— Бифштекс с кровью? — уточнил тот.

— Полупрожаренный.

Когда официант ушел, Хитоми серьезно сказала:

— Меня никогда не водили в такие места, я даже толком не понимаю, что там написано в меню.

— Это настоящее преступление — не водить женщину в ресторан. Так говаривал мой отец. Но ведь если не ходить в рестораны, то куда надевать модный костюм? Спальня ведь тоже рассчитана на двоих, глупо спать в ней одному!

Фудзио сделалось смешно. По правде сказать, ему и самому уже надоели эти россказни об отце. Заученные фразы просто оскомину набили.

— У вас, должно быть, замечательный, добрый отец.

— Пожалуй…

Пусть его безвольный отец будет замечательным и добрым. Для Хитоми. Зачем спорить? При этой мысли у Фудзио поднялось настроение.

— Ну а ты что делала на побережье, можно полюбопытствовать? — спросил он. Можно не покупать женщине ничего, просто спросить, как ей живется — и та потеряет от радости голову.

— Мне надоело жить. Вот и решила умереть, — выдавила Хитоми.

— Я так сразу и подумал. Никогда не ошибаюсь.

Фудзио так и распирало от радости, словно он сорвал хороший куш на скачках. На лице его играла довольная улыбка.

— Но топиться — это распоследнее дело! Только представь, когда тебя найдут, твое тело совсем разложится… Лично я и пальцем бык твоему трупу не прикоснулся! — Фудзио и сам верил в то, что говорил. — Если уж топиться, то топись подальше в море. Ну, к примеру, у кораллового рифа. Рыбы обглодают твои кости, море отполирует их, и они станут белые-белые… Я слышал такие рассказы.

Он и вправду слышал такое, когда работал коридорным в гостинице, хотя и не знал — правда это или вранье.

— И с чего тебе так наскучило жить?

— Муж завел любовницу.

Тут Фудзио разобрала зевота и он не сумел сдержаться. Зевок вышел неприлично большим.

— Она родила ребенка. Муж сначала скрывал все от меня; похоже, думал, что обойдется, но постепенно привязался к ребенку. Теперь, наверное, захочет создать нормальную семью. А я стала обузой. Мне здоровье не позволяет иметь детей, поэтому я должна уступить место…

— Вот оно как… — Фудзио напустил на себя глубокомысленный вид. — Но давай попробуем взглянуть на ситуацию под другим углом зрения.

— Как это?

— Допустим, что ты возьмешь и умрешь, назло всем. Но твоя смерть окажется им только на руку. И муж с любовницей будут только злорадствовать. Получается, что самоубийством ты ничего не добьешься. Конечно, это — прекрасный способ испортить жизнь действительно близкому человеку. Но твой-то муженек — он испытает лишь облегчение. И выходит, что ты умерла напрасно. — Фудзио получал искреннее наслаждение от своих разглагольствований.

В чужом горе есть приятные стороны. Вот если бы Сабуро заболел раком и страдал… он, Фудзио, наверное, был бы просто счастлив.

— А что за женщина у твоего мужа?

— Она держит кафе — недалеко от фирмы мужа.

— Кто у нее — мальчик?

— Говорят, девочка.

— Ну, совсем хорошо. Представляешь картинку — в субботу твой муж бредет домой с женой и ребенком из ближайшего супермаркета. В руках у него тяжелый пакет, оттуда торчит пучок сельдерея… А ребенок ноет: «Почему папы никогда нет дома?» Вот уж такого я и врагу не пожелаю.

Бифштекс оказался довольно большим, к тому же Хитоми отрезала ему часть от своей половинки, поэтому Фудзио ощущал тяжесть в желудке.

— Послушай, как насчет десерта? — шепнул он Хитоми.

— Вы любите сладкое?

— Ага. — Фудзио знал, что, когда он смеется, брови у него делаются «домиком».

— Только что официант развозил тарталетки и сырные палочки.

— Это отличный десерт, но я предпочитаю тебя. Для меня ты — самая сладкая.

Хитоми устремила взгляд куда-то вдаль. Взгляд у нее сделался отсутствующим.

— Что, уже забыла вкус сладенького?

— Помню.

— Люди, не знающие этого вкуса, очень несчастны. Но еще несчастнее те, кто не может купить себе сладкого.

Хитоми молчала.

— Решай. Ты ведь не первая изменяешь. Первым начал твой муженек. И ты должна отомстить. Я не настаиваю, но это было бы так естественно. Словно выпить стакан воды. Жестоко запрещать себе такое удовольствие!

— Куда поедем? — голос Хитоми был тихим и спокойным.

— Снимем комнату прямо здесь. Скажу, что моей жене стало плохо.

Фудзио предложил Хитоми съесть что-нибудь сладкое, но та отказалась. Тогда он заказал только кофе. Потом они спустились на лифте вниз, и Фудзио подошел к портье.

— Мы обедали в ресторане, и моей жене стало плохо. Я бы хотел снять комнату, чтобы она могла полежать.

— Вызвать врача?

— Нет, не стоит. У нее редкое заболевание — болезнь Меньера. Ей становится дурно в самых неподходящих местах. Болезнь неопасна для жизни, но ей нужно прилечь, чтобы прошло головокружение.

О болезни Меньера он узнал от коллеги в магазине сельхозтоваров.

— Вас устроит время до половины четвертого… до четырех часов? — спросил портье.

— Разумеется. Я же сказал, ей просто нужно немного полежать. Тут подошла Хитоми, отлучавшаяся в туалет.

— Как ты себя чувствуешь, дорогая? — с наигранной заботой осведомился Фудзио.

Их проводили на третий этаж. Как только коридорный удалился, вручив им ключ от номера, Фудзио рассмеялся.

— У тебя лицо совершенно больного человека. Но тебя вылечат бифштекс и секс.

Фудзио заставил ее снять блузку и юбку и отправил в ванную. Потом небрежно сдернул покрывало на двуспальной кровати и улегся, воскрешая в памяти очертания тела Хитоми. Оно было жалким, комбинация висела мешком, там и тут выступали кости.

Женщин, которым нравится секс, в мире не так много, книги и комиксы врут, — в этом Фудзио был убежден. Женщины в основной своей массе скорее испытывают к сексу отвращение. Может, и Хитоми такая?

Женщины, женщины, женщины, с которыми его связывал случай. Некоторые, правда, сбегали, не ответив на его домогательства. Но Фудзио был уверен, что в тех случаях просто действовал без должной настойчивости, вот птички и упорхнули. Ни одна женщина не устоит перед ним, если он возьмется за дело всерьез. Хотя, впрочем… Наверное, бывают и неприступные…

Чтобы эта мысль высветилась отчетливей, Фудзио намеренно растравил себя, поднял всю грязь со дна своей души.

Что она там возится столько времени? И плеска воды не слышно… Фудзио даже встревожился:

— Эй, ты там в порядке?

Состояние Хитоми его мало волновало. Просто он подумал, что будет, если ей вздумается выпить яд.

— Сейчас выхожу.

— Да ладно. Не торопись.

Хитоми появилась из ванной, на волосах — гостиничная шапочка для душа, бедра обмотаны махровым полотенцем. Бровей под шапочкой почти не видно, поэтому лицо похоже на кошачью мордочку.

— Ложись. Я тоже быстро приму душ.

Фудзио поплескался, как мокрая ворона, слегка сбрызнув себя горячей водой и, выйдя из душа, плавно скользнул на постель рядом с Хитоми, которая так и лежала в махровом полотенце.

— Ждала?

В сущности, это было пустое, ничего не значащее слово. В такие мгновения подходящих человеческих слов не найдешь…

— Плакала? — Фудзио заметил, что уголки ее глаз влажные — но не оттого, что она приняла ванну.

— Да.

— Из-за чего?

— Из-за того, что еще жива.

— Да не волнуйся ты так по пустякам!

Фудзио почувствовал раздражение. Однако тут же он ощупал кончиками пальцев все уголки тела Хитоми и, покрывая поцелуями ее сомкнутые веки, настойчиво прошептал:

— Если твое тело плачет, значит, ты ему позволяешь. Пусть еще поплачет.