсь идти до предела возможного, я просто пребываю в поисках красоты мира, его величия. Один на обездоленном Великом Севере России, я могу наблюдать мир в отдалении, как, должно быть, наблюдает Землю космонавт на своей орбитальной станции.

Мое одиночество безмерно, но я люблю его.

Жиль Элькем | Фото автора

Перевод Динары Селиверстовой

От редакции: Путешествие Жиля Элькема по суровым северным землям еще далеко от своего завершения. Поэтому в последующих номерах мы будем знакомить наших читателей с теми этапами, которые Жиль намерен преодолеть в ближайшее время.

В этой части света время будто остановилось, беспощадно иссушив ландшафт, останки древних акул и морских ежей, некогда живших в прибрежных водах, и памятники кочевых цивилизаций.

В ментальной географии человечества с древнейших времен и до наших дней Каспийское море значится как нетипичный, особый водоем, и тому есть множество причин. В ряду первых можно назвать геофизические: море обладает набором редких характеристик – оно является крупнейшим в мире бессточным водоемом, уровень которого лежит ниже уровня Мирового океана. В него впадают более 130 рек, в том числе и самая большая в Европе – Волга. В его водах ходят уникальные, более нигде не встречающиеся стада осетровых, о спасении которых на протяжении всего XX века говорили экологи в связи с обмелением моря.

Специалисты предвещали несколько глобальных экологических катастроф, но после каждого обмеления в критический момент море вновь наводнялось, будто играя со всем живым, что обитает в нем. Следующая его «особенность» связана с местоположением: Каспий, как известно, является водным зеркалом, через которое переглядываются Европа и Азия. Но, несмотря на то что водоем находится практически в центре континента и со всех сторон окружен сушей, он почему-то во все века представлялся границей обитаемого пространства, пустынным краем, удаленным от цивилизации. Для Геродота, например, Каспийское море было последним заливом океана, опоясывающим обитаемую землю; при этом он нигде не отмечал, что на берегах этого залива может жить человек. В свою очередь, Александр Македонский, выйдя к каспийским берегам, не поверил глазам своим и назвал открывшуюся ему водную гладь Меотийским озером, словно опасаясь сознаться себе в том, что зашел так далеко– в немыслимую для европейца запредельную Азию. Примечательно, что и для персидской империи, которую сокрушил Александр, каспийские земли были тоже диким краем. Племена, населяющие его южный берег, не были подчинены персам и не говорили по-персидски, хотя восточные владения Ахеменидов простирались вплоть до Туркестана.

В знаменитом средневековом сочинении «Золотые степи» арабский ученый X века Масуди пишет об этих берегах и об обитающем в Каспийском море чудовище, которое, подобно урагану, встает из пучины и поднимает вихрящуюся голову на высоту огромного дерева. Но еще раньше, в X веке, страшнее чудовища были для подданных халифата отряды морских разбойников-викингов, которые, разведав путь на юг по Волге, совершали сокрушительные набеги на каспийские берега, не получая, видимо, серьезного сопротивления. И только гвардия кагана Хазарии, столица которой Итиль находилась в дельте Волги, смогла уничтожить пиратов и тем самым уберечь на время прикаспийскую цивилизацию.

Каспий издавна обладает некой, не поддающейся объяснению исторической двойственностью: с одной стороны, он, без сомнения, причастен к ходу истории, к событиям, происходящим на его берегах, с другой – письменных свидетельств этой истории почти не осталось. Но это лишь видимость. Будучи пронизанным торговыми путями, связывающими берега Европы и Азии, он всегда оставался прозрачной границей с абсолютно разной жизнью по обе стороны. Волга, в свою очередь, тоже была границей прикаспийской территории. Причем относительно правой стороны этой границы есть свидетельства VI—IX веков, непосредственно говорящие о здешней жизни хазар, тюрков-обузов, славян и так далее. Тогда как в левой стороне история периодами будто прерывается, оставляя взамен лишь череду теней кочевых цивилизаций. Но отсутствие примет исторического бытия не дает повода рассматривать эти места только как грандиозный геологический останец древнего моря Тетис, соединявшего когда-то Каспийское, Черное и Аральское моря. Представить такое прошлое можно и сегодня. Достаточно побывать на пустынных каспийских берегах, где осадочные породы, будто специально вывернутые избыточным давлением толщ под прямым углом, «обнажают» тысячелетия. Каждый шаг по глыбам, возможно, равен прошедшим здесь эпохам.