Простерли руки свои на тех, которые с ними в мире, нарушили союз свой.¹

Шел июнь года девятьсот двадцать восьмого от Рождества Господа нашего, седьмой год царствования Райса-Майкла Элистера Халдейна, короля Гвиннеда. День выдался прохладным, ночью моросил дождь, к утру небо слегка расчистилось, и все же тяжелые облака вновь собрались на небесах к полудню. Невзирая на пронзительный ветер, две женщины выбрались на крышу самой высокой башни замка и там, у крепостной стены, поплотнее завернувшись в плащи, подбитые мехом, вновь, как и накануне, стали пристально вглядываться в простиравшуюся вокруг равнину.

Это место не хуже любого прочего годилось для ожидания, ибо их мужчины запаздывали уже на несколько дней. К югу на многие мили простиралась долина Йомейра, к востоку она вскоре сменялась Рельянскими холмами, которые загораживали вид на Колдорское ущелье. Именно в ту сторону отряд отправился неделю назад, и именно в сторону Колдора были устремлены теперь взгляды женщин, щурившихся в лучах беспощадного солнца.

Судри Истмаркской не впервой было ожидать возвращения мужа здесь, на крыше башни, ибо она была госпожой и владелицей замка вот уже добрых двадцать лет. Совсем еще ребенком приехала она в Лохалин, невестой герцога, и уже спустя год родила ему дочь, ту самую, что превратилась теперь в очаровательную рыжеволосую, молодую женщину, стоявшую рядом с матерью. После гибели любимого брата, десять лет назад, годы не принесли особых тягот, и единственное, что омрачало их с Хрориком жизнь – это отсутствие других детей. Стэйси оказалась единственной дочерью и наследницей, а сейчас и она стала матерью, дав жизнь младенцу, который едва успел увидеть отца и деда, ибо те спустя несколько часов после его появления на свет, второпях устремились к Колдорскому ущелью, получив известие о нападении торентских войск.

– Должно быть, это вчерашняя буря их задержала, – выпалила Стэйси внезапно, потревожив одного из волкодавов, что лежал у ее ног. Молодая женщина вновь взглянула через укрепления крепостной стены, покрепче прижимая к себе сына. – Боже правый, а вдруг что-то стряслось с Корбаном? Они должны были вернуться несколько дней назад. Что-то случилось… Я точно знаю.

– Успокойся, дитя. Мы пока еще ничего не знаем.

И все же на лице Судри Истмаркской, не сводившей взгляд с укрытых туманом гор, застыло напряженное встревоженное выражение, ибо, сама себе не желая в том признаться, она знала куда больше, чем ей бы, возможно, сейчас хотелось. И касалось это не Корбана, любимого мужа Стэйси, но ее собственного дражайшего супруга Хрорика.

Очень скоро дурные вести достигнут их. Теперь она в этом не сомневалась. И пусть в ее собственных жилах кровь магов, что некогда правили этой землей, была сильно разбавлена, и полжизни она всячески отрицала свое происхождение, однако и этой толики колдовского наследия было достаточно для внезапных ослепительных вспышек нежеланного провидческого знания, в те мгновения, когда она этого меньше всего ожидала или хотела. Она не получила даже самого простейшего образования, ее никто не учил пользоваться своим даром, ибо они с братом очень рано остались сиротами, и воспитывал их дядя, надменный Дерини, столь дерзко злоупотреблявший своей силой и властью, что очень скоро его собственные крестьяне взбунтовались и убили его.

Случилось это как раз накануне дворцового переворота в Гвиннеде, когда погиб король Имре Фестил и к власти вновь пришли Халдейны. Затем в стране начались беспорядки и войны, и случилось так, что они с братом сделались заложниками у отца Хрорика, горделивого, но доброго в душе герцога Сигера Клейборнского, – ибо они с Кеннетом приходились дальней родней правящей фамилии Торента. В ту пору куда благоразумней ей казалось притвориться, будто она и вовсе не обладает никакой магией, а затем она и сама забыла, что когда-то владела ею. И уж менее всего она ожидала, что влюбится в одного из сыновей своего пленителя…

Все эти отрывочные воспоминания ненадолго отвлекли Судри, и поэтому именно Стэйси первая заметила всадников, сперва лишь маленькую горстку, но затем появились и остальные – несколько дюжин мужчин, медленно, с трудом пробиравшихся по затопленной грязью тропе, что вела от ворот замка к Рельянским холмам.

– Возвращаются, – выдохнула Стэйси, щурясь изо всех сил против слепящего солнца. – Смотри, смотри, вон там отцовское знамя.

У Судри прервалось дыхание, ибо теперь и она заметила боевой стяг в руках у одного из всадников. Серебряный полумесяц и два золотых солнца на лазурном поле.

– Матушка, я не вижу флаг Корбана, – воскликнула Стэйси. – Матушка, где же он? Корбан…

Не дожидаясь ответа, она развернулась и стремглав понеслась вниз по винтовой лестнице. Судри не успела даже остановить ее, и теперь до нее лишь издалека доносилисьстоны и тревожные возгласы дочери, испуганно стискивавшей в объятиях маленького сына. Волкодавы устремились вслед за хозяйкой. Судри, не тронувшись с места, вновь окинула взглядом приближающийся отряд, заметив теперь то, что ускользнуло от внимания дочери: темные очертания тела, перекинутого через седло лошади, которую вел в поводу один из всадников, что ехал рядом со знаменосцем. Тело было укутано в зеленый плащ, который она собственными руками подшивала для мужа перед этой поездкой… Казалось, это было целую вечность назад.

Чуть позже она не смогла бы вспомнить, как спустилась по узкой винтовой лестнице, и опомнилась, лишь когда внезапно очутилась внизу, во дворе замка, и вокруг толпились мужчины и лошади, и повсюду был шум, запах крови и смерти. Ее зять, завидев Судри, бросился ей навстречу, превозмогая усталость, окровавленной и забинтованной рукой прижимая к себе всхлипывающую жену.

Вид у Корбана был мрачный и усталый. Он лишился шлема, пропитанные потом черные волосы выбились из косы, кожаные доспехи были потрепаны, замараны грязью и носили следы тяжелого сражения. Подбежав к Судри, он рухнул у ее ног на колени, и широкие плечи содрогнулись от рыданий. Схватив женщину за руку, он уткнулся бородатым лицом в ее юбки.

– Прости, я не сумел спасти его, – выдохнул он. – Они захватили Кулликерн… Один Бог ведает, зачем им это понадобилось. Мы потеряли несколько дюжин человек, и большинство из тех, кто вернулся, серьезно ранены. Они нас заманили, выбросив флаг перемирия, а затем напали исподтишка. Нужно отправить людей предупредить Сигера с Грэхемом и попросить подкрепления… И гонца к королю!

– И что же, торентцы двинутся дальше? – неожиданно спокойно спросила его Судри.

– Не знаю. – Корбан вскинул голову и устремил на нее взор, столь же мрачный и безутешный, как и ее собственный. – На них были доспехи цветов принца Миклоса Торентского. Возможно, это лишь начало нападения на Гвиннед. Нужно выяснить, заметили ли дозоры Сигера что-то неладное при Оранале или вдоль берегов.

В воспоминаниях она вернулась к той встрече, что состоялась несколько месяцев назад в Лохалине. Там была она сама, Хрорик и принц Миклос, поразительно красивый молодой человек, приходившийся ей дальней родней. При нем находился еще один, темноволосый незнакомец, которого представили как оруженосца принца. Хрорик очень неохотно согласился на эту встречу, и отнюдь не из любви к Торенту, но в надежде положить конец переписке, которая тянулась вот уже семь лет между их замком и Белдором, столицей Торента, где, непонятно почему, считали необходимым до сих пор трепать давний вопрос о статусе заложников.

Сама Судри на этот вопрос отвечала совершенно уверенно, она более не считала себя ни заложницей, ни подданной Торента, и вся ее верность принадлежала мужу, а также его сюзерену в Ремуте. Торентского принца это привело в ярость, так что, скорее всего, нынешний конфликт не имеет отношения к пограничному вопросу. Это месть принца Миклоса за ее отказ встать на сторону Марка Фестила, заявлявшего свои права на гвиннедскую корону. Но теперь отказ Судри стоил жизни ее любимому мужу, а также многимдругим преданным истмаркцам.