- Ну, ребятки, поговорил бы с вами, да надо искать того шутника…
- Будете бить? - заинтересовался Сивый.
- Нет, не буду.
- Боитесь?
- Я против самосуда. И потом, бить надо меня: влип как новичок. Юг действует, - вздохнул капитан. - В милицию его сдам. Братцы, еще раз спасибо.
Он спустился к морю, почистил одежду и смыл кровь, отчего защипало рассеченную кожу. И, махнув двум фигуркам на обрыве, пошел к поселку…
- Ой, боже,- хозяйка так и села на скамейку перед домом.- А я уж хотела в милицию бежать.
- Приятеля встретил, - пробормотал оперуполномоченный, не придумав по дороге никакой приличной версии.
Но хозяйка придумала моментально. Видимо, его вид не вызывал сомнений.
- В вытрезвитель попал?
- Ага, - обрадовался Петельников.
- Похудел-то как… Иди, поешь.
Почему-то вытрезвитель вызвал нежность. Она налила тарелку горячего супа и поставила свои, отборные помидоры.
Доев суп, Вадим почувствовал прилив необоримого сна. Хозяйка еще что-то говорила о плодожорке, которая поселилась на яблонях, но его уже тянула кровать.
Он пошел в свой домик. На стуле лежала книга и его авторучка. На столе краснел термос с чаем, залитым еще вчера. Висело полотенце, давно высохшее. Рубашка, выглаженная еще дома…
Он стянул грязную одежду и упал на кровать. Так сладко ему не спалось даже в детстве. Он перевалил бы на ночь, не звякни хозяйка под окном собачьей миской.
- Чайку попьешь? - спросила она.
- Еще во сне мечтал.
Голова не болела. В мышцах появилась спортивная свежесть. Он хотел чайку и зверски хотел есть, словно пахал. Поэтому извлек из своих запасов банку сгущенного молока и кружок полукопченой колбасы, а хозяйка поставила громадную миску пузатых помидоров.
- С кем шелопутничал-то?
Этот вопрос ему и требовался.
- Местный. Олегом звать…
- Чего-то не припомню.
- Невысокий, сухощавый, с челочкой…
- Может, сын Федора? Так он в армии.
Значит, не местный. Тогда его не найти. Но ведь он не один. И есть жертва. «Ава, доченька…
- Вы давно тут живете?
- И, милый, лет двадцать пять. И горы знаю, и море.
Моря она не знала. Она даже в нем не купалась, хотя ей было не больше пятидесяти.
- А вы украинка?
- Какая тебе украинка? - удивилась хозяйка. - Новгородская я.
Она попробовала копченую колбасу, сразу растрогалась и выставила миску больших желтых груш. Казалось, уколи грушу иголкой - и она вся вытечет в миску.
- А татары живут?
- Есть три семьи.
- Значит, я слышал татарское имя. На пляже девушку называли Авой.
- Так это не татарское, - обрадовалась хозяйка его ошибке. - Это же Григорий Фомич кликал свою дочку.
- Странное имя, - удивился Петельников.
- Звать-то ее Августой. А Фомич зовет Авой. Как собаку, прости господи. С другой стороны, и Августой звать неудобно. Одно бесиво получается.
- Что получается?
Капитан уже слышал, как она этим словом называла Букета, когда тот отказывался есть кашу.
- Бесиво, говорю, - объясняла хозяйка. - Бесиво и есть бесиво.
Он понял: от беса, значит.
- А они местные, Фомич-то с Августой?
- Да, по Виноградной живут, последний дом, у табачного поля.
Ему сразу расхотелось есть. Ноги, его длинные ноги, сами собой переступали под столом.
Петельников определенно знал, что работает оперуполномоченным уголовного розыска не из-за денег. Он работал и не потому, что не мог бы найти другого места. Он работал не потому, почему работали многие люди, которые, раз ступив на определенную стезю, уже не смогли с нее сойти. Он работал и не ради звания, престижа или мундира… Любознательность, любознательность и любопытство двигали им на трудных розыскных дорогах. Он считал, что у человека, кроме таких известных инстинктов, вроде сохранения жизни и продления рода, есть инстинкт любопытства, о котором люди редко вспоминают. И он ничуть не слабее остальных.
Он вышел из дому и побрел по улочкам.
Петельников поднялся на гору, заглянул в санаторий, мелким шагом сошел опять в поселок и все-таки оказался на Виноградной улице, хотя собирался в местный отдел, к коллегам. И двинулся по ней, до ее конца.
Он усмехнулся. Ну, придет. Здравствуйте. Здравствуйте. Вы Григорий Фомич? Я Григорий Фомич. А это ваша дочь Ава? А это моя дочь Ава. Помидоров не продадите ли? Продам, а сколько кило возьмете?
Самодеятельность какая-то. И чего, спрашивается, так загорелся? Может, обида? Личная?..
Виноградная улица кончилась. Табачное поле подходило только к одному беленькому дому, который ничем не отличался от других. У проволочной изгороди стояла женщина. И он почему-то сразу решил, что это Августа.
- Здравствуйте, - сказал Вадим, не имея никакого плана.
- Здравствуйте, - негромко ответила она.
Ей не было тридцати. Симпатичное лицо с глубоко въевшимся загаром. Слабоголубые, не южные глаза. Волосы, отбеленные солнцем. Крупные ладони с грубоватой кожей, задубевшей на виноградниках и табачных плантациях.
Она вопросительно смотрела на гостя. Ему оставалось только спросить про помидоры.
- Дачников пускаете?
- Мы вообще не пускаем.
- Дом громадный, а не пускаете, - удивился он.
- Одна большая комната да кухня. Некуда пускать.
Говорила она спокойно, чуть улыбаясь неопределенной улыбкой.
- Может, есть какая пристройка? Вторую ночь сплю у моря…
Она поверила, улыбнулась, но промолчала.
- Или с вашей мамой поговорить? - не сдавался капитан.
- Мамы у меня нет.
- Ну с папой?
- Отец уехал.
Она попыталась улыбнуться, но на этот раз улыбка не получилась - только шевельнулись губы. Отец уехал. Все правильно. Его и не должно быть.
- Пожалейте человека! - заговорил капитан с подъемом, который появился, стоило ему услышать про уехавшего отца. - Есть у вас беседка, сарай, кладовка, чердак? Я не варю, не стираю, не пью и не курю.
- Беседка есть, - задумчиво сказала она, скользнув взглядом по ссадине на лбу.
- Чудесно! Я буду платить, как за комнату.
Она усмехнулась:
- Живите. Только беседка без крыши.
- Зачем на юге крыша? Спасибо, побежал на пристань за вещами…
Возможно, он опять лез в яму. Но теперь была откровенная борьба, где удара в спину он не допустит, потому что в борьбе его ждешь.
Вадим испытывал лишь неудобство перед хозяйкой - все-таки съели не одну миску помидоров. Она поджала губы и села у калитки, как бы показывая, что путь свободен. Она даже ни о чем не спросила. И гордо не взяла деньги за три дня вперед, которые он хотел ей вручить в порядке компенсации за ущерб, причиненный досрочным освобождением квартиры.
Но не объяснять же.
Капитан привык работать по версиям. Несведущему человеку показалось бы, что он играет в детектива, полагая загадкой то, что и так очевидно. Но для сыщика нет очевидных положений - для него есть версия проверенная и версия непроверенная.
Очевидно, что этот Олег на пляж не пойдет… И все-таки… В его практике был случай, когда правонарушителя искали по всему Союзу, а он ночевал на месте своего преступления.
Петельников вернулся к морю.
Вадим спустился к воде и оглядел прореженный пляж. Конечно, его тут не было. И не могло быть. Но девушки, Медузочка и Черненькая, сидели на гальке плечом к плечу.
- Рад, что вы не сгорели, не утонули и не объелись вишнями, - приветствовал их Петельников, усаживаясь на свой объемистый портфель.
- А вы объелись? - спросила Черненькая.
- Я тут с голоду помираю…
- А откуда у вас ссадина?
- Неудачно нырнул.
- Уезжаете? - поинтересовалась она, окидывая взглядом его одежду и портфель.
- Нет, он не уезжает, - сказала вдруг Медузочка, всматриваясь в море, словно она так и смотрела в него со вчерашней встречи.
- Да? - удивился Петельников.
- Ведь блатные не уезжают, - объяснила Медузочка, - а смываются.
- Вы про меня? - уже не удивился он.